Я умирала потом не раз, когда прощалась с ним и снова уезжала. Я считала дни от встречи до встречи. Они случались пару раз в год: по неделе, по месяцу, я жила у бабушки, а потом опять возвращалась на Север. Он звонил, писал, конечно же, редко, такой уж человек, а я была уже настолько поглощена им, что, наверное, мне хотелось бы уже какой-то развязки, хотелось быть рядом. Но однажды он сказал, что жениться надо ближе к 30 годам, а на тот момент нам было 19-20 лет. Но для того, чтобы приехать жить на Украину, мне нужна была работа, а о том, чтобы он уехал на Север, тоже речи не заходило - где бы он там жил и на что. В какой-то момент он поступил учиться в институт, он был талантливым и умным, и ему все давалось легко, но потом бросил учиться, как-то слонялся без дела, а на меня порой накатывало: что ты хочешь от жизни, к чему стремишься, но он не мог сказать в ответ ничего вразумительного. Словом, Димка не позвал, а я не приехала. Он понимал, что ответственность за мой переезд на Украину ляжет на него, и не хотел брать ее на себя, хотя мы сходили с ума от этих разлук, наверное, так не могло долго продолжаться.

Он был единственным человеком в моей жизни, с которым мы понимали друг друга не то, что с полуслова, с полувзгляда. Это были странные отношения, пониманию, но уверенна - это было нечто настоящее…

А потом, что-то сломалось, я приезжала по-прежнему, он приходил, убей, не помню, как произошло (и было ли оно) объяснение о том, что пора завязывать с этой любовью. Инициатор был Димка это точно, а может, он и не говорил ничего….

Просто обещал прийти – и не приходил, а я говорила бабушке, что иду с ним гулять, а сама лежала на лавочке у дома, стоявшего на перекрестке, что делил нашу улицу пополам, в кромешной темноте, смотрела на звезды, курила и ловила каждый звук: не Димка ли идет. Иногда он появлялся, иногда приходил его друг и говорил, что Дима не смог прийти. Я подружилась с его сестрами, я была в Питере у Вали, общалась в поселке со Стальмирой, меня очень любили его родители. Сейчас я понимаю, что я завязывала эти с ними отношения, чтобы хоть немного быть ближе к его дому и к нему, чтобы эта ниточка не разрывалась, я думала, это что-то изменит, нет, я конечно же, не говорила с ними о наших отношениях в том плане, чтобы они могли как-то повлиять на ситуацию, я просто дружила с ними, часами разговаривая про Димку. Словом, это были мучительные несколько лет: я приезжала, а он общался с какой-нибудь девочкой, они постоянно менялись почему-то, кроме того, как-то так случалось, что я постоянно сталкивалась с ним, ехала ли я в соседний Кировоград, шла ли по поселку (а надо сказать, это действительно не так часто случалось бы будь все так просто: ведь молодежь там, как правило, видится на дискотеках, которые бывают с пятницы по воскресенье) а мы пересекались постоянно, я даже подозреваю, что он думал, будто я его нарочно преследую. Но нет, это были случайности, из разряда тех, что не случайны: ведь зачем-то сталкивали нас вместе снова и снова. Он начал встречаться с Ленкиной сестрой, а учитывая, что мы жили в соседних домах на одной улице, надо ли говорить о том, как я «умирала», видя как они идут впереди меня, когда он провожал ее домой. Я сходила с ума от отчаяния, в полном смысле этого слова, однажды даже чуть не хлопнулась в обморок, потом в больнице мне сказали, что у меня упадок сил, дескать, кушать надо больше.

Я уезжала и писала ему письма, иногда он отвечал, да так, что верилось: все вернется. Я приезжала, а он делал вид, что ничего ТАКОГО не писал. Я как-то сблизилась с Ником, Димкиным племянником, который всегда мне очень симпатизировал, мы переписывались, и однажды, когда он жил в Луганске у старшей Димкиной сестры Татьяны – той пресловутой маминой одноклассницы, с которой все и началось, они пригласили меня приехать в гости, в то время я проводила отпуск в Питере. Все было чинно и важно, никто и предположить не мог каким кошмаром это все обернется.

Поезд походит к вокзалу, я смотрю в окно, и я чувствую, как съезжает моя крыша: на перроне стояли Ник и…. Дима. Дальше – больше, практически не разговаривая всей этой командой мы прибыли к Татьяне, Ник никак себя не проявлял, поскольку здесь был Дима, Дима, ходил абсолютно отмороженный – вообще было непонятно зачем он приехал Таня и домочадцы старались делать вид, что для них такая ситуация дело привычное. Днем все уходили на работу-учебу, а мы сидели дома, и большей частью молчали. Не помню, спросила ли я его: зачем он приехал или он сам сказал, что позвонила Таня и сообщила как бы невзначай, что я еду в Луганск. Непонятно одно, за каким хреном он-то приперся туда. Помню, как все вместе, мы ходили на рок-оперу: «Юнона и Авось», и как меня трясло от всех этих: «Я тебя никогда не забуду». И я думала и его это как-то проймет, но он когда хотел всегда умел скрывать свои эмоции, а может действительно, ему было по фигу. Словом, та еще была поездочка. И это еще не конец истории.

Уезжали мы в один день. Вечером. В купе с нами ехал какой-то дядька, который тут же заснул на верхней полке. Помню, как он разговаривал во сне, Димка задавал ему какие-то вопросы, а мужик отвечал, а я, слушая весь этот бред, смеялась до слез. Это о смешной части поездки. Вообще, она мне запомнилась смутно, нервное перенапряжение, наверное, тому виной. Мы курили в тамбуре, и я, наконец, решилась задать так мучавший меня вопрос: «Почему ты меня бросил?». И не помню, что он отвечал, да и отвечал ли, как сейчас вижу себя сидящей на корточках в холодном тамбуре, еле сдерживающейся, чтобы не зарыдать, и сигареты и одна за другой, и его лицо, едва различимое в неясном свете лампочки. Это, пожалуй, единственная яркая картинка. Остальное - в тумане. Не знаю, как это произошло, но мы провели эту ночь вместе, можно конечно подумать, что при наличии третьего человека в купе, это было достаточно пикантно. Кажется, я помню, что мысль о том, только бы он не проснулся, в голове крутилась. И только. Анализируя сейчас произошедшее тогда, опять же учитывая, что с головой полное крейзи относительно этих воспоминаний от поездки, помню, что, было, кажется противно, от осознания ненормальности происходящего, от того, что Димка был чужим, от того, что и мне ЭТО совсем было не нужно, от того, что он, приехав, испортил все, и на нет извел мои попытки выбросить его из головы, заменив кем-то другим. А утром мы разошлись на вокзале в разные стороны, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Неслучайная встреча, случайная связь – нелепость полная.

Потом, когда приехал Ник, и опять я попытались соскочить, что называется с Димы, ничего не вышло. Димка рассказал Нику о поезде, и потом не раз повторялась эта история, в том смысле, что, не возвращаясь ко мне, встречаясь с другими, здесь, в Знаменке он никого ко мне не подпускал, и там, на Севере – то же самое. Поскольку иногда он вдруг звонил, непонятно зачем, иногда как-то обнадеживал, но я приезжала – и ничего не менялось. Нередко я писала ему, мне и в самом деле было наплевать, что он об этом подумает, мне надо было выговориться. Иногда, я писала ему письма в своем дневнике и никуда их не отправляла – почитать его сейчас – это же полное сумасшествие – настоящая история болезни.

От Ленки я узнавала о нем, какие-то сведения, он жил все также свободно, где-то подрабатывал, с кем-то встречался. Когда я приезжала в Знаменку, общалась иногда с его друзьями, которые рассказывали, как он меня любил. И вот если бы, может быть, я не жила бы так далеко... Интересно, размышляла я, ведь ему стоило только поманить меня пальцем, я бросила бы все. Он хотел, наверное, чтобы я сама приняла решение, а не взваливала эту ответственность на него. Что он мог мне дать тогда? Дурак, конечно, ведь мне то и надо было только, чтоб он был рядом. Не знаю, иногда размышляя над всей этой дикой ситуацией, я начинаю думать, что он бросил меня нарочно, чтобы не пришлось принимать никаких решений, чтобы не подводить к принятию их меня, просто отрезал и все.

А потом я вышла замуж. Я влюбилась, но Димка, все равно будто осколок от кривого зеркала злобных троллей из сказки «Снежная королева», застрял в сердце. Я ничего не могла поделать с этим, я старалась, но, даже, дав согласие отдать свое сердце и руку другому, я рвалась в Знаменку: еще раз проверить себя, прежде чем принять окончательное решение. Опять же не помню, почему я не смогла поехать. Просто все произошло слишком быстро: два месяца назад познакомились: а потом: «Ну, вот и все ты замужем уже!». И кто знает, чем бы обернулась для меня эта поездка в Знаменку….

На каких-то пару лет мне все-таки удалось избавиться от этого наваждения по имени Дима. А потом опять началась мистика.

Была весна и я каким-то образом, уговорила маму поехать в Знаменку, потому что – апрель, а я никогда не видела настоящей весны, потому что – муж был ревнив и никогда не отпустил бы меня туда одну. И как-то так сложилось, что и маме – учительнице русского языка удалось в конце учебного года (что вообще нереально) отпроситься с работы, и мы поехали. Конечно же, мы с Ленкой, неизменной моей подругой ударились во все тяжкие: кафе, пиво по вечерам и – походы на дискотеку, хотя на тот момент мы уже давно из дискотечного возраста вышли. Но – почему бы не вспомнить молодость, тем более, что только на танцах (как это там называется) можно было встретить всех старых знакомых. И в первый же дискотечный вечер, когда мы собрались уж было покинуть эту слишком молодежную тусовку в угоду пивопотребления, в зал вошел Димка. Я знала, что у него есть постоянная подруга, что, в общем-то, все там стабильно, так же как и в моей жизни. Я уже научилась держать себя в руках, и поэтому старалась не отслеживать его передвижений по залу. Когда мы уже выходили на улицу, мы столкнулись с ним нос к носу. Надо было видеть его лицо: «Неужели это ты!», здесь было все: и искреннее удивление и радость от встречи, он даже обнял меня на виду у всего честного народа. Я держала себя в руках и верила, что я сильная и уже совсем умная девочка и кроме того, на меня нашел такой раж, я хотела доказать ему, что мне уже давным-давно наплевать на все, что случилось с нами когда-то. Я хотела, подсознательно сделать ему больно. А у него, наверное, что-то помутилось в голове, потому что только идиот может вести свою прежнюю девушку в кафе, чтобы познакомить со своей нынешней подругой. И потом сидеть и пялиться на прежнюю с глупым выражением лица. Не помню, о чем мы говорили, не помню лица его девочки, помню только выражение офигизма на лицах окружающих, знающих нашу с Димкой историю. И при этом я абсолютно отдавала себе отчет в том, что я веду себя как скотина по отношению к этой девчонке, потому что я понимала, что я бы не смогла простить подобного. Мы собрались уходить, я была спокойна и вместе с тем, ощущала такой подъем в душе, оттого, что я могу СПОКОЙНО говорить с ним, и не пугаться ничего. Надо было видеть, как его от этого штормило!

Стоило нам только отойти на десяток метров, как он догнал нас, оставалось только догадываться о том, что он сказал подруге, чтобы сотворить такой финт. У самого дома, Ленка, нас оставила, и мы сидели на лавочке и разговаривали о том, что произошло с нами за эти годы. Он интересовался, есть ли у меня дети, кем я работаю, и вообще, как живу. Словом, светские беседы, да и только. Но что-то происходило, неподвластное нам. Жизнь опять играла с нами, в понятные только ей одной игры.

Дома я долго не могла уснуть, прокручивая в памяти все, что случилось в этот вечер. На следующий день, когда мы снова отправившись на танцы, курили с Ленкой где-то на задворках клуба, он снова внезапно появился из ниоткуда, и было все как-то неясно в наших разговорах и вместе с тем – напряженно. А Лена мне рассказывала потом, что Димка работает сейчас в Харькове, в Знаменке бывает редко, а если и приезжает, то просто В ПРИНЦИПЕ ( !!!!) не бывает на танцах, и то, что он появился там, впервые за несколько лет – нечто из ряда вон выходящее. Потом и он говорил мне об этом, что этого случится, не могло никогда. Но слово НИКОГДА в отношении нас, очевидно, теряло свою незыблемость.

В этот раз он не приходил на дискотеку, но когда мы шли домой, мы снова встретили его и, кажется, он провожал меня домой.

А потом настала долгая-короткая неделя, по истечении которой мы с мамой должны были уезжать. Со мной творилось что-то невообразимое, я не могла дождаться выходных, а ведь это был единственный легальный выход из дома с надеждой на встречу с ним. Я ничего не ела, зато литрами пила кофе и выкуривала несчетное количество сигарет. Я просто не могла есть. Однажды, я отправилась к нему домой, объясняя это тем, что хочу встретиться с его сестрой… Был очень дождливый день, в его доме мне все очень обрадовались, мы курили со Стальмирой на пропахшем какими-то травами чердаке, разговаривали о чем-то. Димки дома не было. Потом он пришел с другом, и хотя знал, что я здесь заходить к нам не стал. Когда я уходила, мы поздоровались во дворе, и я, стараясь сдержать обуревавшие меня эмоции, простилась и пошла домой.

Вот эти картинки встают в моей памяти с потрясающей ясностью, будто это было вчера... Я шла по серой от дождя улице, вода с неба лилась не переставая, я уже зашла за поворот, за которым его дома, окруженного старыми ивами, не было видно. И хотелось плакать, от осознания того, что он остался там и что, возможно, я больше никогда его не увижу. И вдруг я услышала:

- Девушка, пустите под зонтик!

Это была победа и поражение одновременно: победа оттого, что я добилась чего хотела, он бросил все и помчался за мной, а поражение – оттого, что я отчетливо поняла, как я хотела снова увидеть, услышать, почувствовать его. И все, что я решила для себя: о том, что, наконец, излечилась от болезненной привязанности к этому человеку – полный блеф.

Он предложил мне пойти в кафе, но я обещала маме, что буду скоро, поэтому я начала нести какую-то чушь о том, что я промокла, мне надо переодеться, а потом я смогу пойти. Он смеялся, как ненормальный, учитывая, что на улице шел сильный дождь, легче было скрыться от него в кафе, чем тащиться через весь поселок переодеваться. Но он встретил какого-то знакомого мужика с машиной, который был жутко пьян, но взялся отвезти нас туда и обратно. Я влетела в дом с безумными глазами, бормоча что-то о том, что я сейчас уйду и скоро приду, не слушая упреков родственников, умчалась обратно. Дождь лил стеной, нетрезвый водитель выделывал на дороге такие невообразимые па, что я сомневалась, что мы вообще куда-нибудь доедем живые. Но в этом плане Бог миловал. А потом мы, не замечая времени, сидели в пропахшем дешевым табаком кафе, пили кофе из пакетиков и говорили. И просто ничего не надо было больше, кроме того, чтобы слышать друг друга… И заходили какие-то старые друзья, таращили от удивления глаза, пытались подсесть за наш столик, но уже через минуту понимая, что мы просто никого не замечаем вокруг, уходили.

Дома мама пыталась вразумить меня, говоря, что я замужняя женщина и что так нельзя, и я все понимала, но ничего не могла с собой поделать. А Ленка смеялась, утверждая, что мы остались такими же ненормальными, как и раньше, и что никто и ожидать не мог от Димы такого финта. Мы нужны были друг другу в каком-то платоническом, духовном плане, такое ощущение, будто мы молчали все эти годы. А тут вдруг – прорвало. Да, мы целовались, но я понимала, что я изменяю мужу, не сейчас, когда целую Димку, а когда, говорю, смотрю на него, потому что таких ощущений, такой полной гармонии чувств, у нас не было никогда. Я помню, как он чудил, мой исключительный Димка… Мы танцевали под песню Алсу, которая мне очень нравилась, и которая, будто написана была про нас. Я сказала, что мне очень нравится эта песня, он говорит:

- Хочешь, ее сейчас еще раз поставят?

Конечно же, я рассмеялась, ну кто поставит подряд одну и ту же песню, но он ушел куда-то, а спустя несколько мгновений в зале снова зазвучали аккорды этой мелодии. Мы танцевали, а люди вокруг выглядели ошарашенными, не понимая, что происходит. И, кажется, где-то возле сцены сидела его подруга. Но я так хотела быть с ним, и он так искренне отвечал мне взаимностью, я старалась не думать о том, что творится у нее на душе. Наверное, мы просто ничего не могли с собой поделать. У нас была всего эта неделя, которая неумолимо подходила к концу. Были только прикосновения рук и губ, были бесконечные разговоры и больше ничего. И мы знали, что это все закончится, и никогда мы не сумеем вернуть эту весну и изменить что-то в жизни. Хотя, опять же, сегодня, оглядываясь назад, я понимаю, что стоило ему лишь только позвать меня, я бы в тот момент пошла за ним на край света ни на секунду, ни о чем не задумываясь.

В последний вечер, когда мы стояли у моего дома, я спросила:

- Интересно, зачем это все случилось?

А он поправил:

- Наверное, не зачем, а за что?

Мне кажется, это была расплата за то, что мы когда-то предали то настоящее чувство, которое было нам подарено, мы не прошли это испытание, и нас лишили его. А той весной, вернули на недельку, чтобы мы осознали, ЧТО мы потеряли.

Конечно, он не пришел меня провожать, ведь там была моя мама. Конечно, мама жутко боялась, что вернувшись домой, я наделаю глупостей. Конечно, этого не произошло, потому что, как ни странно, мужа я тоже любила. Но как-то иначе. И чувствовала, себя предательницей. Никогда, как в те первые месяцы после моего возвращения мне не было так плохо, больно, никогда противоречивые чувства так не разрывали меня на части как тогда.

Я написала Димке письмо, не помню о чем. А в канун дня рождения получила пухлый конверт, где лежали несколько его коротких писем. Он писал, что все не решался отправить их, но потом все-таки подумал, что это стоит сделать. Там было удивительное стихотворение, посвященное мне. Там были строки о том, что он любит меня. И любит Иру свою тоже. Словом, его мучили те же эмоции, что терзали меня. И все таки, он писал о том, что когда я уехала, ему казалось, будто от него осталась половина…

В общем, такая вот история – или жизни, или болезни. С тех пор прошло несколько лет, и сегодня я опять чувствовала себя безмятежно спокойной и верила, что в тридцать лет женщина уже способна управлять своими чувствами, чтобы не произошло в ее жизни. Эту самую тему мы и обсуждали весьма бурно, когда вдруг Лена замолчала на полуслове и уставилась куда-то позади меня, а через секунду наклонилась ко мне и взволнованно зашептала:

- Только не оглядывайся! Ты не поверишь, но только что в кафе зашел Дима. В компании жены и друзей, - она откинулась на кресло и уже спокойно добавила, - ну и что ты теперь скажешь? – тут спокойствие опять оставило ее, - и чего эта зараза не зажигается, проворчала она, нервно щелкая зажигалкой.

Я машинально достала свою, включила, да так и осталась сидеть с трепещущим огоньком в одной руке, пытаясь второй вставить в рот сигарету, причем не тем концом.

- Эй, Прометей, факел погаси и успокойся, - вредным голосом заявила Ленка, сунула мне другую сигарету и налила добрую порцию мартини, - что делать будем, спокойная моя? – саркастически поинтересовалась она, - они сейчас заказ делают, а потом сядут за столик и будут зал разглядывать и увидят меня, ты-то спиной сидишь, но он ведь подойдет здороваться, вот вам и приехали!

Я опять заставила себя вспомнить, что мне уже тридцать и я взрослая, умная, ну и дальше по тексту методик самовнушения. На самом деле и волнения-то никакого не было: ступор и пустота. «Этого просто не может быть… этого не должно было случиться… я уже это проходила однажды», - билось в голове. И мне все-таки удалось взять себя в руки.

- Как говорится, Лена, будь что будет, он же с женой, это раз, мы тысячу лет не виделись это два, и означает, что я уже не юная нимфа, когда-то пленившая его воображение, и… давай выпьем, это три, - почти спокойно сказала я и опрокинула в себя почти весь бокал «Бьянки».

- Эй, ты полегче на поворотах, вечер только начинается и мы, кажется, собирались продлить удовольствие, а не надираться сходу, - заявила Ленка, отставив от меня подальше бутылку, - а что касается того, что он с женой, то он и прошлый раз был не один, - не удержалась моя лучшая подружка.

Я решила не вступать в бесконечную перепалку, молча отобрала у нее бутылку, плеснула в бокал, загребла из ведерка для льда хорошую горсть прозрачных шариков, сделала маленький глоток и, надвинув на глаза темные очки, до этого служившие ободком, тихонько оглянулась.

- Ну-ну самое время очки напялить, шпионка хренова, - проворчала Ленка, но я не отреагировала.

Компания, с которой пришел Димка, рассаживалась за столиком, о чем-то весело переговариваясь, сам Димка стоял, прислонившись к барной стойки, оплачивая заказ. Вот он отвернулся от бармена и стал разглядывать зал, кивал знакомым, с кем-то перебрасывался шутками, а я, стараясь быть максимум незаметной разглядывала его. Он не слишком изменился с момента нашей последней встречи, но как-то повзрослел, возмужал что ли. Но его жесты, улыбка были такими же, что отпечатались в моей памяти, какими-то особенно красивыми, неспешными. Как же мне нравилась всегда эта улыбка, такая мягкая и открытая, эти солнечные лучики, разбегавшиеся в стороны от серых глаз, менявших свой оттенок в зависимости от настроения…На какое-то мгновение его взгляд остановился на мне и я чуть было не нырнула под столик, но во время вспомнив, что я уже взрослая девочка и должна уметь держать себя в руках, даже не вздрогнула, а также тихонько повернулась обратно к Ленке. Он не узнал меня.

- Ну, что, конспирацию соблюла ?- саркастически поинтересовалась Лена, - и ты думаешь это тебя спасет? Меня-то он узнал, вот как радуется, руками машет, - продолжила она, улыбаясь во весь рот Димке, - он сейчас подойдет здороваться, очки сними, дура, и так поди-ка народ вокруг думает, что у тебя с головой не все в порядке: на дворе десять вечера, а она в очках! Сними, кому, сказала!

Понимая, что назад дороги нет, очки я, конечно, сняла, и даже успокоилась. У меня так бывает иногда, вот вроде бы только что умирала от страха, но будто что-то щелкает в голове и мягкими волнами накатывает такое непрошибаемое спокойствие, что нарушить его никому не под силу. Будто защитный экран какой-то падает и все становится по барабану. Ленка, об этой моей особенности тоже в курсе и поэтому, уловив перемену, произошедшую в моем облике она тоже расслабилась и даже поудобнее устроилась в кресле, настроенная досмотреть это представление до конца. В общем, мы уже совсем расслабились, когда Димка подошел, наконец, поприветствовать подругу дней своих суровых. То бишь, Ленку. Пока они с ней братались да целовались, я успела еще пару раз хлебнуть мартини, разочарованно осознавая, что алкоголь перестал оказывать благостное воздействие на мой организм, и даже наступившее уже было прежде легкое опьянение, куда-то бесследно испарилось. Я готовилась держать удар. Перестав тискать Лену, Димка повернулся ко мне. И остолбенел. В прямом смысле этого слова: глаза вытаращил, улыбаться перестал, только что на пол не сел, а так все признаки помутнения рассудка на лицо.

- Ну, привет, - сказала я, как ни в чем не бывало позвякивая льдинками в бокале, - как я понимаю, целоваться, не будем, - «Остапа несло», вспомнилось мне, но отступать назад уже было поздно.

- Этого не может быть, - пробормотал он, чуть не сев мимо кресла, благо Ленка успела во время скорректировать его стыковку с креслом.

- Я вот тоже всегда так думаю, когда тебя встречаю, раз в несколько лет, - заявила я, - и всегда ошибаюсь: все в этой жизни может быть, тебе ли об этом не знать, не мальчик вроде.

Но он уже взял себя в руки, хотя прикурить сигарету, как совсем недавно я, исхитрился только раза с третьего и то, при помощи предупредительной Ленки, несколько секунд с интересом наблюдавшей за его мучениями.

- Ты откуда, - задал он глупейший из вопросов.

- Оттуда! – в тон ответила я, ну что тут еще скажешь, - Ты вот тоже, говорят, не часто здесь бываешь, и все-таки ты здесь.

- Это точно, я тут вовсе не бываю, а тут решили с Иркой прогуляться, да и ребята подошли….

- Кстати, они тебе уже сигналят, иди, а то кабы чего не вышло, - вклинилась в нашу беседу предупредительная Ленка, - Вы уже это однажды проходили, иди, Дима, иди, - ласково похлопала она его по плечу, - у вас уже дети: у тебя мальчик, у Светки вон тоже: девочка и еще девочка, давай, давай, мы с тобой потом еще встретимся, а сейчас мы будет со Светой продолжать наш банкет.

- Вот-вот,- поддержала ее я, подливая в бокалы мартини, - надо бы еще бутылочку заказать…

Он усмехнулся подозрительно, но все же ушел, причем, когда дошагал до своего столика, уже, кажется, отменно владел собой, шутил и смеялся.

- Ну, все, понеслось, - пробурчала Лена, - вот блин и сигареты кончились, дай свои!

- Что понеслось? - как ни в чем ни бывало, спросила я, подвигая ей пачку.

- А то ты не знаешь, сидишь, дурочку из себя изображаешь, весь вечер блин, насмарку, с вами всегда так! – бормотала она.

- Слышишь, не обобщай, все у МЕНЯ хорошо, сижу с тобой вот разговариваю о жизни, значит, а ты орешь без дела, хочешь я тебе мартини еще возьму?

- Ну, давай, прогуляйся к бару, не привлекая внимания, если, конечно, это у тебя получится, - язвительно сказала Ленка.

В принципе привлекать внимание было нечем, конечно, на свежем деревенском воздухе я уже успела хорошенько отдохнуть и отвлечься от всех домашних и рабочих забот, а потому выглядела умиротворенной и посвежевшей. Одета в этом вечер я была тоже не броско: льняные брюки кофейного цвета, белая льняная же рубашка и черный топ. Ну, правда, каблуки напялила в честь выхода «в свет», но это так, для души. Хотя, конечно же, выглядела я в этот вечер хорошо, даже при всех моих претензиях к собственной фигуре – ну бывают же иногда в жизни такие дни, когда тебя все устраивает в себе. Это был один из таких.

Я медленно пробиралась к барной стойке, как обычно в это время зал уже был заполнен до отказа, я видела какие-то знакомые лица, кому-то кивала, но при этом старалась ни коим образом не фиксировать свое внимание за ИХ столиком. Удавалось мне это с трудом: там где сидит Димка обычно бывает особенно шумно, а, учитывая, что его знакомые давно не встречались с ним, вокруг Димкиного компании царило небывалое веселье, кто-то уже придвигал к ним другие столики, чтобы было лучше слышно шутки и анекдоты. Ну, конечно же, я бросила взгляд в их сторону, как раз в тот момент, когда его кто-то позвал, и он, отвернувшись от жены, которая что-то шептала ему на ухо, поднял голову и увидел меня. И опять, как и момент, когда он впервые увидел меня в этом кафе, он замер, лицо его как-то странно дернулось, но он быстро справился с собой (в чем всегда был мастером) и повернулся на зов.

Я благополучно добралась до бара, взяла мартини и сигареты и даже обаяла бармена настолько, что он взялся донести к нашему столику ведерко со льдом, учитывая, что здесь всегда было самообслуживание, этот его поступок вызвал у меня умиление. Таким вот аттракционом: я впереди с бутылкой и бокалами в руках, а бармен сзади с ведром, мы стали пробираться к нашему с Ленкой столику. Шли красиво, без сучка и задоринки, пока не добрались до места Димкиной дислокации. В этот момент он поднимал упавшую на пол зажигалку и, когда я проходила мимо, вдруг резко выпрямился… и вышиб из моей руки бокалы. Я замерла, бармен чуть не надел мне на голову ведро со льдом, поскольку курсировал след в след, не ожидая никаких препятствий на пути, Дима, смеясь, потирал макушки, а я как скаковая лошадь нервно хрустела копытами на битом стекле. В общем, картина маслом.

- Я оплачу стоимость бокалов, - сказал он бармену, - где они у тебя стоят, давай я девчонкам другие принесу, - Дима, как обычно взял ситуацию в свои руки, и, не слушая объяснений растерянного парня, рванул к бару. Оттуда на встречу ему уже шлепала ворчливая старушка с веником: «Приходят, посуду бьют!», наверное, бормотала она, но виновник аварии со словами: «Вот вам бабушка за труды!», вручил ей крупную денежку, и бабушка сразу стала улыбаться.

«Смотрите, как мы красивые жесты любим делать», злобно подумала я и, махнув рукой бармену, повела наш пострадавший караван к стойлу. То бишь, столику, где радовалась жизни, наблюдавшая этот незапланированный спектакль Лена. Величественным жестом отпустив бармена, я хлопнулась на стул:

- Наливай, скорее, а то я сейчас в обморок хлопнусь, от пережитых волнений!

- Куда, наливать-то, - поинтересовалась Лена, - доигрывай уже свою сцену до конца, сейчас вон Дима с бокалами подоспеет, он и нальет, - нагло заявила Леночка.

- Ты еще скажи, что я сама это устроила, - возмущенно уставилась я на нее.

- Ну, нет, почему же, это вы только вдвоем можете такой цирк организовать! – окончательно добила меня она.

У меня уже не было сил спорить с этой вредной особой, к тому же вспоминая разыгравшуюся недавно сцену, меня стал пробирать смех. Лена, глядя на меня, тоже не удержалась и к тому моменту, когда Димка с бокалами в руках дошел до нашего столика, мы уже чуть было не падали с кресел от хохота. Окружающие нас активно поддерживали, вечер переставал быть томным, как говаривал незабвенный Бендер. Дима. Между прочим, глядя на нас, тоже присоединился к общему веселью.

- За это и выпьем, - отсмеявшись, сказала Ленка и отобрала у него бокалы, - молодец, донес, всем спасибо, все – свободны.

- У тебя ноги-то целы, - заботливо поинтересовался он и присев на корточки, стал ощупывать мои конечности. Я замерла от этих нежных прикосновений, и смеяться мне уже совсем расхотелось.

- Дима, ну-ка быстро вылези из-под стола, - зашипела Ленка, - жена смотрит, что сдурел совсем, да? – жалобно зашептала она, - уйди Христом Богом тебя прошу, имейте же совесть, люди кругом!

Он выпрямился, непонимающе посмотрел на нее и оглянулся туда, где за столиком сидела его Ира, не сводившая с нас пристального взгляда. Она тоже уже когда-то переживала нашу историю, не знаю, как он тогда объяснил ей свое поведение, но ведь объяснил, и она стала его женой.

Окинув нас на прощанье каким-то сожалеющим взглядом, он медленно, будто нехотя отправился к своей компании.

- Ох, чувствую, не кончится это добром, - проговорила Ленка, разливая по бокалам мартини.

- Не трави душу, ладно, и так тошно, - я затянулась сигаретой и решила в который раз: все больше никогда и все такое…

Мы и вправду старались говорить о чем угодно, но только не о Димке и обо мне, и нам было даже весело в определенные моменты. Когда вспоминались вдруг какие-то веселые сюжеты из прошлого, смеялись от души и никого вокруг не замечали. Впрочем, иногда Лена смотрела в их сторону и недовольно бормотала:

- Никогда бы не подумала, что созерцание твоей ничем непримечательной спины, может доставлять человеку такое удовольствие, ты посмотри, как таращится, бедненький….

Я молчала, ну что тут скажешь? Не могла же я ответить ей, что сама еле сдерживаюсь, чтобы не оглядываться, ведь вечер кончится и кто знает. Когда я увижу его снова. А так хотелось наглядеться на его лицо, чтобы запомнить каждую черточку, каждую улыбку его и перебирать потом по ночам в памяти эти смутные воспоминания, придумывая какие-то нереальные истории с его участием.

- Слушай, я выйду на улицу, потихонечку, проветрюсь, надо мне чуть-чуть остыть побыть одной, ты не обижайся ладно, - сказала я, просительно заглядывая Ленке в глаза.

- Иди, только реветь не вздумай, а то знаю я тебя, - махнула она рукой.

На улице уже была глубокая ночь, и воздух, после насыщенного дымом сигарет кафе, казался удивительно свежим и прозрачным. Там за закрытыми дверями осталась музыка, несмолкающий говор людей, а здесь стояла такая звенящая тишина, что хотелось раскинуть руки и взлететь туда, ввысь, в темное небо, расшитое блестками звезд, которые, казалось, расположены так близко, что только дотронься рукой, покатятся вниз к земле и исчезнут в траве – не заметишь. Я прислонилась спиной к толстому стволу яблони, что росла неподалеку от входа в кафе и замерла, боясь нарушить неосторожным движением эту ночную тишину. Вдруг дверь кафе открылась, кто вышел на крыльцо. И через минуту я услышала легкие шаги за спиной.