Он прислонился к дереву, и некоторое время стоял молча, и только сквозь тонкую ткань рубашки я чувствовала, тепло его плеча и боялась пошевельнуться.

- Ты восхитительно пахнешь, - сказал Димка.

- Сигаретным дымом, наверное….

- Ну и дымом, конечно, но это все-таки другой запах, как эти духи называются?

- Не скажу, зачем это тебе? И вообще, зачем ты пришел, я была уверенна, что выскользнула незаметно, - недовольно сказала я.

- И вправду незаметно, думал, ну все исчезла Сфетка, как и не было, это я из Ленки информацию вытряс, еще говорить не хотела, упиралась! – улыбнулся он.

- Я уже давно не Сфетка, я и забыла, что мое имя может так звучать….

Он резко повернулся, и я чуть не уткнулась носом в его грудь:

- Ничего ты не забыла, не обманывай!

Отступать мне было не куда, сзади дерево, впереди – Димка. С каждой секундой я ощущала, как мое незыблемое спокойствие растворяется в ночной прохладе. Он легко касался кончиками пальцев моего лица, будто очерчивая линию бровей, губ:

- Помнишь, я говорил о том, какие красивые у тебя губы? – я хотела ответить, что мне это не только он говорил, но сдержалась, промолчала и даже кое-как выскользнула из его рук и стала шарить по карманам в поисках зажигалки.

Как хорошо уметь курить, вертелось в голове, очень иногда способствует разрешению щекотливых ситуаций. Он, наверное, тоже так подумал, закурил, но посмотрел на меня без одобрения. Дверь кафе опять хлопнула и на пороге появилась озабоченная Лена, которая обнаружив меня живой и невредимой, кажется, вздохнула с облегчением, а Димку одарила негодующим взглядом. Он усмехнулся и зашел обратно в кафе.

- Ну и что тут у вас? – осведомилась она, когда дверь за Димой захлопнулась.

- Ничего, я веду себя прилично, - как ни в чем не бывало, ответила я.

- А он? – не отставала Лена.

- И он тоже.

- Ага, значит, все впереди.

Я не успела сообщить ей, что она дура, как двери кафе открылись, и оттуда появился Димка с женой, на ходу прощаясь с друзьями, они отправились в сторону Димкиного дома.

- Ну, что съела? – грустно сказала я, - пошли мартини допивать.

- Ой. Света, еще не вечер, - пробормотала оно, впрочем, слегка растеряно.

Где-то еще с час мы лениво потягивали свои коктейли, практически не обращая внимания на окружающих, как вдруг Ленка встрепенулся, распахнула свои и без того не маленькие газа и замолчала. А через секунду к нашему столику подсел Димка собственной персоной, в единственном числе, как писали в одном английском детективе.

- Лена, глотни мартини-то, и отомри, - усмехнулся он, глядя на Ленку.

Что она и сделала и тут же заголосила, правда, шепотом:

- Ты сдурел! Люди же смотрят!

- Как будто тебя когда-то волновало, что о тебе люди подумают! Стареешь, однако! Успокойся, я сам за себя буду волноваться, я уже взрослый мальчик.

- Но дурной! – не унималась Ленка.

- Ребята, я вам не мешаю, - решила подать я голос, - а то, мне уже надоело эту перепалку выслушивать.

Они оба заткнулись и закурили. В это время в кафе зашел Ленкин обожатель, с которым она уже на протяжении пары лет поддерживала, вяло текущие почти семейные отношения. И поскольку они находились в очередной ссоре, а товарищ настойчиво желал выяснить отношения прямо здесь сейчас, Ленке стало не до нас. Как я и ожидала все закончилось плохо:

- Ну, раз уж ты все равно тут сидишь, проводишь Светку, а то нам поговорить надо, - обратилась она к Димке, - не обижайся, ладно, вам все равно сейчас не до меня, - Ленка чмокнула меня в щеку и испарилась.

Некоторое время мы молчали; я потому что попросту не знала и боялась, что было сказать, а он… не знаю почему. Он просто сидел и рассматривал меня, наконец, я выдержала:

- Хватит а? Мне уже под стол залезть от твоего взгляда хочется, что тебе надо, а?

- Ты совсем не изменилась, - сказал он.

- Это плохо или хорошо?

- Это хорошо. Просто я думал, что совсем забыл твое лицо, иногда, бывает так, знаешь, стараешься вспомнить черты человека, и помнишь будто бы по отдельности все : нос, глаза, губы, помнишь четко и ясно, а в целом никак не можешь собрать все это воедино…

«Знаю я как это бывает», - подумала я, - сама сколько раз мучилась, вспоминая его лицо, и ничего порой не выходило, будто таял, исчезал его образ в памяти, и было от этого так больно и горько, что хотелось выть в голос….

- Можешь не провожать меня, - вставая из-за стола, сказала я, - давай не будем делать глупости.

- Ты говоришь сейчас, как почтенная мать семейства, правильная и несгибаемая, - усмехнулся он.

- А я такой и являюсь: матерью семейства, замужней женой. Ну что там еще: особой, которой недавно стукнуло тридцать лет, а значит, нет больше ни времени, ни желания, делать глупости. Поздно уже. И вообще и сегодня в частности: мне домой уже пора. И тебе, кстати, тоже, у тебя, между прочим, там жена и сын, - мне даже противно стало от этой собственной правильности, но ведь надо же было что-то говорить….

Я пошла к двери, раскланялась по пути с барменом и вышла на улицу. Зная, что Димка идет следом.

- Ты все также пользуешься популярностью, вон Лешка-бармен, как на тебя таращился, - поддел меня он.

- А тебе-то что ревнуешь? – безо всяких эмоций поинтересовалась я.

- Ревную, - его голос прозвучал как-то глухо и устало. И эта усталость будто бы передалась мне и весь кураж от этого дурацкого вечера куда-то испарился. И хотелось только одного: упасть в кровать и, зарывшись лицом в подушку, скулить от жалости к себе и от того, что изменить в этой жизни уже ничего не получится: все уже произошло – то, что потеряно – не вернется, а то, что имеется – такое милое и спокойное, настолько привычно, что иногда бывает очень печально от этих похожих один на другой дней и только девчонки мои, будто солнечные лучики каждое утро освещают мой будущий день своими сонными улыбками. А там за заботами и суетой уже не до печалей и некогда себя жалеть, мчишься по накатанной дороге и остановиться просто нет времени.

Мы шли по темной дороге, ведущей к дому моей бабушки, которая умерла совсем скоро после прошлого нашего с мамой приезда, будто проститься мы с ней приезжали тогда… Шли, как и много лет назад, когда он провожал меня домой и мне так хотелось, чтобы дорога эта не заканчивалась никогда, чтобы не прощаться с ним, пусть и до завтра. Чтобы не слышать строгий бабушкин голос: «Света, домой!». «Да сейчас, ба», - с досадой кричать ей в ответ и снова, и снова целоваться с ним до изнеможения, не имея сил проститься, освободиться от его горячих рук.

Мне и сегодня хотелось, чтобы эта дорога не кончалась никогда, чтобы он не отпускал мою руку, которую сейчас осторожно держал в своей ладони, молча, шагая рядом.

- Покурим? – скорее утверждая, чем, спрашивая, сказал Димка, - ты же тоже не любишь курить на ходу, пойдем на лавочку и мы уселись на скамейку в остановочном павильоне.

Но курить мы не стали. Он целовал меня так нежно и трепетно, что мне хотелось плакать от обреченности, от осознания, что это счастье все равно закончится. Оборвется, как это случалось уже не раз и останутся только мучительные воспоминания, как это бывало уже не раз и вопросы без ответа: «За что мне все это?!».

- Я люблю тебя, как же я люблю тебя, - шептал он, - сколько раз я думал, что совсем забыл тебя, что все в моей жизни уже сложилось. Успокаивал себя, что никогда не увижу тебя больше, а значит и вспоминать незачем…

- На самом деле, Дим, лучше было бы остановиться сегодня, потому что дальше будет хуже, труднее, мы же все равно, чтобы не случилось останемся на прежних позициях и ты это прекрасно знаешь. И даже знаешь почему, - я все-таки решила сделать попытку предупредить дальнейшее развитие этой очередной истории, которые для меня неизменно заканчивались плачевно: все уехали и всем, потом долго приходится зализывать раны.

- Что ты имеешь в виду, говоря о том, что я знаю: почему? – спросил он.

- Ну, мы это уже столько раз обсуждали! Мы расстались когда-то. По твоей инициативе. Мы даже жизни свои более менее устроили. Потом случайно встретились, и ты снова взялся морочить мне голову, но опять же не с целью вернуть наши отношения, поскольку, как мне помнится, из твоего последнего письма Иру ты тоже любишь. Мы снова расстались и одному Богу известно, как я пережила те первые несколько месяцев после отъезда из Знаменки, и чего мне стоило держать себя в руках: ведь мой муж тоже живой человек… Я справилась. Я даже детей родила. Муж меня любит и ценит. И ты, между прочим, тоже женился, живешь, как я предполагаю, счастливо и спокойно и растишь сына. Зачем ты опять заставляешь меня переживать этот ужас? Я ни разу за эти годы не изменила своему мужу, и если бы я вдруг решила это сделать, то тут же ушла бы от него, ненавижу эти всякие недомолвки, как-то грязно это все. И то, что я сижу, целуюсь с тобой сейчас, это тоже не делает мне чести. Да и тебе тоже, потому что ты отлично знаешь, что когда мы оказываемся с тобой рядом ЭТОГО круговорота уже не остановить, и тем самым мы делаем больно не только себе, но и близким нам людям. Вот интересно, чем ты объяснил сегодня Иринке свой уход? – закончила я свой монолог вопросом.

- У меня не было времени ничего объяснять, - глухо ответил он, - и потом я бы просто не стал этого делать.

- Но это жестоко, неужели ты, не понимаешь? – ужаснулась я, - ты и со мной тогда также поступил: ушла любовь – завяли помидоры, бросил и все, и все-таки постоянно лез в мою жизнь, звонил, даже письма слал дурацкие, а я приезжала как дура, но ты уже жил в другом состоянии, девочек на моих глазах до дома провожал, да еще так исхитрялся, чтобы они, зараза, на моей улице жили, как будто специально! – я окончательно разозлилась.

- Ну что я мог тебе тогда предложить, я был никто – ни работы, ни дома, что я бы сказал: «Света, оставайся!» и ты бы осталась? – стал защищаться Димка.

- Но ты не сказал. Тебе доставляло удовольствие, наверное, видеть, как я мучаюсь, - я устала от этого разговора, - мне было все равно кто ты и что ты, я любила тебя и все пережила бы тогда, только бы быть рядом с тобой….

- Я знаю, - он помолчал немного, - но мне казалось, что ты достойна большего, и я решил оборвать все и вести себя так, чтобы ты возненавидела меня, чтобы забыла все.

- Вот и будем считать, что я все уже забыла. Слушай, вот одного сейчас понять не могу: оставим в стороне мое темное прошлое и настоящее, о тебе поговорим: у тебя все здорово – жену ты любишь, сына, я уверена обожаешь, бизнес твой, насколько я предполагаю, процветает, словом все отлично, ты зачем сейчас все это хочешь своротить? Или тебе повезло, и ты встретил в Ире всепрощающую женщину?

- У меня и вправду все в шоколаде, как говорится, но когда я вижу тебя - все рушится. И люблю ли я жену, я уже не знаю.

Я, конечно, не в шоколаде, подумала я про себя, но, когда вижу его, у меня тоже все рушится, а значит, для сохранения спокойствия наших семей нам надо одно: не видеться. Это я ему и выложила . Он разозлился, но спорить не стал:

- Как скажешь. Пойдем, я провожу тебя, - он резко поднялся со скамейки.

- Здесь недалеко, я могу сама дойти.

- Нет, так не пойдет, еще не хватало, чтобы с тобой что-то случилось, у тебя же дети: девочка и девочка, - саркастически заметил он.

- И могу сказать, что очень красивые девочки, все в папу, - он начинал меня бесить.

- Не сомневаюсь, что ты нашла себе отличную партию!

- Твоими молитвами! Это же ты желал, чтобы у меня жизнь удачно сложилась. Без тебя. Ты своего добился.

Оставшуюся дорогу к дому мы шли молча, на меня накатило какое-то липкое оцепенение, я начинала осознавать, что это опять конец, и, слава богу, что ничего такого не произошло, и мы больше не увидимся, и я приду сейчас домой и даже порыдать от души не смогу: девчонки проснутся.

Возле дома Димка все-таки не сдержался, на секунду крепко прижал меня к себе, губы его были сухими и жесткими. Он отстранился:

- Прости, - и, не оглядываясь, пошел вверх по улице. Он никогда не оглядывался.

Несмотря на то, что шел уже третий час ночи, мама не спала. Я никогда не переставала удивляться тому, насколько прочной была наша с ней душевная связь. Она на каком-то животном уровне, через любые расстояния, угадывала, насколько мне плохо и тут же звонила, и я уже не могла отвертеться: рассказывала все свои беды и горести, и становилось легче. Но сейчас я все же невероятным усилием воли удержала себя от слез. Мне нужно было с кем-то поделиться случившимся. Не знаю, уж почему, но я выложила ей все подробности сегодняшнего вечера, хотя вряд ли могла видеть в ней союзника. Мама всегда придерживалась правильного образа жизни, советское воспитание наложило определенный отпечаток, и в принципе я не видела в этом ничего плохого, каждый проживает свою жизнь по-своему, и следует своим однажды выбранным правилам. И все-таки, наверное, за эти годы она немного изменилась, и свыклась с мыслью, что я не сумела окончательно забыть Димку. А в этот вечер она меня просто добила:

- Жалеть будешь все жизнь, зачем ты его прогнала? – мама достала из пачки сигарету и неумело прикурила: иногда она позволяла себе побаловаться, чем очень меня забавляла.

Я чуть было дымом не подавилась, услышав такие слова от моей исключительно правильной мамочки:

- Что с тобой?! Ты же в прошлый раз меня чуть не съела за то, что я с ним встречалась. Все боялась, что я Андрея брошу и опять за Димкой побегу!

- Знаешь, я, все-таки, глядя на вас, ну про него-то я мало знаю, а ты, ведь так и не смогла его совсем забыть, так вот я подумала, особенно после того, что ты сейчас рассказала, может быть есть какая-то вероятность, что это не конец истории, а, Светка? – улыбнулась мама, - ведь на самом деле не так много в нашей жизни моментов, которые мы храним в памяти, как самые дорогие и светлые. И жизнь как бы там ни было такая короткая, что надо, наверное, проживать ее, радуясь каждому ее дню. Вы вон виделись с Димкой больше шести лет назад, а помнишь ты все, как вчера было.

- Мам, ну что я могу сейчас изменить? – слезы бежали по моему лицу, - я же прогнала его!

- Если он такой, как ты о нем рассказывала – он вернется! – она обняла меня и, укачивая, словно маленькую, все шептала какие-то смешные ласковые слова, а я все рыдала и рыдала, от жалости к себе, к нему, ко всем на свете.

На следующий день, я старалась не думать ни вчерашнем вечере, ни о разговоре с мамой – все боялась разреветься опять неожиданно и дочек напугать. Ленка, узнав от меня подробности окончания вечера, почему-то разозлилась и обозвала меня последней дурой:

- Нет, ну это же надо быть такой идиоткой! Он к ней – со всей душой, а она - мозги компостирует! - кричала она на всю комнату.

- Но ты же сама вчера прыгала, боялась: как бы чего не вышло! – опешила я.

- Ну, прыгала, ну орала, но то, что ты такая дура, я и предположить не могла! Может, он тебя замуж бы позвал, и жили бы счастливо до конца дней, ведь вы же до сих пор любите друг друга, это же ясно, как белый день, к бабке ходить не надо!

- Я и так замужем. И пребываю периодически в состоянии развода, но это еще ни о чем не говорит, поскольку второй раз замуж, даже за Диму я не пойду, - тут я запнулась на полуслове, и вообще, что ты несешь, какой замуж, у него семья и дом полная чаша, совсем сбрендила!

Некоторое время мы еще продолжали в том же духе, но потом иссякли и пришли к выводу, что надо отвлечься. День обещал быть солнечным и ясным, и поэтому мы решили взять девчонок и поехать в городской парк аттракционов. Мама, тоже изъявила желание составить нам компанию. Когда, наконец, обе мои девицы были наряжены и разобрались, кто с какой сумочкой поедет, а мы успели прифрантиться, подъехало такси и мы с шумом и гамом, загрузившись в салон, отправились гулять.

В парке было многолюдно, закупив дочкам, целый рулон билетов на качели-карусели, я с облегчением отправилась в кафе. Где мама с Ленкой уже облюбовали местечко, с которого можно было обозревать почти все аттракционы, а значит, Маша и Сашей постоянно были на виду. Мы наслаждались мороженым и соком и лениво беседовали обо все и ни о чем.

- Мама, иди скорей сюда, Саша зацепилась, - донеслось откуда-то сбоку, и я помчалась на зов. Санька, оказывается, зацепилась подолом платья за какой-то невидимый гвоздь, торчавший в боку у карусельной лошади, и уже была готова огласить окрестности обиженным ревом, если бы я не подоспела на помощь. В общем, конфликт с лошадью был исчерпан и я, взяв своих девиц за руки, стала спускаться с карусели. И неожиданно почувствовала на себе чей-то взгляд.

- А дочери у тебя и вправду красивые, - услышала я Димкин голос, - он как раз открывал калитку ограды, окружавшей карусель, пропуская вперед симпатичного мальчишку, который, только успев проскользнуть в этот узкий проход, тут же бросил Димкину руку и рванул выбирать себе достойного скакуна. Девчонки тоже уже успели позабыть о досадной неприятности с Сашуниным платьем и помчались на качели.

Мама с Ленкой, заметив Димку, тут же стали кроить мне зверские морды и размахивать руками, дескать, не теряйся, а я просто стояла и с удовольствием разглядывала его такое родное смеющейся лицо и мне так хотелось броситься ему на шею… И ему, кажется, тоже хотелось того же, но мы, как люди взрослые и воспитанные присели на лавочку и закурили. Выдержав паузу, Димка сказал:

- В общем, не хочу ходить вокруг да около: я еду в Киев по делам через пару дней и приглашаю тебя провести несколько дней в столице нашей незалежной родины.

- Совсем сбрендил…,- я просто растерялась от такой наглости.

- Мне твой паспорт нужен, билет купить, - продолжал Дима, как ни в чем не бывало, - где он у тебя? В сумочке? А сумочка где? – тут он стал оглядываться по сторонам, - Ага! Вон твоя мама с Леной шепчется, сиди здесь я сам, - он спокойно отправился к нашему столику, раскланялся, ручку маме поцеловал и уже через секунду могла наблюдать, как моя мама собственноручно извлекла из моей сумочки паспорт и улыбаясь вручила его Димке. О чем они говорили, мне было не слышно, но, судя по их ужимкам и прыжкам, были страшно довольны друг другом.

Дима, все еще улыбаясь, уселся на скамейку и сообщил:

- Я вот только что подумал, чего ждать, завтра и рванем, я тебе позвоню попозже, скажу во сколько заеду за тобой, все пока, вот Егорка уже идет, - к нам подбежал Димкин сын, - ну все, скажи тете: «До свидания!», - злорадно хихикая произнес этот клоун и, взяв мальчишку за руку, как ни в чем не бывало, оправился к «Колесу обозрения».

«Ну, все, теперь я и без паспорта осталась» - эта единственная четко оформленная мысль крутилась в моей голове, и все, дальше пустота.

- Мама, ну мама же, - очнулась я оттого, что Маша теребила меня за рукав, - тебя бабушка зовет, ну иди скорее, меня Саша ждет вон на качелях, ей же страшно одной, - с этими словами Танюха рванула к сестренке.

Звонкий голосок Машуни вывел меня из оцепенения и, поднявшись со скамейки, я твердым шагам направилась в кафе, где за столиком, как я уже успела заметить, мама с Ленкой обмывали удачную сделку. И подозреваю, что пили не на свои кровные, поскольку на столике гордо возвышалась бутылочка моего любимого «Бейлиса» - не иначе, как Димочка расстарался.

- Ну что сплавила мамочка доченьку с рук? - насмешливо сказала я маме, с наслаждением пробуя коктейль.

- Ничего себе, сплавила? - возмутилась мама, - ты, между прочим, развлекаться поедешь, а меня оставишь на растерзание этим двум девицам, - она махнула рукой в сторону качелей, где вовсю резвились Маша и Саша.

- Заметь, не я это предложила, - ехидно парировала я.

- Так, девочки, хватит спорить, - остановила нас Ленка, - едем домой, Светке собраться надо, этот божественный напиток мы и под яблоней в вашем огороде допить можем, легенду для ваших ближайших родственников, ведущих правильный образ жизни, придумаем по дороге. И все-таки, тетя Люда вы меня не перестаете удивлять, это ж надо быть такой понимающей мамой, - добавила она восхищенно, обращаясь к моей родительнице.

- Опыт, сын ошибок трудных, - мудро ответила мамуля, по роду профессии, имеющая в запасе небывалый запас цитат классиков – 25 лет быть учителем литературы, это вам не кот начихал, волей-неволей сам классиком станешь.

Слава Богу, девицам моим уже надоели аттракционы, а то, нам пришлось бы еще минут десять вести оживленную дискуссию на тему «Мы не хотим ехать домой!», поэтому вполне мирно они позволили увести себя из парка и мы отправились на автобусную остановку.

- Ой, а у его, ведь номера моего сотового нет, - вдруг вспомнила я и остановилась.

- Все у него есть, не дергайся! – сообщила Ленка, подталкивая меня вперед по направлению к автобусной остановке.

- Слушайте, ну вы и комбинаторы: номер телефона моего и паспорт раздаете посторонним людям, а моего мнения на этот счет никто даже и не спрашивает! – возмутилась я.

- А твоего мнения, если ждать, вообще с мертвой точки не сдвинешься, ты же иногда, просто не девочка, а тормоз какой-то, - махнула рукой Лена, а моя родная мамочка ей поддакнула. «Это сговор, самый настоящий!», - подумала я.

- Мамочка, а почему Лена говорит, что ты тормоз? – удивленно поинтересовалась моя любопытная старшенькая.

- Мама не толмоз, мама холосая, - тут же возмутилась младшая.

Мама с Ленкой чуть лавочку в автобусном павильоне не проломили, когда падали на нее с таким хохотом, что окружающие все как один вздрогнули.

- А это ты, доченька, у Лены спроси, почему она глупости говорит! – ласково сказала я и с наигранным сочувствием посмотрела на Ленку, зная, что сейчас моей подружке мало не покажется: в части «зачем» и «почему» при ведении дискуссии равным моей Танюше просто не было. Так и вышло: Ленке пришлось объяснять кто такой тормоз, причем здесь я и прочее вплоть до того момента, пока не подошел автобус. Таня тут же забыла о чем шла речь и рванула в салон занимать место у окна.

По дороге домой мы решили, что сообщим родственникам: маминому брату, по совместительству моему крестному и его жене, будто я отправляюсь в Киев на концерт «Океан Эльзы», дескать, всю жизнь мечтала попасть и не прощу себе ни за что если пропущу это зрелище: версия была вполне приемлемая, поскольку все родственники были в курсе моего пристрастия к подобной музыке. А то, что я в этом самом Киеве подзадержусь мы придумали оправдать тем, что я хочу там вещичек прикупить себе и девчонкам – там же все же столице и выбор больше.

Версия всех устроили, тут же приступили к составлению списка мелких заказов и поучениям, как себя надо вести в дороге.

- А когда поезд, - поинтересовалась тетя Лида. Я растерянно оглянулась на маму, в надежде на поддержку:

- Поезд…- протянула я, и тут мобильник сообщил, что пришла «sms»: «Поезд в 5.30 утра, заеду в 5.00», - поезд в пол шестого отправляется.