- Слушай, а давай сделаем это вместе, а? Если хочешь - взявшись за руки, станем новыми героями для всех этих вечно тоскливых малолеток, а? Эдакие современные Ромео и Джульетта. - Их много уже было, после Ромео и Джульетты. Их миллионы. - А мы будем круче, чем они все! Мы создадим свою историю, запишем, и ее разорвут на тысячи кусочков, и каждый кусочек станет книгой, фильмом, переживанием, легендой. Но главное - никто не будет знать, что на самом деле это лишь шутка, и мы, возможно, даже посмеемся с тобой, глядя на всех этих страдающих мудаков. Главное - не зассать в решающий момент. - Зачем все это, а? Тебе что, плохо живется, я никак не пойму? Разве жить - не смешно, смешно только сдохнуть, да? Так ничего, еще успеется. А вот когда сдохнешь - все, дружище, каюк, кирдык, конец, да как угодно. В общем, без продолжения. - Ты так здраво рассуждаешь, что меня начинает мутить. Штампами говоришь. Прямо как взрослая. А ты знаешь, если всегда думать - никогда не получится словить настоящий кайф, особенно если речь идет о шутке. Некоторые шутки стоят того, чтобы сдохнуть, знаешь. И насрать на продолжение. Зато шутка удалась, понимаешь? Жить - смешно, ты права. Только нельзя ничем дорожить, а особенно этой ебаной жизнью. Знаешь, что такое хиромантия? Так вот, - он показал ей свою ладонь, проведя пальцем по линии жизни - вот, видишь? Это и есть твоя хваленая жизнь, малюсенькая складочка на ладони. Разве это хоть чего-то стоит? А смерть - ты видишь на ладони смерть? Нет. Потому что люди не придумали линию смерти. Они просто боятся туда даже заглянуть, все носятся со своим гребаным земным существованием. И вот это - действительно смешно. Потому что я не боюсь. И потом буду сидеть на своей линии смерти - длинною в бесконечность - и смеяться над ними всеми, маленькими, жалкими. И, если хочешь, ты будешь сидеть рядом. Там и любовь другая, не та, что умещается на руке. Там и она - нескончаемая, настоящая. Все думают, что настоящее - это то, что можно пощупать, полапать, схватить и зажать в грязной потной ладошке. А на самом деле это все херня. Настоящее - это то, что точно есть, везде, всегда. Оно настолько "есть", что его не приходится опредмечивать, дабы ощутить. И там - там оно все будет настоящим. Там и мы будем настоящими. Разве ты не хочешь? - Ну...разве что шутки ради. - она робко улыбнулась. Он улыбнулся в ответ и прижал ее к себе. - Разумеется. Только - ради смеха, и - ничего более. *** " 2 марта, 2007г. Сейчас лежим в больнице. Я ведь знала, что что-то пойдет не так, была уверена. Это он все со своими глупостями. Но он всегда умел красиво говорить, убеждать. На самом деле, мне кажется, он просто и сам боялся, только выглядеть пытался таким смелым. Ну, я его не виню - а кто из нас не боится смерти? Только святые да те, кто при жизни так мучается, что сил больше нет. Но и насчет них я полностью не уверена. А мы - молодые совсем ребята, нам еще жить не надоело, что бы он ни говорил. Ведь он хотел сначала спрыгнуть - тогда бы умерли. Но потом передумал. Говорил, некрасиво будет. И вешаться - некрасиво. Топиться - сложно, и тоже некрасиво. Говорил, сейчас модно резать вены и нажираться таблеток. Сначала - таблетки, затем - вены, чтобы наверняка. А чтобы красиво было еще и ванну с пеной сделал, и роз туда понакидал, и свечи зажег. Красиво, действительно, было. А потом он вывалил все таблетки из аптечки и из каждой упаковки достал по две штуки - мне и себе, принес воды, мы все это выпили...разделись, легли в ванную, взяли по бритве...Голова кружилась, помню. И страшно было очень. А еще - стыдно. Отвратительно стыдно. Так, наверное, чувствовала бы себя десятилетняя девочка, которой ее друг предложил поиграть в любовь. Вот и я, как эта девочка, лежала - голая и дрожащая, и только вместо похотливого мальчишки надо мной нависала смерть, изучала меня до мелочей, придирчиво, тщательно, издевательски. Смерть искала изъяны и неправильности, смерть вот-вот готова была рассмеяться мне в лицо. В общем, мне было мерзко. Возможно, это все таблетки. А он сидел и резал свои чертовы вены, смеялся. Только смех тоже был каким-то стыдливым, трусливым, да и руки у него тряслись. Потом я резанула. Больно почему-то не было. Я опустила руку в воду и смотрела, как кровь маленькими змейками расползается по воде. А потом я отключилась. И, как мне показалось, я услышала смех. Это, наверное, он смеялся, но тогда я подумала, что это была смерть. Ну, потом пришла с работы его мама, вызвала скорую и нас увезли. Со мной ничего страшного, ему гораздо хуже. Слава Богу, хоть вовремя забрали. Думаю, он поправится. И тогда все станет лучше прежнего. Я даже не буду напоминать ему о том, что случилось. Он и сам все поймет." *** - Здравствуйте! Ну, как? Не лучше? Женщина отрицательно покачала головой, посмотрев на девушку. - Молчит? - Молчит. Ни слова не говорит. И глаз не открывает. Ест, когда кормлю. В туалет ходит. Моется. Только все с таким лицом, словно не для себя старается. И глаза - закрыты. И все будто думает о чем-то, сам себе. - Ну...может, пройдет. Сказали же, что нарушений нет никаких, видимых. Значит - ничего страшного. Вы главное держитесь, пожалуйста. - Спасибо. Я стараюсь. Ты тоже держись. Зайти не хочешь? - Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз. До свиданья! - Пока. Девушка помахала женщине рукой и быстро пошла домой. Ей было страшно там находиться. *** "25 декабря, 2007г. Скоро Новый Год. Готовимся к празднику. Лидия Григорьевна умерла, вчера я была на похоронах. По этой причине он теперь живет с нами. У него отдельная комната. Я стараюсь как можно реже к нему заходить, потому что я трусиха. Мерзко себя чувствую, но заходить все равно боюсь. На похоронах он совсем не плакал. У меня ощущение, что он даже и не понял, что произошло. Никаких эмоций. Думаю вот - а может, он ослеп? С тех пор, как его выписали, я ни разу не видела его с открытыми глазами. Ужас. Я стараюсь как можно реже бывать дома. Мне плохо рядом с ним. На Новый Год поеду к подруге." *** "1 июня, 2008г. Забросила тетрадь в дальний угол шкафа и забыла про нее до лета. Иногда полезно делать уборку, все-таки. Так вот...время летит, но ничего не меняется. Одинаково. Скучно. Серо. Иногда кажется - может, и правда стоило тогда сдохнуть? Потому что жизнь вдруг лишилась всякого смысла. Больше нет веселья, особенно здесь. Как ты был прав. Это была бы потрясающая шутка. А теперь ты не шутишь. Даже не смеешься. Не видишь. Ты просто есть, но тебя словно и нет. И меня скоро тоже не будет. Стану твоей тенью. Тенью тени. А потом, когда-нибудь, я нас убью. И мы будем сидеть на нашей линии смерти длинною в бесконечность. Хотя нет. Не будет этого. Трусиха. А дневник - к черту. От него только хуже" *** "18 сентября, 2059г. Я сохранила его тогда, а теперь радуюсь. Так смешно и грустно читать. Столько времени прошло. Я отгоняю старость модной одеждой, работой и париками. Только вот, открыв эту тетрадку, пролистав пыльные страницы, исписанные мелким аккуратным почерком, поняла - я старая. Я очень старая. И - приняла. Но все равно, те события снова пронеслись перед глазами, будто это было вчера. Я, кажется, начинаю что-то понимать. Смерть не видится больше коварной и злорадствующей, гадкой. Просто она не любит молодых и глупых. Они обращаются к ней на "ты", словно она им какая-нибудь подружка-приятельница. Но это так, ерунда. А он, кстати, все так и молчит с закрытыми глазами. Я уже привыкла, хоть и чувствую себя все так же неуютно в его обществе. Иногда лишь хочется подслушать его мысли. О чем он вообще может думать столько лет?" *** Она принесла ему чай. Он сидел в кресле и улыбался чему-то - легко так, воздушно. Когда она уже собиралась уходить, он вдруг сказал ей ровным спокойным голосом: - Сядь, пожалуйста, рядом. Он старательно выговаривал каждое слово - звук собственного голоса раздражал, казался слишком громким. Она удивленно вздохнула. - Господи, ты заговорил! Зачем же ты молчал раньше, зачем мучил столько лет, ответь мне? Он поморщился и поднес палец к губам. - Тише, пожалуйста. Ни к чему это. Просто - сядь. Она села. Смотрела на него - жадно, хищно, словно за все те годы, когда она опускала свои глаза, заходя в его комнату. Смотрела на его седые волосы и лицо - странное лицо, не имеющее возраста. А он улыбался. Она задавала ему нескончаемые вопросы, не дожидаясь ответов. Она ругала его, она просила у него прощения. Она говорила, говорила, говорила... - Тише.- прошептал он - Тише. Больше этого не надо. Теперь - не говори. Закрой глаза и молчи. Не слушай. Не смотри. Не говори. - Зачем это все? - Сделай так. А потом она закрыла глаза, и мир исчез. Исчезли стены и старый диван, исчезли лица, глаза, улыбки. Исчезли звуки. Исчезло абсолютно все. Можно сказать, что остались только чувства - но это не будет верным. Это не чувства. Что-то было. Только об этом нельзя рассказать. Да и сказать, что оно было - тоже нельзя. Если бы кто-то зашел в комнату, то увидел бы двух стариков, сидящих рядом друг с другом. Глаза их закрыты. Старики улыбаются и почему-то кажется, что они могут вот-вот просто раствориться в воздухе. Они не держатся за руки и не смотрят друг на друга, но все равно создается ощущение, что они - единое целое. Странно. Если бы кто-то и зашел в комнату, то он вряд ли бы смог хоть что-то понять. Да и понимать-то, если честно, нечего. *** - Слушай, а хочешь увидеть бесконечность? |