Тук-тук-тук... Пальцы бегают по клавиатуре, сухие щелчки мыши, протестующий писк компьютера. Да полуночи ещё целых три минуты двадцать семь... двадцать шесть секунд. Я ещё успею дописать письмо, отправить открытки забытым друзьям и убедить себя, что скоро начнётся нормальная жизнь. Тук-тук-тук. Барабаню пальцами по столу, смотрю пустым взглядом на циферблат, секундная стрелка как-то слишком медленно ползёт по кругу. Батарейки, что ли, садятся? Тук-тук-тук. И тишина. Нервными движениями прибавляю громкость, комнату заполняют тяжёлые звуки иностранного рока. Всеми силами пытаюсь заглушить тихий стук в окно и свои глупые мысли. И если первое получается, но с последним приходится бороться другими методами. Жаль только, что всё алкогольное я выпила ещё неделю назад, когда только начали неведомые гости мелодично стучать в моё окно. Нарезаю круги по комнате, мечусь между стен, с недоумением обнаруживаю, что моя квартира слишком маленькая. Каблучки-шпильки выбили бы рваный ритм, похожий стук сердца, но босые ноги ступают по ковру совершенно бесшумно. Я боюсь подходить к окну. Тук-тук-тук... Пытаюсь убедить себя, что это всего лишь ветки дерева - ведь там такой ветер... "Какое, к чёрту, дерево?! - кричит подсознание. - Ты живёшь на двенадцатом этаже!" Тогда птица... или летучая мышь... "И несчастное существо ещё не разбило себе голову?!" Облизываю губы, пытаюсь придумать ещё одну отговорку. Хотя бы ещё одну... "Это дождь, правда? Всего лишь дождь, и капли звонко стучат по подоконнику, по стеклу, по крыше... И никого там нет, это просто дождь..." Подсознание молчит, ему больше нечего сказать. Но на диване развалилась тёмная моя суть, она щурит яркие глаза, жирно подведённые красными тенями, она скалит крупные желтоватые, звериные зубы, одним только видом подталкивает: - Ну, раз ты так уверена, что там никого нет, подойди, распахни шторы! Докажи сама себе, что не превратилась в трусиху! Она прекрасно знает, что будет, если этот кто-то там всё же окажется. Ведь его она тоже любит. Из зала, освещенного светом витых свечек, выходит светлая и рациональная моя суть. Переливом бликом на гранях бокала, отдалённым говором телевизора, забытым голосом матери из телефонной трубки она говорит мне: - Забудь. Это был просто сон, летняя грёза. Не стоит так пить много, и не такое могло ведь привидится. Забудь ты всё, наконец. Я остаюсь один на один с надвигающейся самой главной ночью в году, когда произойти может что угодно, и стуком в окно. ...Это лето прошло для меня под знаком кайфа. Я прибилась к новой компании, хотя прекрасно видела, что они "плохие". Тогда мне было наплевать. Наплевать на всё. На чужое мнение, свою жизнь, весь мир. Важными для меня были лишь ветер в лицо на скорости под сто километров, пьянки до первых лучей солнца, рискованные затеи. На спор переплывала Чёртово озеро в деревне, не утонула, нет. Но простудилась. Три дня валялась с жаром, на третью ночь выползла курить на веранду от злости на своих "друзей". Проведать меня заглянула только старая соседка, глуховатая на оба уха, так что к насморку и температуре прибавилось ещё и сорванное горло. Наверное, это единственная ночь, которую я запомнила за всё лето. Небо - не то чёрное, не то тёмно-синее, колючая россыпь крупных звёзд и до серебристости белая луна. И синеватый дымок от сигареты. Он появился лунным глюком, бредовым видением - высокий человек в костюме цвета хаки, острое лицо, как каменное, неподвижные зелёные глаза и белые волосы, остриженные по плечи. Он подошёл и молча закурил рядом со мной, словно и не было никакой меня. Я возмутилась, потребовала объяснений, попыталась его прогнать... когда немного пришла в себя от этого дивного видения. Он только так улыбнулся мне, что на душе тепло сделалось На следующий день я выздоровела. А он приходил каждую ночь, и каждую ночь курил рядом со мной и молчал. Осторожно скосив глаза, я разглядывала его ледяной профиль, мысленно выстраивала цепочку диалогов, почти придумала его голос, и от этих молчаливых разговоров мне казалось, что я знаю его больше вечности. Он иногда ко мне прикасался, когда я хриплым от волнения голосом просила прикурить, и его пальцы были сухими и горячими... Я не заметила, как перешла на ночной образ жизни. Мы бродили по рощицам вокруг нашей деревни, по-прежнему молчали, только обменивались взглядами - глубокими, понимающим, странными, словно хранили тайну, известную только нам. В город мы вернулись одновременно. Теперь мы сидели на крыше моего дома, смотрели на звёзды и яркие ручейки машин внизу. И однажды я поняла: это любовь. Однозначно. А на следующую ночь он не пришёл... Я стояла рядом с окном, прижавшись лбом к стене. Можно было бы и головой постучаться, благо стены дома крепкие и не такое выдержат, но практика доказывала - бесполезно. Ничего это мне не принесёт, кроме головной боли и очередной шишки. В окно больше не стучали, словно чувствовали моё присутствие. Но стоило мне убедить себя, что нет там никого, и отойти от окна дальше трёх шагов, как стекло начинало снова звенеть. С одной стороны - мало ли какая чертовщина эта может быть, после этого лета на меня столько свалилось... Я начала замечать странных теней в толпе, которые спокойно шествовали по своим делам, проходя сквозь людей. В зеркалах я видела тех своих знакомых, которые уже давно умерли, один раз перекинулась парой фраз с каким-то странным юношей, у которого вместо глаз были чёрные провалы в бездну. Один раз ко мне зашёл призрак и долго, нудно жаловался на своё посмертие: мол, жена такая-сякая, сжила его со свету, живёт теперь припеваючи с любовником, а он даже напугать их толком не может. Я долго убеждала себя, что это - всего лишь глюки, такого ведь быть не может. Бросила курить, но пристрастилась к алкоголю: после каждого явления странных сущностей напивалась наедине с зеркалом, успокаивая нервы. Пыталась подгадать и напиться до встречи с паранормальными существами, чтоб уж точно классифицировать их как белую горячку, но ни разу не получилось. Видимо, им не нравятся пьяные. А однажды я увидела в толпе его. Издали, конечно; может, и перепутала, но всё равно бросилась вслед, непочтительно расталкивая людей. Пусть у этого волосы были длиннее (мало ли, может отрасти успели!), и одет он был в песочно-коричневый деловой костюм (значит, работает в хорошей фирме!), я не сомневалась. Не сомневалась, пока не догнала его и не вцепилась в рукав, пытаясь перевести дыхание. У этого тоже было неподвижное ледяное лицо. Но глаза... Серые, как тучи, отразившееся в воде канала. Холодные, как свинец. И взгляд был - тяжелый, давящий. Не загадочный. Я чувствовала его прикосновения, когда он равнодушно отцеплял мои пальцы от своей одежды. У него была едва тёплая кожа, как нагретый на осеннем солнце металл. Но уходя он улыбнулся так... что на душе снова стало тепло-тепло. Потом я ещё пару раз видела его в толпе, но больше не пыталась даже близко подойти к нему. Изредка чувствовала на себе его взгляд, прижимающий меня к земле. И в такие мгновения на меня наваливалась тоска, что хоть вешайся. И я брела домой и напивалась перед зеркалом, пытаясь восстановить хрупкое душевное равновесие. А любовь, как не странно, ставилась ещё сильнее. И я уже не знала, куда от неё бежать. Работающий телевизор чуть притих, раздался приглушённый бой курантов. Я отклеилась от стены и поползла в зал, чтобы встретить очередной Новый Год как подобает обыкновенному человек: с бокалом в руках и оливье в тарелке. Может быть, старая примета сбудется, и на следующий год я стану совершенно обычной. Шаг, другой, третий. Стук сердца в ушах, странная пустота внутри. Тук-тук-тук... Захотелось взвыть от отчаяния, радости, ненависти. Как же я ненавижу выбирать! Нормальная, обыденная жизнь - или мои постоянные глюки и пьянки?! Как же я ненавижу выбирать! Резкими судорожными движениями дернула занавески в разные стороны, распахнула окно, и в лицо сразу ударили мелкие колючие капельки дождя. Всего лишь дождя... Его силуэт соткался из чернильных теней, ледяного ветра и блеклых лучиков луны. Он сидел на подоконнике, задумчиво вертя в пальцах чёрную розу. Сегодня он был одет в чёрное, плащ рвался по ветру, и длинные волосы казались ещё ярче и белее. Он поднял на меня неподвижный, задумчивый взгляд, и его глаза были синевато-серого цвета, светлого-светлого, как самый первый, самый тонкий лёд. Я протянула ему руку, помогая шагнуть в комнату, и ладонь тут же свело от космического холода его прикосновений. Но от его улыбки по-прежнему делалось тепло-тепло на душе. Он протянул мне розу, и прозрачные капли на глянцевитых лепестках напоминали слёзы. Я не знала, что делать. Не вести же его в зал, где всё так обыденно и обыкновенно. Не набрасываться же на него с вопросами и упрёками, обвиняя в своей же слабости. Не признаваться же ему в любви. Он и так спокойно читает это в моих глазах. И мы просто молчали у открытого окна, и мелкие капельки дождя оседали на моих волосах и блестели, как крохотные алмазы, и я ёжилась от пронизывающего холода, тонкой иглой поселившегося у меня в сердце. Мне казалось, что моя кровь превращается в лёд, а я покрываюсь инеем, но мой гость улыбнулся и накинул на плечи свой плащ. И я согрелась. Было в этом что-то до абсурдности прекрасное: стоять друг напротив друга, как на дуэли, и очень тепло, дружно молчать, общаясь только глазами. "Где ты был? Почему не пришёл раньше! Мне же было так плохо!" "Извини, - он опускает ресницы, и тени ложатся на высокие скулы. На губах - загадочная, добрая улыбка. - Но теперь тебе хорошо?" И - взгляд прямо в сердце, как укол шпагой. Туше. "Хорошо. Но ты не уходи". "Не уйду". Дождь прекратился. Теперь с неба падали снежинки, крупные, блестящие, лёгкие, похожие на диковинные цветы. Я поймала одну, и она застыла на ладони, не растаяла, только чуть подрагивали лучики-лепестки. И я впервые по-настоящему улыбнулась за этот год. |