Я счастлив! Ты всё ещё любишь меня, хозяин! Ты сегодня налил мне вкусной похлебки, но не это главное. Ты со мной говорил, рычал, хоть и рычишь курам на смех, любя трепал меня за шкуру. Я так долго ждал этого! Хоть ты и самый лучший и умный, но почему-то не знаешь такого простого собачьего языка. И нюх у тебя совсем никакой. Помнишь, к нам забрались плохие люди, а ты и не учуял. Зато потом, когда я поднял лай, как мы с тобой их гнали! Ты бы почаще меня спускал с цепи, а то мышцы совсем слабые, а цепь короткая – не побегаешь. Эх, были ведь времена, я еще щенком был, ты водил меня на луг, я резвился и дурачился. Потом ты пытался затащить меня в реку, а я упирался…

Спасибо, что догадался бросить мне старый мешок в конуру, теперь не так холодно. Осенью тяжело было, конура текла, а ты и не заметил. Зато сейчас там корка льда, а сверху снег. Весной он растает, и опять на меня закапает. Чужие псы лаяли, что в городе есть собаки, что в доме живут; им прически делают, на выставки водят. Им даже куриных костей не дают, говорят, от них получаются острые осколки и могут поранить нежные желудки. Брехня, наверное. Мне бы сейчас тех костей… Ты уж не ругай меня, хозяин, когда я вечерами лаю. Так я с соседями разговариваю. Только и радости в жизни, что с ними полаять, да дождаться, когда ты со мной поиграешь. А может, дождусь, когда ты меня с цепи спустишь – погоняться. Вот кот наш – ходит, где хочет, его еще и в дом пускают. А какой с него прок? Мышь дохлую подобрал и к порогу приволок. Так хозяйка его и приласкала, и накормила до отвала. А потом он еще неделю в доме жил, из окна дразнился.

Старый я стал, хозяин, зима лютая выдалась – мёрзну. Побегать надо, кровь разогнать. Надеюсь дожить до преемника – есть чему научить. Ты присмотрись ко мне – шерсть уже не блестит, не лоснится. Пора, пора щенка нового брать. Лобастого бери, они настырные. А пока один я, буду по мере сил хозяйство твое охранять. Ты, главное, гладь меня, трепи за шкуру. Большего, видать, нашему брату не положено.

А я все равно тебя люблю, хозяин.