Вбивать в поисковик рвущиеся из груди с кровью и болью фразы - высшая степень безумия или одиночества? Боюсь, что и того, и другого. Мой взгляд неподвижен, пальцы привычно леденеют, замирают над клавиатурой, мелко дрожат. Иссохшие губы едва шевелятся, силясь произнести одну-единственную фразу, огнём пульсирующую у меня в голове. "Не дрейфь, сестрёнка! Прорвёмся!" Бездушная система покорно выдаёт множество страниц, я быстро перелистываю список, понимая, что это всё не то, не то. Отрывки из чьих-то песен, дневников, случайные осколки фраз, разлетевшиеся бесполезным мусором по сети. До боли фальшивое обращение "милая/любимая сестрёнка" режет глаза. Где же уловить подлинный отблеск чувств? Где найти человека, который с безысходность шепчет фразу моими губами, сам в неё не веря? Выключаю компьютер, выхожу в ночь. "Кажется, дождь собирается..." - мелькает дурацкая мысль, пробегает мышкой по краю сознания, хвостиком задевает золотое яйцо сумрачного, меланхоличного настроения. Только вот разбить толстую скорлупу, тщательно наращиваемую вокруг хрупкого эго в течение вот уже трёх лет, - задача не из лёгких. И для этого нужно что-то посильнее пасмурной ночи. Оранжевые шары фонарей отражались в мокром, покрытом тонкой корочкой льда асфальте. Звук моих шагов замирал в воздухе, искрящемся от холода, дыхание вырывалось облачком пара, сразу же превращающемся в колючие капельки изморози. Ночь. Поиск. На мосту, на моём любимом месте, над полыньёй, которая не замерзает даже в самые холодные зимы, стоит человек. Он вцепился руками в перила, ссутулился, словно надеясь стать меньше, чтобы холод не вгрызался в спину и плечи, чтобы ветер не выдувал все мысли из головы, чтобы боль в душе стала чуть-чуть меньше, чуть-чуть меньше леденела и кололась острыми гранями. Я подошла и встала рядом. Я люблю одиночество, люблю это место, крепкий ночной мороз. И я не собираюсь отсюда уходить только потому, что кто-то успел раньше меня. - Эй, - губы сразу обжигает льдом, дыхание клубами белесого пара повисает перед лицом, медленно рассеиваясь в черноте ночи. Неурочный путник вздрагивает, оборачивается, вскидывает на меня затравленные злые глаза. Девушка с белыми от холода и страха губами, прядка тёмных волос придавлена шапкой к высокому лбу. - Уйди! - Голос истеричный, визгливый, детский, срывается и дрожит; озноб бьёт её, одетую не по погоде, но она пытается гордо выпрямиться. - Уходи! Убирайся! Я же сейчас прыгну! Неторопливо подхожу к парапету, безучастно заглядываю вниз, чтобы убедиться: да, полынья всё так же темнеет провалом в никуда, и рваная кромка льда по её краям отражает лунный свет. - Прыгай, - произношу безучастно, не глядя на юную самоубийцу. - Если не сложно, быстрее. Я хочу побыть одна. Она злобно зыркнула на меня и отвернулась, гордо выпрямив спину. Впрочем, через пару секунд снова сжалась, стараясь согреться. Я стояла рядом, не обращая внимания на неё - несостоявшаяся самоубийца вела себя тихо, не раздражала меня, не заглушала мои голоса. "Не дрейфь, сестрёнка! Прорвёмся!" Я привыкла к ним, да. Они больше не раздражают меня - просто выкрикивают несуразицы, просто диктуют странные письма в никуда, просто пытаются дозваться своих любимых сквозь пропасть смерти. Я всего лишь проводник с огрызком собственной воли, всего лишь сломанная (в трёх местах) личность. Смотрю на огни автострады, отражающиеся в заледеневшем канале, но вижу зимний лес, пустой и мёртвый. Вижу пересыхающее русло реки, бесплодную пустыню. Я почти сплю наяву. Уже третий год подряд. И мне это нравится. Мне нравится ощущать себя марионеткой, выполняющей волю умерших. Мне нравится разыскивать тех, кому предназначены их последние мысли - ведь если передам по назначению какую-то фигню, которую и сама не понимаю, то одним кукловодом в моей голове станет меньше. Наверное, когда-нибудь я избавлюсь от всех недоумерших. Во всяком случае, надеюсь на это. ...А ещё больше я надеюсь, что однажды в моей голове раздадутся голоса тех, кто однажды сломал меня своей смертью. И мне не придётся никому ничего передавать - ведь их адресатом буду я. - Когда-нибудь... - слова вырываются паром изо рта, колючей изморосью оседают на тонких губах. Я не умею плакать. Как жаль. - ... все мы умрём... - Что? Совсем забыла, что я не одна. - Когда-нибудь мы все умрём, - с ожесточением повторяет девушка, не поворачиваясь ко мне. - А кто-то даже в муках, - безучастно бросаю я. Странное очарование ночью и морозом, когда перед глазами встают огненными иероглифами чужие мысли, а неизвестная музыка звучит прямо в сердце, бесследно прошло. Поиск закончился? Не верю. Без голосов слишком пусто. Я не хочу быть одна. А ведь сначала я их ненавидела. Проклинала. Пила таблетки, ходила на собеседования ко всяким шизологам... Однажды заявилась даже к какому-то спритисту, надеялась, что хоть он мне что-то объяснит. Нет. "Ах, я вижу вашу скорбь, вижу тьму в вашей душе. Вы никак не можете отпустить мёртвого, и его злоба душит вас! Но за умеренную плату я могу передать на тот свет вашему возлюбленному ваши слова... Ах, поверьте, это вам поможет..." Не помогло. Зато я стала помогать другим. Находила людей - в реале или в сети, передавала им слова умерших. Якобы, была их знакомой, разговаривала с ними незадолго до смерти. Не знаю, почему, но они верили. Верили всему. Я могла бы им врать, могла бы использовать их боль и тоску - но мне было тошно от одной мысли об этом... С некоторыми я до сих пор общаюсь. Некоторых забываю сразу же. Но я никогда не забываю голоса, однажды прозвучавшие в моей голове. Я никогда не забываю слова, вырвавшиеся из моего горла по чужой воле. Я не сопротивляюсь. Меня уже сломали трижды - и больше я не хочу боли. Однажды решилась пройти курс лечения в психушке, чтобы избавиться от глюков раз и навсегда, стать совершенно обычной, как все. И только у дверей поняла, что не смогу расстаться с голосами умерших. Потому что однажды я могу услышать голоса своих мёртвых. В глазах предательски щипет, когда вспоминаю о них, но я не плачу. С тех пор - никогда. Не смотрите, что ресницы смерзлись, а глаза подозрительно блестят! Не смотрите! Это всё от мороза, да. Настроение было испорчено. Ночь и поиск - тоже. Ладно. Продолжу в следующий раз. Я уже отвернулась, когда услышала подозрительный шорох за спиной. Самоубийца всё-таки решила стать состоявшейся и теперь балансировала на перилах. - Долго же ты решалась, - презрительно обронила я, не подходя к ней. - Ты не будешь меня останавливать? - в голосе её звучит такое удивление, что я начинаю смеяться. Губы болят от мороза. - Зачем? Почему я должна переживать из-за какой-то дуры, не умеющий решать свои проблемы другими методами? - Да что ты понимаешь! - возмущённо крикнула она и спрыгнула. На землю, разумеется. Она подбежала ко мне, схватила за рукав куртки и, впившись злым колючим взглядом в лицо, начала выплёвывать слова, как комки крови: - Да что ты понимаешь?! Что ты знаешь о боли, стерва? Что ты вообще знаешь?! У меня брат умер, слышишь! Единственный родной человек! Единственный, понимаешь? Я жить без него не могу и не хочу, потому что без него и мира нет! Нет, понимаешь?! А если я сейчас умру, то смогу его встретить снова! Он ждёт меня, он сказал! Я слышала! Слышала... Её лицо жалко кривится, как в истерике, но небольшие тёмные глаза остаются злыми и сухими. Захотелось ударить её по лицу, издевательски обронить "А что ж тогда надеялась, что я тебя отговаривать буду? Неужели у самой смелости не хватало?!" Но вместо злых, пропитанных моей болью и желчью слов, из горла пряной горечью рвутся другие - спокойные, чуть насмешливые, добрые. - Не дрейфь, сестрёнка, прорвёмся! - на языке остался металлический вкус крови, в момент охрипший голос был неотличим от мужского. Холодный ветер безжалостно резал кожу ледяными лезвиями, предательски слезились глаза, одеревенели губы. Девушка замерла на полукрике, пристально вглядываясь в моё лицо. Я жалко искривила губы, пытаясь изобразить подобие улыбки, аккуратно отцепила её пальцы от рукава, но уйти не успела. Она бросилась мне на шею, тихо и беспомощно всхлипывая. Её трясло, словно от перенапряжения, тонкие пальцы даже сквозь толстую куртку и свитер больно впивались в плечи. Чёрт. Кажется, это называется тихая истерика. А может - громкая. Не знаю. Как же её успокоить?! Я гладила её по спине и шептала какие-то глупые слова. Не мои. Чужие голоса уважительно молчали, позволяя одному из них вести сольную партию. "Не дрейфь, сестрёнка. Прорвёмся!" Массивная чёрная плита с витыми буковками. Сиротливые букетики, покрытые инеем и перевязанные пафосными чёрными ленточками. Промёрзшая земля. Ветер. Всё это - ничто по сравнению с тем, что творится у меня на душе. Я впервые сюда пришла за три года после их смерти. Впервые набралась смелости посмотреть в глаза своей совести. Наверное, за это надо благодарить Альку - она не отходит от меня с тех пор, как я сказала-выплюнула слова души её брата. Она верит - он ещё вспомнит о ней и скажет через меня ещё что-то тёплое, поддерживающее. Не разочаровываю её. А вдруг? Робко, неуверенно опускаю на землю высушенную розу, пальцы непроизвольно задерживаются на земле, царапают промёрзшую твердь. Отчим. (Как я тебя ненавижу!) Мама. (Как ты посмела умереть, пока жива я?!) Брат (Солнце моё...) Я по-прежнему жду, когда в хоре мёртвых голосов зазвучат и ваши. Я надеюсь ещё поговорить с вами, сказать всё, что так и не успела при жизни. Попросить у вас прощения. Сказать, как я вас люблю. Пожалуйста, помните - я жду вас. А пока продолжаю говорить с миром на разные голоса. |
Библиотека // Объявления
