После учебки, по "распределению", я попал в полк, где не было свободной штатной единицы по моей специальности, она освобождалось только через полгода. А так как у меня специальность была дефицитной, меня командир подразделения оставил у себя, и придумал специальность «жестянщик» Так меня звали и сослуживцы.

В дивизии сформировали батальон водителей, для уборки урожая. От нашего полка взяли четыре человека, в том числе и меня.

В конце июня батальон собрали на "Большой Десятке". Погрузили машины на платформы.

Нас в оборудованные товарные вагоны-"теплушки", офицеров, в пассажирский вагон, и повезли на запад.

Когда призвали в армию, и везли к месту службы, сопровождающий офицер сказал, что кто не хочет быть лысым, должен брить голову. Я принял сказанное за чистую монету, и брил голову в" учебке" регулярно, раз в две недели. А в армии была традиция:"деды" за сто дней до приказа брили головы. Прошло всего недели две, как я прибыл из "учебки", меня, никто не знал, и поэтому я стал "дедом", не прослужив и года.

Теплушки, где ехали, были оборудованы следующим образом: посередине вагона, напротив этих больших раздвижных ворот стояла "буржуйка", а по краям и слева и справа трехъярусные нары. «Туалета» не было…Всё делали на ходу. Возле раздвижных ворот, по обе стороны, в стены были вбиты металлические скобы, куда вставлялась доска. К доске было прибито пару дерматиновых брючных ремней, у которых на конце были самозатягивающиеся петли, суешь руки в петли, упираешься ногами в порог, зависаешь над землёй, делаешь, своё "грязное" дело, и всё. Никто, ничто не видел!

Дневальные, из молодых бойцов, не прослужившие года должны были ночью топить печку, бегать в вагон-кухню за едой, мыть котелки. «Деды», спали на верхних нарах, и я тоже, как уважающий "дед", там же. Сверху наблюдал, как мой призыв, бегает на кухню, сидят ночью возле буржуйки. А я отдыхал от учебки, от резкой перемены часового пояса. Я отсыпался.

Но "недолго музыка играла, недолго фраер танцевал"!

На четвёртые сутки - сверка военных билетов. И слетел голубь с верхних нар на нижние. Это считалось «большим грехом» выдавать себя за "деда"! Кончилась"Райская жизнь". Мой призыв на меня косится, их было, человек пять. А куда было мне одному против пятерых, но ничего, себя в обиду не дал, у меня же была хорошая «школа»! Ну и остальным было бесплатным развлечением такая драка. Всего трое суток я занимался грязной работой. В первую ночь на нижних нарах, чуть не сошёл с ума : приснилось, что меня спящего положили в гроб, и заколачивают гвозди в крышку гроба. Проснулся. Кругом темно. А гвозди продолжают заколачивать. Шарю руками по сторонам, кругом доски: вверху, за головой, с одной стороны, с другой вроде нет. Подняться не могу, верхние доски от лица, где-то сантиметров сорок, пятьдесят. Ползу в ту сторону, где не было досок. Наткнулся на одного из спящих. Тот меня отборным матом, привел в чувства. Ведь все ложились к проходу "ногами",так как там ставили сапоги, с намотанными на них для просушки портянками. А расстояние до вагонных колёс было самое многое, полметра. так стучали колеса о рельсы. А на последнюю ночь, "деды" меня взяли к себе, на верхние нары, им было скучно без меня! Мне было, что рассказать! Единственно, что они сделали, это обрубили ремень мне, чтоб я не мог опустить его ниже пупа, по "дедовски". Но обязанности «"молодого бойца» я исполнял на равных со своим призывом.

Эшелон прибыл на станцию Абдулина Оренбургской области ранним утром. К часам двум дня разбортировали машины, и колонной двинулись к селу Первомайскому. Колонна смотрелась очень эффектна. Она состояла приблизительно из пятидесяти машин. У каждого автомобиля на бампере была написано»1942».Это номер батальона. Ехали медленно, Прибыли на место к часам семи вечера. Нас поселили в школе. К десяти вечера спальные помещения были оборудованы, построены кухня, солдатская столовая, уборная. Работали все и «деды» и «молодые» на равных. Всем охота было отдохнуть от утомительной поездки в эшелоне.

Утром следующего дня водилы на своих машинах уже выехали на поля под комбайны. А такие, как я, таких набралось человек десять, занялись строительством «автопарка». Рыли ямы, устанавливали столбы, обтягивали колючей проволокой. Что интересно, над нами никто не стоял, и мы работали, не сидели. «Воздух Оренбургских степей» на нас влиял благотворно. Да ребятишки крутились рядом. А к вечеру стали подтягиваться и местные «матроны». За один день мы оборудовали автопарк. А потом, так же, как работали, пошли строем в столовую. Ну, уж тут наверно вся деревня повысовывалась поглядеть на такое зрелище. Водилы, как подъезжали, так и шли сами в столовую. На следующий день нас поставили на строительство К.П.П. Наш командир полковник Азев, не давал никаких сроков. Сказал просто «Завтра строим КПП» и все. За день построили помещение для дневального по КПП, грибок, доделали ворота. На следующий день меня

садят на бензовоз ,и отправляют в Абдулина за бензином. Я водила и всё! Никакого сопровождающего офицера или прапора! Погода солнечная жаркая. Проезжая мимо пацанов, я спросил, где они купаются, они сказали, и даже изъявили желание показать. Посадили полную кабину ребятни, поехали. Озеро находилось довольно далеко от шоссе на Абдулина. А пацаны, в знак благодарности, показали, где находится другая заправка. Накупавшись, взяли одного из пацанов в провожатые, поехали на заправку. Работник заправки сказал, что нам нужна нефтебаза, которая расположена в километрах пятнадцати отсюда, но ближе, чем ездить в Абдулина. Сел к нам и привёз на нефтебазу. Когда я показал директору бумаги, по которым, я должен был получить бензин, он только спросил:

-А, что старшего нет?

-Я старший!

ответил я.

-А почему ты?

- А тот за рулём.

Посмеялся и выдал бензину, сколько было в бумагах.

На обратном пути ещё покупались, видели три наши машины на берегу озера. Приехали часа на три раньше запланированного. Комбат спохватился, что не дал никого в старшие, и удивился, как это пацану дали бензин. И с этого дня, я стал заправщиком. Мы оборудовали стоянку для бензовоза и для меня сделали столик, за которым я сидел и записывал, кто, сколько бензину берёт. Днём скучно сидеть, так я напрошусь к кому нибудь в машину, доеду до озера, накупаюсь, а на другой обратно.

Как-то раз сажусь в машину, едем к озеру, а там «газик» стоит полковника, разворачиваемся, едем на поле под комбайн, а потом на ТОК. А там одни девчонки-студентки. Я остался языком чесать, а машина уехала. Час сижу, второй. Ни одной машины нету. Только я собрался идти, едет «газик» Я даже спрятаться не успел. Меня полковник увидел, и просто сказал, чтоб я к его приезду был в расположении, и уехал.

Девчонки смеются, им весело. Я не спеша, с чувством собственного достоинства, пошел по дороге, по которой «газик» уехал. Завернув за холм, за которым меня никто не видел, я шаг сменил на бег. А я даже не знаю, какое наказание, мне придумает полкан.

Картошку чистить? Её нет, мы ели сушеную. Посуду с котлами мыть, это можно, не так уж и много, мисок двести наберется, это часа на два работы. Справлюсь.Деревня,свежий воздух. Это же не в полку, после наряда очередного или внеочередного идти некуда, кроме казармы. Так задумался, что не услышал, как сзади подъехала машина.

- «Динамо» бежит?

-Все бегут!

ответил я машинально.

-Садись.

Сел, поехали. Оказался «крестником» по вагону. Один из тех, кто меня из «дедов» в «молодые превращал. Когда он заправлялся, то делал вид, что не знает меня, я делал то же самое. А тут вдруг, сделал одолжение, подвёз, в самый нужный момент. Когда приехали к автопарку, газик уже стоял там.

Вечером Азев сделал вечернюю поверку. После неё он объяснил популярно, к чему приводит расхлябанность в армии, и как бы, между прочим, приказал мне вырыть землянку. Сам пошел, и показал где, и размеры. Я так и не понял, зачем она была нужна. Даже для местных жителей, как погреб не годился, находился очень далеко от села.

Утром сказал, чтоб за день вырыл полтора метра. А жарко, рыть неохота, до обеда покопал, съездил, покупался. Вечером рою. Идёт смотреть.

- Почему мало вырыл?

-Так земля плохая, лома нет.

На следующий день дали лом. Пошел работать. Только начал «работать», вызывают к полковнику. Иду и думаю, что ему ещё от меня надо, вроде все указания получил. Подхожу, и вижу: мама, папа, брат Саша. Как они меня нашли по паре написанных мной писем. И вот тоже поехать «в никуда» и найти! Это же надо, каким быть любителями приключений, настоящие авантюристы.

По прошествии 30 лет спрашиваю их, как они осмелились, «идти туда, не зная куда?»

Так я и не услышал вразумительного ответа!

Полковник промолчал про мои художества. А так как места в «гостинице» не было, поселил в «кунге», и мне разрешил пожить с родными. «Кунг», это вроде домика на колесах. Он принадлежал водителям- профессионалам. Там они хранили свои вещи. Первую ночь не дали поспать. Ночью пришли водители за чистой формой, увидели там посторонних, начали ругаться. Мама вышла, попыталась им объяснить, в чём дело. Те не поняли. Я тоже проснулся, вышел к ним, и объяснил в чём дело. Они долго не могли понять, как меня нашли родители. Забрали свои вещи, извинились, и ушли.

На утро мама пошла к полковнику, и спросила, почему большинство солдат ходит грязными, не меняют форму. На что тот обещал разобраться. И разбирался до конца «целины». Все, что хранилось на общем складе: новая форма, бушлаты, прапора продали местному населению. Мама, как могла, обстирывала меня, моих друзей.

Я ходил питаться с родителями в местную столовую. Моим не нравилось, как там готовят. А мне было вкусно. Моих родных поразило, что я ем очень быстро. Выучка учебки: на весь обед 10минут. То, что не доел, сержанта не волновало. «Встать, выходи строиться!» И, чтоб не выходить голодным из за стола, поневоле научился быстро есть.

Они пожили недельку, а может и меньше. Время с ними пролетело очень быстро. Я хоть при них накупался, поел, какая бы для родителей не была плохая, гражданской еды. Да они ещё навезли из дома всякой снеди: домашнего печенья, коржиков, варенья. После отъезда родителей, я жил по инерции, как вольный «казак», ездил купаться, ходил в клуб в кино, бегал в «самоволку» к студенткам.

А, через пару недель двинулись и мы. В обратную сторону. В Красноярский край.

Опять эшелон, машины на полувагонах, и мы в теплушках. Ночи уже стали холодные, середина сентября. Вагоны открывали только по необходимости. Печку топили и днём и ночью. Вместо бушлатов выдали армейские телогрейки, они по длине чуть короче пиджака. Ехали тоже неделю, или около того. Приехали, на какую то маленькую станцию,

машины сгрузили, построились в колонну. Ехали часа два-три. Приехали в глухую деревню. И тоже Первомайка! Тут для нас уже всё было готово, местные жители постарались.

Меня сняли с заправки, и поставили «вечным» дневальным по кухни. Я растапливал печь для поваров. Но это всё мелочи. Меня Азев поселил вместе с офицерским составом, где кроме меня жил и его личный водила. Остальные три офицера, четыре прапора. Всегда на виду, никуда не смотаешься от них, как на кухню. Тоска... В начале октября снег стал выпадать всё чаще. И Азев решил, пора возвращаться домой. Собрались. Построились в колонну. Поехали на станцию грузиться.

Мне место не хватило в автобусе. Посадили на "бензовоз» ЗИЛ157.Водила "чурка", по-русски плохо разговаривает. В кабине окон нет. С собой пришлось брать одеяло и матрац, все это я закинул на бочку. Колонна выехала рано утром. Темнеет рано. Около 3-х часов дня повалил снег.

У машины резина «лысая». Как какая горка, он её объезжает. Ехали где- то в середине колонны, а потом в конце. Снег всё сильнее и сильнее. И после объезда одной из горок, мы не увидели следов, от впереди идущей машины. Он едет, я молчу, он же «Дед». Часа два, три ехали, пока у него бензин не кончился в баке. Бочка была пустая. Холодно есть хочется. Весь сухой паёк съели, кроме галет. Ночь. Тишина. Волки, где - то воют. Страшно!

Из матраца сделал, подобие бушлата. Разорвал пополам, на двоих, и в каждой половинке по две дырки. Мороз градусов пять, а мы в гимнастерках, брючках, в этих телогреечках.

А ты не забывай и о том, что и голова у меня бритая! Когда поняли, что бензина в баке нет, пытались «скачать» бензин из бочки при помощи одеяла. Одеяло спускали в бочку, и бензин выжимали в ведро. Я на бочке, он внизу, потом менялись. Вверху ветер со снегом. Голова и руки мерзнут. Внизу казалось теплее с подветренной стороны, от бензина сильное испарение, и руки ещё сильнее коченели. Навыжимали пол ведра залили в бак, кое- как завели. Поехали. Там, где машина не могла проехать, я вылезал из кабины и

шёл перед ней, ощупывал ногами землю. И, когда стемнело, провалился в ручей, ну тебе по пояс будет. Раздеваюсь, выжимаю одежду, и опять на себя. И опять никуда не выехали. Бензин кончился окончательно. Разрываю одеяло пополам, «бензинное" сжечь, а сухое ещё на две половинки, чтоб окна закрыть. А он каменный стоит, весь трясется, как будто я должен его обслуживать, Сафаров его фамилия, таджик, на всю жизнь запомнил. Залезли в кабину, ждем рассвета. Сном это не назовешь, дремлем. Вот и солнышко встает, глазки слепит. Откуда и куда ехали не понятно, следы снегом замело. Как будто машину с неба спустили. А кругом, « степь да степь кругом, в той степи глухой » замерзали два пацана. Ни кустика, ни деревца. Хакассия! На мне штаны колом стоят, только где коленки и задница высохли. Давай бродить по снегу, хворост искать. Кое, как и его заставил. Он что- то лопочет по-своему, потом реветь давай. Ну, дал я ему пару затрещин, привел в чувство. Да и до меня только потом дошло, чем это могло кончиться. Хворост не нашли.

-Тебя, как зовут?

Сказал своё имя, язык сломаешь. На букву "П".

-Давай, я тебя попроще буду звать, например... Петей.

-Ага!

-Давай, Петя,-

говорю ему,

-для начала сожжем запаску.

Не дает, что- то там про материальную ответственность лопочет. Объяснял, объяснял. Не понимает. Стукнул слегка, написал ему расписку. Сняли колесо. Он руку себе здорово рассёк, пришлось с него нижнюю рубашку снимать, отрывать рукав, и перетягивать. Два инвалида! Я еле хожу, он безрукий.

Кое -как разрываем одеяло на куски, чтоб не сразу сжечь. И поджигаем запаску. Запаску тоже обложил толстым слоем снега, чтоб не вся загорелась. Достаю котелок, топлю снега, крошу четыре галетины. - кормлю его, потом сам. Стемнело, рассвело. Мы сидим возле горящей запаски. Солнца нет. Достаю ещё четыре галеты. Он собака всё сам сожрал, и повеселел. Давай рассказывать индийские фильмы, и петь оттуда песни. Я очень удивился знанием индийского языка, и спросил:

-Ты откуда язык знаешь? Где учился?

-Нигде я его не учил, я его с рождения знаю. У нас один язык!

Натопил снега, напился. Пошёл гулять, не на месте же сидеть. Нашел палку, помню, обрадовался, как ребёнок. Приволок, но оставил на ночь, как оружие от волков. А Сафарова, ожил, поёт себе, что- то. Потом давай рассказывать про свою «гражданскую жизнь», какая у него красивая девушка, как он собирал хлопок, и копил деньги на её «выкуп». Потом про планы на будущее, он же должен сейчас дембелизоваться. Решили по очереди сидеть около костра, дежурить, чтоб не потух. Стемнело-рассвело. Достаю две галеты ему и две себе. Чтоб быстрее бежало время, и, чтоб отвлечься от голода, начинаю рассказывать о себе: о школе, гребле. Он очень удивился, узнав, что я «молодой»! Ближе к вечеру прилетает вертолет, сбрасывает вымпел, и улетает. Читаю. Указывает куда нам ехать. Стемнело-рассвело. Раз нас нашли, ему четыре галеты, и себе четыре. К обеду прилетел" МИ-2",сказали пилоту, что нет бензина! Улетел. К вечеру опять прилетает, сбрасывает двухсотлитровую бочку с бензином, и всё! И ничего съестного! Кое- как залили в баки бензин. Этот придурок, воду не слил из радиатора, и он перемёрз. Стемнело-рассвело. Топим воду в ведре, заливаем в радиатор. Еще топим ведро, я ставлю его вниз к ногам.

Ну а как заводили, как грели двигатель, оставшимся бензином, как я часами крутил ручку стартера, это отдельный разговор. Но поехали! Прилетел вертолёт, и показывал нам дорогу. Ехали часов шесть, а может больше, может меньше. Мы потеряли чувство времени. Приехали на станцию «Абакан», а там нас эшелон ждёт. Когда вылезли из машины, все подумали, что черти приехали, такие мы были закопчённые.

Азев вызывает нас сходу к себе, объяснил пацанам популярно, чем грозила

наша гибель ЕГО КАРЬЕРЕ. Тут только до меня дошло, в каком мы были положении, а в степях, я не думал о смерти. Все делал, как - то интуитивно, будто так надо.

А его слова о смерти поразили меня! Я стоял перед ним, как нашкодивший

ребенок. Он даже не приказал нас переодеть, а объявил по прибытию в полк

"За отклонение от маршрута, пять суток ареста с содержанием на гауптвахте". Как будто мы знали маршрут, и у нас была карта, или мы в деревню, к девочкам ездили…на наделю… Нам повезло, что нас нашли летуны другой армии. А командир дивизии, объявил нам отпуск задним числом. Сафаров был «дембелем». Ну а мне ещё оставался год служить. И за этот год я узнал, что такое «губа» но не пять суток, а три раза по пять!

Но это другая история!

Нас освободили от установки машины на платформу, и поселили в офицерский, пассажирский, вагон. Военный фельдшер обнаружил у меня лёгкое обморожение ног, у Сафарова рваную рану предплечья. Нас поселили в отдельное купе, накормили, и мы проспали всю дорогу, до" Большой Десятки", больше двух суток. Проснусь, поем, что на столике, и опять спать. Ведь то, как мы спали в машине, сном не назовешь. Я боялся, что уснем, и больше не проснемся. Да и надо было смотреть, чтоб колесо за ночь не сгорело, или не потухло.

Прибыв на место, распрощались, как добрые старые товарищи. Я в жизни, больше ни с кем так не прощался, как с ним…

Как услышу, где индийскую песню, так сразу вспоминаю Сафарова.…Почему я запомнил только его фамилию, а имя не знаю? Наверно, потому, что, будучи заправщиком, мы вместе ездили за бензином, и командир называл его по фамилии. А помнит ли он мою фамилию? Я не знаю...

Интересно, какими словами он вспоминает меня, в связи с этим «приключением»?

Хотелось бы, чтоб только хорошими…