Часть 2

«Жизнь окнами в сад или я тебя не забуду, знай»

Исчезла моя Цветка в семейном тумане.

А я еще болеешь года жила одними воспоминаниями о ней.

Мне снилась моя Цветка почти каждую ночь, я просыпалась вся в слезах и дрожащая от негодования.

Мама объясняла, что так бывает, когда любимый человек уходит от тебя на всегда, а ты остаешься одна и тихо плача, смиряешься с этой неестественной мыслью.

Но как часто я возвращала себя толчком воспоминаний в наше прошлое детство.

По долгу просиживая в кромешной темноте, я восстанавливала все события нашей прошлой жизни.

И мне это удавалось куда лучше, чем когда-либо.

В голове четко выстраиваются все наши приключения, опасные и не очень, наказуемые и так, быстро слетающие нам с рук.

Но чаще случалось такое, от чего на моей и Цветкиной попе до сих пор хранятся следы нашего «выпендривания», как говорила любимая бабуля.

Ну, начну все по порядку.

Возвращая себя в наше счастливое, беззаботное детство, я словно птица, что когда-то сломала крыло, но сейчас может парить высоко-высоко в небе, забывая про свое ранении.

«»»»»»»»

Цветка отличалась строптивым нравом, по мимо того, что она умела делать все по кухне, в плоть до сложных блюд, она еще умела обращаться с рыбой.

Что меня всегда поражало, дак это, то что ее тонкие в сущности детские руки, могли так ловко разделаться с окунем, что у меня глаза на лоб ползли черепашьим шагом.

Я притаивалась в углу кухни, чтобы не мешать Цветке, а она ворча и говоря всякие не известные пока моему пониманию словечки, хватала скользкую рыбину, и пару раз треснув ей деревянным молоточком по башке, бралась за огромный нож.

При этом с ее надутых губ слетали сначала проклятья в адрес бедной рыбины, а затем она принималась ласково ее уговаривать.

Я все тщательно запоминала.

Рыбина не давая ответов на Цветкины вопросы, уже больше не брыкалась, хотя мне показалось, что до этого пробыв неделю в холодильнике она тоже даже не пыталась пошевелиться.

Но Цветка для меня была закон, поэтому я впитывала ее мастерство в чистом виде, исключая все свои умозаключения.

Цветка резала ей кожу, скребла спину и животик, а затем, нахмурив брови и сделав угрожающий вид, моя Цветка с остервенением резала ее на куски.

Попадающиеся хребты, она с ниндзявским удальством рубила с одного раза.

И вот вроде бы я готова аплодировать, но вдруг Цветка взявшись за один кусок, не удержала его, и он как скользкий слизень ринулся на меня. А я сидевшая под столом с огромными от удивления глазами, даже пошевелиться забыла.

Ну, и конечно, дурно пахнущий сырой рыбой, этот самый проворный кусок втемяшился мне в лоб.

Скользнув на пол, и шмякнув тусклым стоном об линолеум.

Я зажала себе рот, так как сейчас выполняла роль шпиона.

Но Цветка нырнула за куском, и вместо него вытащила за ногу меня.

Мне показалось, что в первые минуты, она и меня хотела также как рыбу порубать на кусочки, а потом обваляв меня в муке, бросить на шипящую маслом сковородку.

Честно говоря, я ей поверила и принялась вопить на весь дом, прибежала мама и выдернув меня и кровожадных лап Цветки, шлепнула меня и ее по попе.

Больше никогда не хотелось рыбы.

«»»»»»»»

Иногда жарким летом мы придавались с моей ненасытной Цветкой настоящим «пакостным» делам.

Как только мы начинали им придаваться, Цветка строго на строго мне запрещала кому-либо об этом рассказывать. А я была довольно упрямо, но все же послушна.

Тем более что к словам Цветка всегда прикладывала весомый аргумент в виде небольшого, но думаю болючего кулака к самому моему носу, сплющивая его и злобно смотря прямо мне в распахнутые наивные глазенки.

И вот однажды мы отправились с Цветкой воровать яблоки.

Я конечно очень любила похрустеть свежими румяными плодами, но цена, что вставала нам за них, всегда оказывалась несоизмеримо большой, и чаще всего очень болезненной.

Но приходилось подчиняться железной воле старшей сестры, и мы отправлялись в сад бабы Вали.

Бесстрашная Цветка и ее я, согнувшиеся, чтобы нас было ни так заметно, лезли меж яблонь, и многочисленных кустарников смородины и ежевики.

Цепляя нас за руки и за ноги, кусты предательски оставляли тонкие розовые полосы на голой коже, собственно по которым и вычисляли воришек в последствии.

Мы набирали по шесть, семь спелых яблок, и мигом исчезали сквозь проделанную моей все умеющей Цветкой, лазейку в заборе.

Но в один из таких крестовых походов, я «облажалась», засмотревшись на кошку, что шандарахнулась с забора, и брякнувшись о землю, подскочила как резиновый мячик, и с визгом и писком ринулась прочь.

Уже сразу, уловив левым глазом отсутствием впереди шагавшей Цветки, я поняла, что заблудилась в этом поросшем до пояса осокой, саду.

Кричать было не мыслимо, и поэтому я начала шепотом издавать нечто похожее на улюлюканье, как это делают супер шпионы.

И вот сижу я в траве, отмахиваясь от слепней, и издаю странные нелепые звуки, стало скучно, и я принялась рассматривать жучков, что елозили по земле, и вдруг, видимо забывшись, я в голос запела, за что и получила удар ладонью по затылку. Это была моя Цветка.

-ты сдурела что ли….

Сначала нам показалось, что все прошло гладко никто не заметил, но как только мы услышали шуршание вдалеке, мы поняли, это баба Валя шаркает в нашу сторону.

Цветка схватила меня цепкими пальцами, и потянула со страшной силой в глубь сада, я летела за ней словно воздушный шарик, изредка ударяясь о яблони.

Ойкая, и сопротивляясь я получала нарекания от Цветкиной спины, и вновь меня тащила ее мистическая длинная рука сквозь зеленую густую завесу.

Но баба Валя оказалась куда умнее нас, она вылетела беззубым чудом на нас с другой стороны сада, и пригородив путь с лева своей костлявой ногой, а справа – костылем, что собственно было идентично по внешнему виду.

Мы обе взвизгнули, и я не много передержав свой взвизг, была оттолкнута под одну из яблонь, принявшись медленно отползать в траву.

Цветка осталась одна на обороне, держа за пазухой четыре огромных яблока.

-что это у тебя?- спросила жамкающим ртом старуха.

Цветика, словно партизан молчала.

Я отползала все дальше и дальше, увлеченная столь неожиданной развязкой нашего похода.

-говори же, чертовка…

Старуха уже переходила на крик, и тут я слышу как Цветка воет на взрыв горькими слезами. Я опешила, и не веря своим ушам, решила удостовериться, ловко пронырнув сквозь пелену неприятно колючей зелени.

И что я вижу…

А видела я, как костыль летит в удаляющуюся фигуру Цветки, и старуха гневно машет кулаком, больше похожим на сухо фрукт.

Я не зная куда деваться, ринулась мимо баб Вали, к моей цветке, в надежде там обрести защиту.

Но ловкая старая коряга ухватила меня костлявой рукой, и дернув к себе, оторвала пол подола моего летнего сарафана.

Видимо заслышав треск рвущейся ткани, Цветка оглянулась, и ринулась ко мне на спасение.

Яблоки выпали гурьбой из-под рубашки, и Цветка примчалась ко мне налегке, живо выхватив меня, словно игрушку из лап бешенной собаки, она потащила уже нас двоих прочь из сада.

И вот там, на безопасной территории она оторвалась по полной, лупя меня по попе, ногам и рукам, но как-то легко и не больно. Зато ее лицо исказилось такой злостью, что я больше переживала не за себя, а за ее лицо, как бы оно не лопнуло от такого напряжения.

«»»»»»»»»»»»»»

Но не всегда доставалось толь мне, иногда случались такие ситуации, когда Цветка белая от страха наказания, ублажала меня, заглаживая всяко свою вину. Тут Цветка превращалась из дикой кошки, в сладкого котенка, который мяуча, требовала пощады.

Я торжествовала.

И случился такой случай с нами все в той же деревне, в поле.

Заколосилась рожь, зацвели небесные васильки, и мы с Цветкой обалделые от жары, рванули на речку.

Цветка возомнила себя страстным вождем краснокожих, и принялась затачивать палочку, словно бы это было у нее копье.

Я с исполинскими от буйства театральных способностей моей сестры, глазами, следила не мигая за ее судорожными прыжками, падениями и переглядами с невидимыми врагами.

Она метилась в видимо шмыгающую туда сюда только перед ее носом добычу, и швыряла воинственно им в намеченную цель.

Иногда эта цель как-то странным образом концентрировалась рядом со мной.

Ни то чтобы я боялась стать Цветкиной жертвой, но все же было не приятно находится под ее прицелом.

И вот, эта цель все же была достигнута, Цветка не ловко выкрутившись видимо перед очередным врагом, запулила заостренную старательной рукой Цветки палку прямо мне между пальцев правой ноги.

Этого можно было бы избежать, но бабушка за день до этого, помогла мне с жмущей обувью, гениально обрезав их спереди, и выпустив мои длинные пальчики наружу.

Сначала я даже боли не ощутила, только страшный вой Цветки, бросившейся к моим ногам.

Она упала, словно скала передо мной, и вцепившись в мои колени, первым делом умоляла не говорить об этом маме.

Только потом, когда мне стало дурно, боль прожгла меня с пяток до макушки, я заорала.

Цветка белая от ужаса, отпрянула от меня, и не мигая взирала на мои ноги.

Кровь хлынула только тогда, когда Цветка решительно рванула палку из моей плоти.

Мы обе взорвались воплем, я от боли, Цветка от такого количества алой субстанции.

Что делать дальше мы обе не знали, и Цветка, как самая умная из нас, взгрузила меня на закукры, и мы потащились ноя кто от чего, к дому бабушки.

Естественно дома мне оказали профессиональную медицинскую помощь, и выслушав сказку про стекло, нас отправили на печку «зализывать раны».

Цветка приносила мне конфеты, читала сказки, делала массаж спины, расчесывала мои длинные и часто спутанные волосы, так как я ленилась по утрам их тщательно прочесывать.

Вообщем на тот день Цветка была моей покорной рабыней.

Но с утра все заканчивалось, и Цветка превращалась опять в недоступную строгую старшую сестру.

«»»»»»»»»»»»»»

Но последний наш незабываемый случай перевернул мое отношение к Цветке уже на всегда.

Это была зима, мне было лет семь. Я пошла в школу, а Цветка осталась дома, заболев свинкой.

Я не знала, что значит заболеть противной хрюкающей свиньей, но мне было и не интересно это узнать.

Иногда мне казалось, что Цветка не заслуживает наказаний, но в этом случае, я была солидарна с тем, кто наградил ее такой смешной болезнью.

Мы наелись снега, так как Цветка сказал, что в нем все витамины.

Нет, вы не думайте, я была не настолько глупа, чтобы согласиться с ней.

Но когда моя Цветка принялась горстями снежной массы набивать свой рот, я обмерла, и не веря своим глазам, засунула руку поглубже в ближайший сугроб, чтобы снег был хотя бы почище, и выудив увесистую охапку, начала ее пережевывать, не отрывая глаз от сестры.

Мы словно дети подземелья, ели килограммами снег, и чувствуя тошноту, все равно запихивали белоснежную субстанцию себе в глотку.

Когда мы остановились, я не помню, помню только, что мама поочередно лупя обеих, тащила нас в квартиру.

На утро у Цветки была температура тридцать восемь и пять, а у меня ничего, словно бы я наелась витаминов на год.

Я ждала, что Цветка поправится, искренне не понимая почему витамины подействовали только на меня…

Но Цветке становилось все хуже и хуже, позже выяснилось, что это ангина, а не свинка, я тоже согласилась с диагнозом, так как знала, что такой смешной болезни просто не может быть.

Я тщательно ухаживала за моей больной, и не сопротивляющейся Цветкой.

Приносила ей конфеты, которыми набивала полные карманы, да так, чтобы мама не увидела, варенье таскала из холодильника, пела песенки и читала страшилки, вообще делала все, чтобы Цветка по скорее поправлялась.

Цветка слегла на долго, и я откровенно скучала без нее.

Но однажды, она видимо в больном бреду, сказала мне самые обидные и очень болезненные слова, которые отложились у меня в голове на самой видной полочке и постоянно не давали себя выкинуть, причиняя периодическую боль моему сознанию.

-мама тебя не хотела рожать, она аборт хотела делать, но я настояла…так что скажи мне спасибо…

Я стояла возле нее неподвижно и тупо глядя в ее еле открывающиеся глаза.

У меня не было истерики, только четкие два ряда крупных слезинок маршировали по моему вроде бы спокойному лицу.

Тогда я конечно не знала, что такое аборт, но первую часть фразы, я четко понимала.

И так как я привыкла искренне верить Цветке, то и сейчас это

не было исключением. Я верила и плакала, понимая, что плачу не я, а моя душа.

Впервые я возненавидела Цветку, точнее ее правду. Она всегда говорила мне правду, ссылаясь на то, что никто другой мне ее не скажет, кроме нее. И я опять таки верила ей, не сопротивляясь и не сомневаясь.

Вечером я не решалась подойти к маме, так как боялась, что если буду сильно надоедать, то на этот раз она меня точно сдаст в детский дом, самое страшное для меня место, которым пугала меня моя правдолюбка Цветка.

Но все же после ужина, я тихо подошла к моющей посуду маме, она повернулась и присев рядом, обняла, внимательно выслушав мои предложения, вперемешку с горькими всхлипами. Я не давала волю слезам, хотела казаться взрослой девочкой, что приняла серьезное решение.

-мама, не отдавай меня в детский дом, я сама уйду в деревню, к бабушке, там ты меня не будешь видеть, и я не буду вам мешать…

Мама долго еще потом плакала, ругала папу, Цветку, собаку во дворе, всех, тоскливо посматривая на меня…

Она мне сказала всего несколько слов, но я поняла ее, и впервые не поверила Цветке. Это мне очень трудно далось, но мама для меня стала чем-то иным, более внушительным нежели когда-то была Цветка.

-милая, я никогда, слышишь не отдам тебя никому, чтобы ты не сделала, как бы не поступила, ни за что не отдам и буду любить тебя любую…поняла! Больше не слушай сестру, она маленькая еще, не понимает!

После этих слов, я не спала всю ночь. Для меня Цветка в тот вечер перестала быть старшей сестрой, превратившись по велению маминой волшебной палочки в нечто ниже меня, плохо соображающее и мало что понимающее в этой сложной жизни.

В подтверждение тому, я увидела слезы на глазах Цветки, когда она слышала это все из спальни, видимо мама не закрыла дверь специально.

Я вошла к ней с опаской, но увидев ее плачущей, поняла, что Цветка по-настоящему обыкновенная маленькая девочка, такая же как я, и она мне больше не указ…так я стала «взрослой семилетней женщиной».