Никто не знал, как это произошло, но мир состарился. Он превратился в дряхлого старика. Вялое пожилое солнце тускло светило через мутные немощные небеса на пыльную изморщенную землю. Казалось, даже дети рождались уже старыми, лишёнными воли к жизни, росту, движению… мир старился и двигался всё меньше и меньше. Земля постепенно превращалась в пыль. Так и должно быть – прах стремится к праху. Но даже у самого немощного старца есть свой туз в рукаве.

Время бурных мегаполисов прошло, люди жили небольшими островками, поддерживая человечество в положении хрупкого баланса между краем и дном могилы. Гигантские пустыни, в которых даже песок казался серым, разделяли небольшие оазисы поселений. Между ними существовало зыбкое сообщение, однако большинство людей рождалось, проживало жизнь и умирало в одном и том же месте.

Города представляли собой крепости, выстроенные из изъеденного коррозией металла и останками древних механизмов. Грубо сваренные крепостные стены защищали не так от врагов (мало осталось тех, кому хватало сил воевать), как от песчаных бурь. За ними укрывалась лачуги, сделанные из таких же железных листов, землянки, вырытые в каменистом песке, и грязные рваные палатки.

Редко в одной крепости жило больше тысячи человек, однако город, где Клодо родился и прожил тринадцать лет жизни, считался людным – около пяти тысяч человек ютились в подземных лабиринтах под городом.

Клодо не был больным или немощным. Его не считали сумасшедшим и не делали изгоем. Он охотно помогал отцу и брату на подземной ферме, где они выращивали питательную плесень, которой кормили постепенно вырождающийся скот и ели сами. Он любил играть с ровесниками, и его уже начали иногда привлекать к работе по уходу за генераторами. Он был полноценным членом общества, которое принял, и был им удовлетворён.

Но у Клодо было то, чего не было почти ни у кого в городе и, скорее всего, за его пределами. Он был охвачен любопытством, настоящим, искренним и неимоверно глубоким. Его интересовали рурги. Старожилы города знали, что именно этот мальчик будет всегда слушать их рассказы о таинственном племени. Хотя большинство их историй были откровенными слухами, обрастающими всё новыми деталями, Клодо не терял к ним интереса. Каждый караван, приходящий в город, подвергался настойчивым расспросам о «шумящих бродягах».

Началось всё это чуть больше года назад, когда, сидя вечером у догорающего бака с бензином, один из стариков угощал детей историями об окружающем мире.

- Но всё-таки самая большая загадка пустыни, – хрипло говорил он, – это племя, живущее где-то среди песков. Они называют себя рургами, и никто не знает, откуда они пришли и кто такие.

- Ты говоришь о «шумящих бродягах»? – спросил кто-то из мальчишек.

- Да, их так называют. При ходьбе они издают странные звуки, как наши машины. При этом они передвигаются как люди и носят одежды. Правда, их всё равно не видно за этими одеждами. Рурги ходят, замотавшись в просторные плащи. Говорят, в таком плаще и песчаная буря не страшна.

- Но если их никто не видел, то откуда ты знаешь про плащи? – всё тот же голос никак не унимался.

- Не видели их города и их лица, да. Этого никто не видел. Но сами рурги бродят по пустыне, иногда при этом заходя в наши селения. Вы все ещё не родились, когда кто-то из рургов приходил сюда последний раз. Они приходят в город, отдыхают какое-то время, а потом уходят дальше в пески. Но что они там делают, никому неведомо. Когда они приходят в город, то ни с кем не говорят. Им выносят еду и питьё. Если их несколько, то они говорят друг с другом. При этом лязг стоит, как от несмазанного генератора! Редко они остаются дольше, чем на день.

- Почему их поят и кормят? Они приносят что-то ценное? – теперь это был голос постарше.

- Нет, это традиция. Рурга нельзя не впустить. Нельзя ему отказать в пище или воде. Говорят, что давным-давно где-то далеко отсюда, на Востоке перед ними не открыли ворота, а потом прибывшие в город караванщики нашли лишь полузанесённую песком скальную плиту, на которой стоял город…

В тот вечер Клодо ничего не спросил, но после был молчалив и задумчив. Ночью ему приснился сон, как их домашний генератор бредёт по пустыне на коротких металлических ногах, завёрнутый в длинное рваное тряпьё. Так «шумящие бродяги» стали смыслом его жизни.

Когда Клодо подрос и стал участвовать во взрослой работе (пусть и не часто), он старался быть ближе к воротам и крепостной стене – юноша мечтал первым увидеть таинственные фигуры пустынных кочевников.

Но его грёзы стали реальностью в тот момент, когда он был занят вполне будничным делом, а не всматривался в горизонт с крепостной стены – Клодо жевал белёсую массу из плесени и воды и вяло болтал со своим напарником на сегодня.

Вдруг раздался звук трубы. Подобным сигналом дозорные сообщали городу, что на горизонте появился караван. Однако в этот раз труба звучала по-иному. Клодо такого сигнала никогда раньше не слышал и удивился. Но ещё больше его удивила реакция людей, когда он оглянулся по сторонам. Все замерли на пару мгновений, лица напряглись – город настороженно вслушивался в пустыню. Потом морок прошёл и все заспешили дальше. Казалось, что всё идёт как раньше, но в движениях жителей чувствовались напряжённость и суетливость. Словно каждый хотел поскорее закончить свои дела на улице и скрыться дома.

Клодо непонимающе смотрел на своих сограждан, впервые в жизни видя спешащий город, и вдруг, повинуясь порыву, рванулся на крепостную стену. Громыхая по ржавой лестнице, юноша мечтал поскорее заглянуть в даль пустыни и обнаружить то, чем грезил с детства.

Вначале он ничего не увидел, всматриваясь в большую подзорную трубу с поцарапанными окулярами. Потом Клодо заметил чёрную точку, скоро принявшую человеческие очертания. Хотя фигура была глухо закутана в просторный плащ, полы которого трепались на ветру, юный дозорный сразу обратил внимание, как странно двигался путешественник.

По сравнению с необычной походкой странника переставал казаться удивительным даже тот факт, что он пересёк пустыню на своих двоих, причём без поклажи. Почти каждый его шаг был резким и каким-то дёрганным. Клодо вспомнилось, как в глубоком детстве его другу отец подарил игрушку. Он купил её у караванщика, который рассказал, что выменял её у сталкера, таскающего всякий хлам из руин древних городов. Это была заводная игрушка – пузатый человечек, ярко раскрашенный, шёл, забавно размахивая руками и высоко задирая ноги. При этом из его недр играла бодрая мелодия. По крайней мере, так, наверно, задумывал создатель это игрушки. На деле это был изъеденный коррозией, покрытый вмятинами, царапинами и следами давно облупившейся краски, механизм, на котором время отыгралось по полной. При ходьбе руки игрушки не двигались, только одна из них иногда судорожно дёргалась. Шагая, человечек хромал на обе ноги. Было вообще непонятно, как он удерживал равновесие. Вместо мелодии раздавались лязг, скрежет песчинок в старых шестерёнках и иногда какой-то заунывный плавающий звук – словно вопреки всему древний автомат пытался воспроизвести музыку из далёкого прошлого.

Теперь же, глядя на фигуру среди песков, Клодо вспоминал старую игрушку. До того их дёрганная хромость была схожа. И, хотя никто юноше этого не говорил, он понял – к городу направляется рург.

Он передвигался на удивление быстро, и очень скоро Клодо смог рассмотреть его уже без подзорной трубы. Рург был высок, но мощным не выглядел. Замотанная в плащ фигура казалась тонкой и, благодаря неуклюжей походке, немощной. Пару раз из-под капюшона блеснули тёмные стёкла очков.

Примерно в пятистах метрах от городских ворот рург замер. Его поза сама по себе была обычной, но Клодо в ней почудилось нечто механическое. Будто не человек замер, а отключилась машина. Рург стоял неподвижно, он не старался прикрыться от злого ветра пустыни, не переминался нетерпеливо с ноги на ногу, не пытался привлечь к себе внимание. Просто застыл статуей, и только плащ хлопал по ветру.

Завороженный этим зрелищем, Клодо оцепенел. Из ступора его вывел окрик кого-то снизу: «Что заснул? Открывай! Они ждать не любят!» Парень дёрнулся и нажал на рычаг, открывающий ворота.

Пока огромные листы металла с грохотом расползались в стороны, Клодо сбежал вниз и остановился у ворот. На улицах почти никого не осталось, только хозяин небольшого жестяного сарая с надписью выцветшей краской «Таверно» (в которой обычно питались караванщики и пришедшие из других городов) суетливо выносил на улицу стол и стулья. Иногда проходили небольшие группки людей, старательно делая вид, что ничего не происходит.

Когда Клодо оглянулся на ворота, он увидел рурга, бредущего в его сторону. Тут юноша понял, что рург сильно отличается от той старой игрушки из детства. Заводной человечек нёс на себе печать скорой смерти, износа и медленного разрушения. Рург же производил впечатление уверенного и ещё способного постоять за себя существа. Расхлябанность и неуклюжесть неухоженного механизма казались частью его естества, как будто он и не может, и не должен двигаться иначе. Немощи, которую Клодо увидел в нём со стены, не было и в помине.

В нос ударил запах старого машинного масла и песка. Уши наполнились лязгом, скрежетом и ещё каким-то шумом, суть которого Клодо понял лишь на следующий день – так шумели большие вентиляторы, охлаждающие городские реакторы. Рассматривая рурга, парень понял, что увиденное им совершенно не похоже на то, что он представлял.

Рурги явно не были автоматами (Клодо всегда их представлял роботами вроде тех, чьи древние остовы иногда попадались в пустыне). Однако и человеческого в их облике было мало.

Перед ним стоял высокий, за два метра, очень худой мужчина. Двигаясь, словно испорченный механизм, он издавал всё время жужжание старыми сервоприводами, щёлкал, стучал чем-то в глубине тела. Но Клодо был уверен – перед ним был человек. Или нечто, имеющее человеческую основу.

Когда рург проходил мимо юноши (тот поразился, насколько уверенно и даже грациозно тот перемещается), он буквально кожей почувствовал жар. Клодо сразу вспомнился старый бойлер, неимоверно раскаляющийся к концу дня.

Рург, не удостоив молодого горожанина вниманием, доковылял до «Таверно», сел за приготовленный стол (широкий круглый бак) и, откинув капюшон, молча принялся за еду, заранее вынесенную трактирщиком.

Клодо увидел голову рурга, обмотанную в несколько слоёв грязными, серыми от пыли бинтами, покрытыми тёмными пятнами. «Похоже на кровь, – подумалось Клодо, медленно подходившему к пришельцу, – или машинное масло…» Глаза действительно скрывались за круглыми чёрными стёклами окуляров, непонятно как крепящимися на голове. Слева на месте щеки из-под бинтов торчала короткая трубка с решётчатым тупым концом. Время от времени из неё с тихим свистом выходил горячий воздух. Единственным, что не было скрыто, оказалась нижняя челюсть. Но даже она выглядела необычно. Бледная кожа была настолько тонкой и иссушенной, что сквозь неё была видна сеть вздувшихся тёмных вен. Губ не было вообще, а подбородок пересекал глубокий очень старый шрам.

Когда прибывший скидывал капюшон, Клодо рассмотрел его руку. Облачённая в длинную рваную кожаную перчатку, она была такой же иссохшей и белой, как подбородок. Почти вся рука была скрыта плащом (Клодо наконец понял, что это был не совсем плащ, а какое-то просторное одеяние, скрывавшее фигуру и защищающее от ветра), так что юноша не смог рассмотреть полностью длинную тонкую конечность.

Рург ел медленно, зачёрпывая биомассу жестяной ложкой и жуя сухую лепёшку. При этом челюсти его двигались с тихим скрежетом. Когда Клодо сел, путник большими глотками пил воду из большой кружки. Глядя, как двигается под лохмотьями бинтов острый кадык, юноша вдруг понял, что не боится чужака. Все жители города постарались скрыться – неизвестное внушает им страх. Клодо же двигало любопытство, неизвестное лишь манило его к себе, и он не чувствовал в рурге угрозы. Поэтому он сел рядом с ним и стал наблюдать за своей воплотившейся мечтой.

Прошло много времени, прежде чем рург закончил трапезу. Когда он отставил пустую миску и кружку, вышел хозяин и выжидающе замер перед столом. Рург расстегнул неприметную брошь на плече и распахнул полу плаща. Достав из складок одежды небольшой мешочек, рург снова запахнул плащ. Всё случилось очень быстро, и Клодо смог рассмотреть лишь тонкий костлявый торс, обмотанный лохмотьями и старыми кожаными ремнями на ржавых пряжках. На секунду ему показалась, что в районе рёбер из-под одежды блестит металл. Но сказать наверняка он не мог. Ещё молодой человек заметил перекинутую через плечо небольшую торбу, которую вначале он из-за накинутого сверху плаща принял за горб.

Тем временем рург высыпал содержимое мешочка на стол и словно в раздумье принялся медленно водить над ним длинным скрюченным пальцем. Это были вещи, которые Клодо никогда не видел и не представлял их назначения.

Самым большим был чёрный кубик, чуть больше подушечки большого пальца. На каждой его грани белой краской были нарисованы большие точки. Ещё было несколько стеклянных шариков, металлический треугольник с глазом внутри и комок выцветшей старой бумаги.

Рург долго думал, а потом щелчком двинул один из шариков в сторону трактирщика. Тот поклонился и ушёл, забрав посуду. «Значит, они всё-таки платят,..» - подумалось Клодо. Тем временем рург, издав серию щелчков, убрал «деньги» обратно в мешочек и снова спрятал его, однако вынул замену – мятый небольшой футляр из необычного и явно старого картона. Достав из него бумажную белую палочку с бледно-жёлтым кончиком, рург откинулся на стуле, и Клодо явственно ощутил довольство, исходившее от существа. Вставив палочку в рот, рург взял небольшой железный цилиндрик с дыркой на конце и колёсиком. Чиркнув колёсиком, он поднёс цилиндрик, из которого вырвался язычок пламени, и зажёг кончик палочки.

Клодо, на правах почти взрослого, иногда выкуривал трубку из чахлого табака, но таких странных папирос он не видел. Рург вдыхал дым ртом, а выдыхал через трубку на щеке. Так, в молчании, прошло несколько минут. Пока рург курил, Клодо рассмотрел футлярчик с сигаретами. На нём была странная картинка. Вверху шла выцветшая надпись на неизвестном языке, а под ней было нарисовано животное, похожее на лошадь, но с горбом. Клодо никогда таких не видел.

Вдруг рург затушил окурок и, убрав папиросы, встал и направился к воротам. Тут Клодо решился. Он схватил рурга за рукав и выпалил:

- Кто ты?

Рург замер и рывками повернул голову к нахалу. Клодо почувствовал на себе холодный внимательный взгляд, который раскладывал его на мельчайшие частицы. Он не видел глаз рурга (он вообще не был уверен, есть ли глаза за этими пыльными исцарапанными стёклами), но ощущал на коже их вес. Нет, это не было любопытство, нет. Любопытство – слишком человеческое чувство. Скорее его оценивали, взвешивали, осмысливали. Наконец, рург заговорил, обнажив ряд истёртых старых стальных зубов, среди которых было несколько настоящих с отколотыми краями. Голос был хриплым, ломким, словно из сломанного динамика. При этом из его глотки вырывались жужжание, скрип, щелчки и какой-то механический писк. Однако слово, которое рург произнёс, Клодо хорошо расслышал. «Хи».

- Что это значит? Это твоё имя? Кто вы такие? – юноша озадачено и в то же время жадно всматривался в собеседника.

На лице рурга (вернее, на его видимой части) возникло нечто, очень отдалённо похожее на улыбку. Порывшись в недрах своих одежд, он вынул что-то и бросил Клодо. Тот поймал на лету и посмотрел на ладонь. Это была средних размеров старая гайка.

- Но что… - Клодо оглянулся и увидел, что рург уже миновал ворота и удаляется в пустыню, ковыляя и лязгая.

Весь день Клодо провёл у себя дома, рассматривая странный подарок. Больше всего его интересовало, что же имел в виду рург. Было ли это его имя, или он не знал языка людей и просто сказал об этом? Может, обругал надоедливого мальчишку или поблагодарил за пищу? При этом не давал покоя тот оценивающий взгляд, котором таинственный пришелец из песков наградил юношу. Почему-то Клодо почудилось, что рург пытался понять, годен ли Клодо или нет. Вот только для чего? Но такое количество вопросов, на которые нет ответа, не огорчало его, а лишь распаляло молодой, охочий до нового ум.

Старые звёзды уже тускло осветили землю, а юноша всё ещё вспоминал и обдумывал случившиеся днём. Перед тем как уснуть, он ещё долго вертел в руках гайку, которую потом спрятал в небольшой железный ящик и, убрав его под свой старый матрац, плотнее закутался в драный спальник. «Что же, рург Хи, когда ты придёшь, я о многом тебя спрошу!» – была последняя мысль засыпающего Клодо. Сам не зная почему, он был уверен, что шумящий бродяга ещё вернётся и в следующий раз расскажет куда больше.