Ч У Б Ч И К.

Я не буду описывать всю процедуру призыва в Армию, это нудно и утомительно.

Мне в конце октября дали повестку: «Явиться 11ноября 1973г. С вещами в Дом культуры инструментального завода к 18.00.В случае неявки...»Чтоб эти дни перед службой, прошли, как-то незабываемо, я взял и побрил голову, оставил только чубчик. В начале ноября была мерзкая погода: все время шёл мокрый снег. На улице слякоть, никуда не выйдешь, никому не покажешь свой чубчик. К другу приехали братья из глухой деревни, сходили, сфотографировались. Потом к нему съездил в деревню, в Кемеровскую область.

Там никого не поразила моя причёска. Сходили в клуб на танцы, познакомился с одной девушкой. Колька, так звали друга, угостил домашним пивом, как потом оказалось не готовой брагой, девушки эту гадость не стали пить. Ну а я, как будущий защитник, и, чтоб не быть осмеян другом, выпил целую кружку. И разбрелись по ночной деревне. Помню, луна была полная. Небо звёздное! Девушку на поэзию потянуло, ну а меня в другую сторону, так живот закрутило. Не знаю, как я уговорил её домой идти, не помню. После армии, когда мы опять с Колькой приехали к нему в деревню, я встретил эту девушку на танцах в клубе, и рассказал, почему я так сделал. Посмеялись.

В Томск приехали числа 8 ноября. Друг детства Гера Сакович, устроил у себя дома проводины. Тут мы выяснили, что у нас одна команда, и в один день мы уходим в Армию. Мои родители не устраивали пышных проводин. Семьей сели, родители выпили. И пошли меня провожать. Народу было много. Провожающих больше чем призывников. Большинство пьяные. Солдаты, кое-как, разделили эту массу, на призывников и провожающих. Призывников загнали в клуб, а провожающие остались на улице. Военный, не помню звания, выкрикивал фамилии призывников, те подходили, получали военные билеты, расписывались, их выводили на улицу, и больше их не видели.

Мы с Геркой сидели вместе. Часам к 10вечера дошла очередь и до меня. Я подошёл к военному, расписался в получении военного билета, меня вывели из клуба и посадили в автобус. Провожающих не уменьшилось. Я увидел своих родных, когда они подошли к автобусу вплотную, Они видели, как меня вывели. Окна в автобусе были закупорены, поговорить было нельзя. Я маячил, чтоб они шли домой, не мерзли, а они не уходили. Ждали, когда нас повезут. Приблизительно через полчаса вывели Герку, и посадили в другой автобус. Жалко было, что не вместе.

Наконец поехали. Нас возили по всему городу. Кто - то, из призывников узнал машину отца, которая то обгоняла, то отставала. Нас повезли на новый мост через Томь. Я посмотрел на замёрзшую Курью, где занимался греблей, как это было давно…

Когда переехали через реку, автобусы, развернулись в обратную сторону.

А "провожающие машины", там отсекли. Привезли к вокзалу Томска-1 около часу ночи.

Вокзал был оцеплен солдатами. «Умные» провожающие пришли сюда, проводить своих сыновей, братьев, женихов. Нас построили на перроне. «Команда» была человек двести.

Построили в три шеренги. Сколько человек стояло по "фронту", я не знаю.

Раздалась команда:

-Первая шеренга, шаг вперед, марш! открыть сумки, чемоданы. Показать содержимое. У кого есть спиртное, можете сами разбить о рельсы, или за вас это сделают военнослужащие срочной службы!

Вдоль первого и второго ряда пошли солдаты, проверяли содержимое сумок. На них были голубые погоны и петлицы. В петлицах были пушки.

-Слава Богу,

подумал я,

-в десантники, наверно попал!

У меня ничего спиртного не было. Но еды была полная сумка, как в поход, на месяц собрался. Да у всех были неподъёмные сумки. Герку, я до сих пор не видел.

Крутил головой направо и налево, все его высматривал. Но среди такого скопления народа, да ещё при плохом освещении, трудно было, кого- либо узнать. Я стоял во втором ряду. Из строя, то и дело выходили или солдаты, или призывники, разбивали водку о рельсы. Когда проверяли первый ряд, из него во второй, толкали сумки, где была водка, а мы её в третий ряд. Ребята на что- то надеялись...

На улице холодно, мокрый снег идет. Никакого поезда не подают!

Все стали возмущаться и орать, что замерзли, и чтоб завели хоть на вокзал погреться. Ну а я под шумок орал

-Геркааа, ты где?

Вдруг слышу

- Здеесь!

-Гдее?

- Туут!

Понемногу, небольшими партиями, стали заводить в здание вокзала. Слышу,

- Петров, встречаемся возле туалета!

Часы на вокзале показывали три часа ночи. Завели на вокзал. Там не только к туалету, в глубь невозможно было пробиться. А сзади подпирают остальные. Сдавили так, как во времена «сухого закона» в очереди. Я пробился к стенке, оставил сумку, и стал пробиваться к туалету. Потом подумал, что может, и он не мог к нему пробиться. И стал снова его звать. Орал не только я, многие потеряли своих знакомых. В этом сплошном рёве, мне послышалось,

-Я рядом!

Мало ли кто рядом. Продолжаю орать. И тут явственно слышу

-Я, Герка, рядом. Поверни голову направо!

Я давай вертеть головой. Не увидел. Ну, раз он "направо", лезу направо. Маленько промахнулся. Кто-то снял с меня шапку. Верчу головой, а он человека за три от меня стоит, и машет моей шапкой. Он тоже сумку бросил, пробиваясь к туалету. От него воняло свежим перегаром.

-Ты, пьяный?

- Да немного. Тут, Ванька, ребята ушлые. Водку за пазуху спрятали,

когда сумки проверяли. У меня тоже две бутылки есть. Давай за отъезд!

Я сказал, что не буду. Но желающие сразу нашлись. Когда подали вагоны на погрузку, Герка уже был "никакой".

Прозвучала команда:

-На выход!

Толпа ломанулась к выходу. Я взял Герку, оттащил его к стенке. Время было около шести утра. Когда толпы стало настолько меньше, что можно было спокойно передвигаться, пошел искать свою сумку. Где её оставил, там она и стояла. Я вернулся к Герке. Оставшихся призывников вывели на перрон. Построили.

Многие были в таком же состоянии, что и Герка. Стояло вагона четыре. Возле каждого толпа призывников. Ребята скорее хотели в тепло, так как, из труб вагонов шёл дымок. Минут через двадцать подали ещё два вагона. И мы, не спеша, по одному, стали заходить в вагон. Призывники от других вагонов увидели такое дело, стали подбегать к нашему вагону, и становится в очередь.

Герке пришлось помочь залезть в вагон. Нам достались купейные места. Заставил Герку, так как он намного выше меня, достать матрацы, постелить их на второй полке, залезть, не мешать другим заходить, и устраиваться. Народ всё шёл и шел. В вагоне было тепло. Не дождавшись, когда поезд тронется, я уснул. Проснулся во второй половине дня, от голосов. В вагоне было шумно, кто не спал, или проснулся, все говорили. Меня поразило и то, что на третьих полках спят призывники. Разбудил Герку, чтоб поесть, мы же его сумку не искали. Слезли вниз. Тут все оценили мою прическу. Такой гогот поднялся. Сопровождающий офицер заинтересовался этим смехом, подошел к нам. Спросил в чём дело? Ребята показывают на меня. Он говорит:

-Правильно сделал. Кто не хочет стать лысым, должен брить голову раз в две недели. Вы будете ракетчиками стратегического назначения! Ты видишь, у меня на петлицах не «крылышки», а скрещённые пушки, как у артиллеристов.

Тут, кто-то, опять спросил:

-А может мы десантники?

Офицер засмеялся и ушел. Но насчёт лысины, мне его слова запали в душу.

В Тайге прицепили ещё вагоны с призывниками. Но первую партию призывников, доехавшую до места службы, мы увидели в Канске. Вагон стоял впереди нас. И мы видели, как их вывели из вагона, построили, и они строем ушли в сторону вокзала.

Когда офицер проходил мимо нас, я спросил его:

-А куда нас везут?

Он ответил:

-Место вашей бедующей службы называют вторыми Сочами, потому, что там солнечных дней столько, сколько в Сочах! Вас везут в солнечное Забайкалье!

И все. Давай спрашивать у сопровождающего солдата, он только смеялся. Потом приносит конверты, бумагу и разрешил написать письмо домой, и ушёл в проводницкую. Вместо проводниц, там жили сопровождающие солдаты. Призывники написали письма, и давай спрашивать у офицера обратный адрес, чтоб, когда мы приедем на место, то там уже был ответ. Я не видел, что он сидит в соседнем купе, и ляпнул:

- Мой адрес, не дом и не улица. Мой адрес Советский Союз!

Он заглянул, к нам в купе, и сказал:

-Сегодня, бритый « почтальон», моет вагон.

Урок номер два: не высовывайся. Урок номер один был на вокзале: торопиться не надо.

Где - то в конце вагона, еще такой же "шутник" нашелся, и мы вдвоём, под улюлюканье толпы, помыли пол, чисто символически. Вторую партию призывников в Красноярске. Третью в Иркутске, четвертую в Улан-Удэ. Все время в вагоне были разговоры. Кто спит днем, ночью разговаривает, и наоборот. И вот официально прозвучало команда:

-Подъём!

Нас подняли, заставили всех помыться, привести себя в порядок. В окнах был какой-то полустанок. И поезд стоит. Час стоит, два...

Наконец поехали. Через час, полтора подъезжаем к станции, конечной. Вышли из вагонов. Построили. Идём. Подходим к высокому каменному забору с железными воротами. Ворота голубого цвета, а на них скрещенные пушки. Заходим в ворота. И грянул оркестр "Прощание славянки" Вдоль дороги, по которой мы шли, стояли шеренги солдат. На трибуне, стояло высшее командование. Когда вся колонна пошла по дороге, самый главный военный скомандовал

-Дивизия, смирно! Равнение на вновь прибывших защитников Родины!

И мы тоже старались, подобрали ногу, по впереди идущему. Нами никто не командовал. И место службы нас встретило солнечной сухой погодой. Это было Забайкалье!

Пройдя плац, мы вошли в жилой городок. По обе стороны от дороги, по которой мы шли, стояло по три трёх этажных здания. В окна высовывались солдаты, и что-то нам кричали. Впереди строй сломался. Новобранцы, стоящие с краю, оставляли свои сумки у края дороги, кто был в середине, тоже проходил к краю, и ставил свою сумку. Тоже сделал и я. Замыкало эту улицу тоже трёх этажное здание. Это был штаб дивизии. Я оглянулся назад. Наши сумки растаскивали солдаты по казармам.

-Пускай полакомятся домашним.

сказал, кто-то за моей спиной. Я не стал смотреть, кто сказал.

-Голодные, что ли?

подумал я.

Во время построения возле вагона, нас с Геркой разлучили. «Торжественный марш», мимо трибуны, мы шли раздельно. Но это уже не пугало. Пока ехали, я со всеми перезнакомился, по крайней мере, двадцать семь человек: девять с нашего купе, и с обеих сторон по девять, я знал хорошо.

Нас повели в актовый зал при штабе. Рядом был музей дивизии. Человек пять сидели за столами, к ним надо было подходить и говорить свои размеры, если не знаешь, тут же обмеряли. Эту процедуру прошёл и я. У кого взяли размеры, могли идти в музей, ознакомиться с историей дивизии. Это была в прошлом четвёртая танковая дивизия, прошедшая с боями весь Дальний Восток, освободившая... На базе, которой и была создана дивизия ракетных войск стратегического назначения, которая входила в армию... Слышу, меня вызывают по фамилии. Выхожу. Приказывают встать в строй. Повели в баню. Я очень удивился, когда рядом с собой увидел незнакомых в основном ребят.

-Вы откуда?

-Из Кузбасса!

-А вы?

-Из Томска!

Что интересно, в бане мылись, не спеша, никто не подгонял, как потом в «учебке». Наверно выигрывали время, чтоб, каждому подобрать форму, сапоги, шинель, по размеру. На выходе из бани выдавали здоровенный «узел», с формой, шинелью, сапогами. Сверху всего этого лежало нижнее бельё, портянки. Всё новенькое, хрустит. Я удивился, когда к галифе, дали брезентовый «багажный» ремень. Оделся, ждём команды на выход. На выходе, выдали солдатскую шапку, со звездочкой, погоны и петлицы голубого цвета, «пушки». Встал перед зеркалом, и себя не узнал. Такой бравый солдатик стоял передо мной. На нём так ловко сидела форма, будто он всё время её носил. Вот только шапку надо было одеть так же «под форму». И сдвигал её на затылок, как было у одного сопровождающего, не то. Делал, как носил дома, не то. «Набекрень», уже лучше. Подгонял угол наклона шапки, пока не отогнали от зеркала. Я же не один!

Потом строем привели в казарму. В казарме были двухъярусные кровати. Каждому показали его кровать. Высокие спали внизу, маленькие вверху. Опредили место в строю. Маленькие в передней шеренге, высокие, во второй.

Потом пришивали погоны, вставляли пушки в петлицы. Все по размерам. Вот, где я шить научился! Пришью погоны, подойду к сержанту, показать.

-Отпороть и перешить!

Не я один так мучился, большинство призывников. Раза четыре перешивал и погоны и петлицы на гимнастерке, подшил подворотничок. С подворотничком тоже помучился. Погоны и петлицы, пришитые на шинели, принял со второго раза.

Вот, где мой «чубчик» сыграл со мной злую шутку. В первую же ночь меня поставили дневальным.

Сержант дал читать «Устав гарнизонной и караульной службы», чтоб ночью не спал. И ещё два таких же «весёлых» земляка. Двое спали с отбоя до трёх часов ночи, а я с сержантом, с трёх до 6.30.Разница во времени между Томском и Читой два часа.

Я спать не хотел, как и все остальные. Все были возбуждены переменой мест. Переполнены впечатлениями. После ужина, сержант всех построил, и объяснил:

-Сейчас «личное время». Это время даётся для того, чтобы: подшить подворотнички, почистить сапоги, почитать и написать письма.

Большинство, и я в том числе, подумали «А зачем их подшивать, они ещё чистые, всего пол дня, как подшились!» За пол часа до отбоя, сержант командует:

- Выходи строиться на вечернюю прогулку!

Все ушли. Сержант разрешил курить. Я не курил. А курящих отправил на улицу курить. Расположение находилось на третьем этаже. Я, чтоб лишний раз не мозолить ему глаза, пошел поглазеть на «вечернюю прогулку». Со стороны было интересно смотреть, как с песней красиво ходят батальоны. И, как- то в голову не приходило, что буквально через неделю, мы будем ходить также. А сегодня строем, но молчком.

После прогулки первая вечерняя поверка. Услышав свою фамилию надо сказать:

-Я!

Что я и сделал.

Сержант сделал мне замечание, и всем на будущее, что командир отделения за меня должен ответить « В наряде!» Но, так как у нас ещё не было "комодов", простил. Потом он показал, как аккуратно сложить форму, и сушить портянки, обмотав их вокруг сапог.

После поверки, водные процедуры, туалет. По команде "Отбой", все ложатся в постель. Никаких разговоров, хождений, только через полчаса. После отбоя сержант заставил меня мыть туалет, и проход, делящий спальное помещение пополам. За описанием начала солдатского быта я забыл про казарму. Нас поселили в одну из трёхэтажек. Казарма очень длинная, как две "хрущовки» вместе. Имела два подъезда. Пока был карантин, все допризывники жили в этом здании. А после присяги, эта была «Учебка». «В одной половине здания была сержантская школа, во второй, специалистов. Все помещения казармы были типовые: от входа длинный коридор, слева располагался туалет, оружейная комната, в которой хранились автоматы, боеприпасы. Потом каптерка: здесь хранились личные вещи военнослужащих. Дальше, тумбочка дневального. С правой стороны коридора: «ленкомната», и бытовка. Здесь стоят гладильные доски, инструменты для стрижки. Мы же стригли сами себя. Этот коридор кончался большим залом, разделённый пополам полосой из линолеума, шириной полтора метра. По обе стороны, которой находились двухъярусные металлические кровати. Матрацы были паролонные. Кровати

были расположены, так что между ними стояла тумбочка, куда мы складывали, предметы личной гигиены, письма. В головах висело полотенце. На одеялах было три полоски. И надо было кровать заправлять, так, чтоб эти три полоски совпадали по всему ряду.

Дождавшись своей очереди, подняв двух дневальных, я лёг спать. И только уснул, услышал команду:

-Батарея! Подъем!

По команде "Подъём!» надо откинуть одеяло на спинку кровати, и одеться за 45сек.

Сержант меня пожалел, и дал поспать лишние полчаса.

Откинув одеяло, я соскакиваю со своей верхней кровати и... оказываюсь на шее у Сашки Катаева, земляка. Но тогда было не до смеха. Надо было быстрее одеться, и встать в строй. У меня возникла проблема с наматыванием портянок. Одну намотал, вторую, засунул за пазуху, и встал в строй. Сержант меня выводит из строя, и ставит на «тумбочку». Я забыл, что нахожусь в наряде. Приходит ещё младший сержант, у него две лычки на погонах, приказывает:

- Надеть шинели, и выходи строиться на зарядку!

Когда все ушли, я сел рядом с тумбочкой, и начал мотать на ноги портянки.

Заходит, какой то офицер в звании майора, и с красной повязкой на правой руке. Он показал, как правильно наматывать портянки, «носком»

Спросил, «Кто в наряде?» Я ему ответил, что я и два моих земляка, а командир, сержант. На выходе, он сказал, чтоб я привёл голову в порядок: сбрил этот чубчик, и передал «дежурному по батареи», что заходил «дежурный по части».

Выходит сержант из «каптёрки», я сижу, тренируюсь в наматывании портянок. Он стал меня ругать: я не должен сидеть, а должен стоять возле тумбочки, на котором стоит телефон, отвечать на телефонные звонки. Когда он успокоился, я ему сказал, что, тут приходил, минут десять назад, «дежурный по части», и спрашивал меня,

кто в наряде? Что тут началось. Сержант давай на меня орать:

-Я тебя на «очке» сгною, тебе карантин адом покажется, а оставят в «учебке»...

И давай мне "Уставом Внутренней Службы" в нос тыкать. Что при появлении, Любого ОФИЦЕРА, я должен дать команду « Батарея, смирно!» а не сидеть, портянки мотать. Батарея пришла с зарядки. Все мокрые, усталые. У всех передние концы шинели зацеплены за широкие солдатские ремни. Уши у шапок были завязаны назад.

Выпал снег, и мороз стукнул-15.Ребята пробежали три километра, а потом руками помахали. Водные процедуры. Утренний осмотр. Вот тут-то, вся батарея и" залетела", у всех были подворотнички «несвежие». Все получили "наряд вне очереди".

После утреннего осмотра, сержант скомандовал:

-Разойдись, выходи строиться для следования в столовую!

Мы вышли, построились.

- Шагом марш в столовую!

Пошли. Сержант:

-Запевай!

Идем, молчим. Сержант:

-В личное время будем учить строевую песню

.Перед столовой, он нас остановил. И сказал, что по команде "Бегом", мы должны руки сжать в локтях, а локти прижать телу, и бежать. Командует:

-В столовую, с права по одному, бегом... марш!

Побежали. Получилось гуськом! Я рассмеялся, за, что получил замечание. Столовая была небольшая, столов тридцать, по десять человек за столом, по пять с каждой стороны. Сержант сказал, что, как сейчас сидим, так всегда и сидели. Пересаживаться запрещается. Он оказался за моим столом. А я с краю. И я оказался «раздающим». Я с первого завтрака понял чреватость своего положения. Я должен был раздавать еду: суп, кашу. В первую очередь сержанту, потом всем остальным, и в последнюю очередь, себе.

По команде дежурного по части:

-Приятного аппетита!

раздающие встают и начинают раздачу пищи. Когда сержант закончил, есть, он встаёт, и говорит:

- Закончить приём пищи. Выходи строиться!

А я только начинал... Я понял, что это мой чубчик. Но поздно. Я попал за него

в «чёрный» список. Я набрал хлеб в карманы, и вышел из столовой вместе со всеми. Придя в казарму, я сменил дневального на «тумбочке».

Сержант построил личный состав, как для утреннего осмотра. И сказал:

- Утром плохо одевались, медленно. А сейчас будем тренироваться. И командует:

-Батарея! Отбой!

Тут надо раздеться быстрее, за 30 секунд, и при этом аккуратно сложить форму.

Я стою, смотрю этот спектакль. Наверно улыбался, потому, что сержант, подошел ко мне, и сказал, чтоб я встал в строй, и тренировался вместе со всеми. На вторую попытку я встал в строй. Между двухъярусными кроватями, должны были раздеваться два человека. Не просто раздеться, а быстро, не мешая, друг другу. Задача была сложная. Сашка Катаев был, высокий, здоровый, он всё это пространство один занимал. Мне места просто физически не хватало.

В проходах около спинок кроватей стояли табуретки, на которые складывали форму, а возле них ставили сапоги. Здесь тоже не получалось раздеться, все толкались. Но даже, когда с большим опозданием ляжешь в постель, так спать хочется. А сержант, специально подождёт минут десять, пятнадцать, когда постель нагреется, и начинаешь дремать... – Батарея, подъём!

И опять я на шее у Сашки... и одевание за сорок пять секунд, толкотня между проходами...

И так раз пять. Хлеб, что я взял в столовой превратился в крошки. Это хорошо. И сержант не заметил, что у меня в кармане лежит, а так бы наказал. И я не заметно ел во время "сон тренажа".

После очередного "Подъём!". Приказывает, надеть шинели, выходить строиться. Он повёл нас на плац заниматься строевой подготовкой. Как я не завидую этому "Президентскому полку", ходят, как болваны, и все. Одна строевая. Муштра! Тоска!

Разбил попарно. Показал «строевой шаг». Левую ногу поднять на тридцать-сорок сантиметров, правую руку, поднять, согнуть в локте, так, чтоб, кисть, сжатая в кулак, находилась между четвёртой и пятой пуговицей шинели, или гимнастерки, левую руку откинуть в висячем положении, как можно больше назад. И "Шагом марш!» Я не знал, что от "простой ходьбы" можно вспотеть, так, что пот будет литься ручьём из под шапки. Я много ещё чего не знал...

Ходили до самого обеда. Наш сержант, хоть и «зловредный был» мужик, но не позволял себе, такого, что другие. Смотрю один сержант, остановил пару молодых солдат, заставил «замереть в ходьбе», подняв левую ногу. Я круг по плацу прошел, а они всё так стоят. Потом слышу: «Выше ножку. Выше... ещё... Я кому сказал?» Оглянулся. А он их по вытянутым ногам пинает.

Минуту простоишь по команде «Замри!» и то нога устает. Да ещё ноги к сапогам не привыкли. А этот...

Потом гляжу, а один из «замеревших», Герка! Казалось, я его вечность не видел, а всего два дня! Да и ещё в форме не сразу узнал. Ну а ему было не до того, чтоб по сторонам глазеть, и высматривать земляков...

После обеда, я опять встал на «тумбочку». Сержант дал мне «Устав гарнизонной службы», и ногтём подчеркнул, что я должен сегодня знать, как «Отче наш». Остальные находились в расположении, ждали команду.

Ко мне подошёл Сашка, и мы начали обсуждать, глобальную проблему, как нам разойтись на таком «пятачке», во время команды «Отбой!». Из каптёрки вышел сержант. Увидев, эту картину, построил подразделение. И зачитал, кусочек устава, в котором говорится: «Проходя мимо дневального, стоящего на тумбочке, военнослужащий, обязан отдать «честь», прикладыванием правой руки к головному убору...» Начали ходить мимо меня, и отдавать мне «честь», и я тоже, каждому. Сержант, наблюдал, потом показал, как правильно отдавать «честь». Потом сержант, объяснил, как мы должны подходить к нему, или офицеру. За три шага до «объекта», переходить на «строевой», отдавая честь, повернуть голову в его сторону. Где- то, перед ужином, объявил часовой перерыв. Я побежал в другую половину казармы, повидаться с Геркой. Его в казарме не было. На ужине я опять раздатчик. Я, выходя из столовой после обеда, обратил внимание, на некоторую сумятицу, происходившую возле входа в столовую. Несколько подразделений кончали обед одновременно, и вместе выходили строиться. А место возле столовой мало, что давало мне несколько минут, что хоть что нибудь съесть. И вот после ужина:

-Встать! Выходи строиться!

Все встали, и пошли. Встал и я, но с миской каши в руках, и куском хлеба. Пока обошёл вокруг стола, я всё съел. Мое подразделение начало строиться. Я успел! Я оказался хитрее сержанта! После ужина, меня сменили с дежурства дневальным. Я ушёл в бытовку, а так как делать было нечего, стал учиться подшивать подворотничок. Я старался подшить его так, как было у сопровождающего солдата: аккуратная белая полоска, толщининой приблизительно со спичечную головку. После вечерней поверки, сержант назначает уборщиков расположения, спросил:

-Больные, выйти из строя!

Из строя никто не вышел.

-Имеющие «наряд вне очереди», выйти из строя!

В строю осталось несколько человек и я.

-Петров! Почему в строю? Шаг вперёд! Объясняю за что! При появлении «дежурного по части», чем занимался? Портянки мотал!

Вольно! Разойдись! Военнослужащим, получившим наряд вне очереди, форма одежды номер два и построиться возле туалета!

Мы переглядыемсяся, что за форма одежды такая?

-Это без гимнастёрки и ремня,

пояснил сержант. Сняли гимнастёрки. Построились. В сапогах, нижней рубашке. Завел в туалет, показал каждому участок, что мыть. А туалет и так блестел, как новенький. Стены облили водой, чтоб было видно, что работали. Один из «штрафников» выглянул в коридор, чтоб посмотреть, где сержант? И зовёт нас посмотреть, чем занимаются остальные.

Выглянули. Смотрим «хорошие» солдаты, лежат на спине, и, задрав прямые ноги, под командованием сержанта, что-то ногами делают. Плавно подымают их вверх, что- то рисуют и опускают.

Сержант пошёл в нашу сторону. Мы похватали тряпки, и стали усердно тереть полы, стены, унитазы, кому, что досталось.

-Вот и порядок, теперь можно и отбой!

сказал сержант.

Я лёг в постель, и только сейчас заметил, как я устал. Все тело ныло, а особенно ноги...

-Батарея! Подъем!

Откидываю одеяло на спинку кровати. Смотрю вниз. Сашки не видно.

-Может в проходе,

подумал я, увидев там кого - то в кальсонах и рубашке. Прыгаю со

второго яруса... Сел Сашке на шею. Одевались опять долго. Места мало! Все почти в одно время встали в строй.

- Надеть шинели! Выходи на зарядку строиться!

Оделись, вышли на улицу. На улице темно, холодно. Из всех казарм выбегают солдаты на построение. Построились. Пошли. Шли минут пятнадцать. Выходим к стадиону, это было видно по футбольным воротам.

-Заправить шинели за пояс!

Нашёл на передних углах шинели крючки, зацепил за ремень.

- Беегоом, марш!

Побежали.

До армии я на тренировках пробегал пять километров, и знал азбуку бега. Но там я бегал

в кедах, а тут в сапогах, которые весят ну наверно килограмма два, каждый. Сапоги новые. Голенища не обмятые. Такое ощущение, что ноги в гипсе, бежал почти на прямых.

-Стой! Опустить "уши" на головных уборах по «ракетному».

Смотрю, все завязывают "уши» у шапки чуть ниже затылка. Рукавиц нет. Руки застыли. Сам сержант в рукавицах. Все молчат, наряда наверно бояться, а что его бояться, нормальный наряд вне очереди.

- Товарищ сержант, так у нас рукавиц нет! Руки окоченели!

-Как нет? Вы, что не получали?

-Никак нет!

-Это вы, Петров?

-Я! Товарищ сержант.

-Кто ещё без рукавиц? Все? А почему молчали? В расположение шагом марш!

Вернувшись в казарму, сержант приказал дальше дневального в расположение

не ходить, там шла уборка. Трое уборщиков с тряпками в руках ползали по полу. Сержант

вышел из каптерки, и приказал вытянуть руки. Прошел по ряду, внимательно осматривая кисти рук. Осматривая мои руки, он спросил:

-Вы откуда?

-Из Томска!

И прошёл дальше.

- Это не к добру его «Выканье!»

подумал я. В казарму зашёл «дежурный по части», чтоб узнать, почему пришли раньше времени с зарядки. Он зашёл с сержантом в каптерку, и разговаривал минут десять. Потом ушел. Сержант разрешил десять минут перекура, пока зарядка не кончится. Я побежал на улицу, чтоб повидаться с Геркой. Я встал около входа так, чтоб было видно моё лицо. Его подразделение пришло третьим. Встретились, как будто год не виделись, как родные. Единственно, что не обнимались. Договорились, что в «личное время» встретимся в "курилке". Когда я вернулся в расположение все уже построились к утренней проверке.

Сержант удивился, увидев, как я подшил подворотничок. Вывел из строя и похвалил. Что третий день служит, а подшил подворотничок, как старослужащий. Это была единственная похвала в мой адрес, за все время в «карантине», а потом в «учебке».

Этот день мало, чем отличался от вчерашнего: завтрак, «сонтренаж», строевая подготовка, обед, "строевая", ужин. Я с нетерпением ждал "личного времени", чтоб встретиться с Геркой. Поговорить, вспомнить "гражданку". И когда наступило это время, приходит сержант, и сказал, чтоб из расположения никто не уходил: будем разучивать строевую песню. Я подшился быстрее, чем вчера, и сидел, учился наматывать портянки, как меня учил дежурный по части: «носком». Хорошо, что я напомнил сержанту о рукавицах, а то бы на зарядке стёр ноги: портянки закатались, сползли к "носку".

Приходит сержант, и сказал, чтоб мы занимались каждый своим делом, а песню мы будем учить, между прочим.

-Какую песню будем учить?

Я влез:

-Про Марусю!

Сержант опешил:

-Про какую Марусю?

- Которая слёзы льет!

- Ты чо Петров, в цирке?

- Никак нет, товарищ сержант, в Армии!

Сержант опять меня спрашивает:

-Петров ты, ты откуда?

Из Томска!

-А я, из Сарратова, и у нас там нет такого имени Марруся!

Разозлился сержант. Я тоже испугался своей шутки. Но меня "понесло", не могу остановиться.

- Да, у которой слёзы кап, кап, кап, прямо на копье, из "Ивана Васильевича!

-А ты её знаешь?

-Нет, но можно другую.

Все замолчали, и стали слушать нашу перепалку.

-Какую?

-Ну, то же, про слёзы.

-Ты чо Петров, плакса?

-Нет, а чо?

-Ты чо «чокаешь?»

-Привычка такая.

-Ты с кем так разговариваешь? Со своим приятелем?

-С отцом Командиром!

-Вот то-то же!

И «отмяк».

-А какую про слёзы?

-Не плачь девчонка...там тарам тарам…

-Которую Лещенко поёт?

-Да.

-Так она не «строевая»!

-Но и не эстрадная! Сделаем строевой!

-Слова знаешь?

-Нет!

-А чо тогда предлагаешь?

-Так её везде крутят, долго ли, слова переписать!

-Ты Петров и хитрый! Учить не хочешь. Запомните главный лозунг в Армии: « Не можешь? Научим! Не хочешь? Заставим!»

Тут в наш диалог влез Вовка Перо, и сказал, что он может переписать слова,

когда будет дневальным. Он думает, так это просто, «стоять на тумбочке»! Но сержант отверг все наши предложения. И мы стали учить стандартную строевую «Катюшу». До вечерней прогулки, выучили первый куплет с припевом. Перед вечерней прогулкой сержант, сказал, что сегодня петь, не будем, а начнём выполнять команду

-Смирно, с равнением на...

Вышли на улицу, построились. К сержанту подошёл старшина-сверхурочник, и сказал,

чтоб шли на склад, получать рукавицы.

По команде отбой, все как могли быстрее разделись, и легли в постель. Только у нас

с Сашкой, не получилось. Сержант сказал, что, так как вчера, большинство. Было в "наряде вне очереди", то для нас он повторяет задачу. Надо вытянутыми ногами написать в воздухе свою фамилию и отчество, и написать от единицы до десяти. Кого увидит, что «мухлюет», отправит убирать туалет. Наша "парная" кровать стояла возле окошка, т.е. далеко, где стоял сержант. Я просто написал Ф.И.О. А писать цифры, мне было интересно, сколько я могу написать. Я "отмахал ногами" раз пятнадцать, и при команде отбой, а может, раньше сразу уснул.

Саму команду «Подъём!» я не слышал. Проснулся от шума прыгающих со второго яруса

людей, их переругивания. Гляжу вниз, Сашки нет, прыгаю, одеваюсь. Один из последних

встаю в строй, но успеваю. Выходим на зарядку. Темно, холодно. Мороз стал сразу щипать и уши, и нос. Пар как от коня: изо рта, из двух ноздрей. Я сперва даже не понял, что я забыл. Чувствую, что чего- то не хватает. Рукавиц! Нам дали солдатские рукавицы, с указательными пальцами.

-Товарищ сержант! Разрешите обратиться? Рядовой Петров!

-Обращайся.

-Разрешите сбегать за рукавицами, в казарму?

-Разрешаю.

Когда вернулся, и встал в строй, сержант сказал, что, чтоб никто ничего не забывал, рассеянные будут бегать лишний круг вокруг стадиона. А если не успеют его пробежать, пока остальные делают зарядку, будут бегать в личное время. Зацепили концы шинелей за ремни, шапки завязали по "ракетному."

Строевым шагом вошли на стадион.

-Бегом марш!

Побежали. Бегу по спортивному: вдох, через три шага выдох. Бежать старался ровно, как на тренировке, но сапоги…Портянки, я таки научился наматывать "носком". Но тяжесть сапог... А ещё "штрафной" круг надо успеть. Стадион был нестандартным, маленьким, и сколько кругов по сержантски, составляет три километра, я не знал. Бежал, не торопясь, не старался ни кого обогнать, как обгоняли меня, нарушая строй.

В начале забега, я бежал в последних рядах. Через два круга, стали попадаться отставшие

от своей шеренги. Я бегу за ними. Они уложатся в эти километра, а я... В личное время бегать на морозе, «ниже среднего». На четвёртом круге и я стал сдавать. Отстающие солдаты перешли на шаг, потом снова побежали. Сержант им ничего не сказал. И я принял их "приём бега". Двести шагов пробегу, перехожу на шаг. Десять шагов иду, выравниваю дыхание. И вперед бегом. Сержант, на каком- то круге командует

-Стой!

Я, как раз перешёл на шаг.

-Петров, еще круг.

Но это уже легче, финиш, можно сказать «виден». Нет той неопределенности, что была в начале. Теперь я выбрал другую тактику, чтоб успеть к концу зарядки. Чтоб не отжиматься от скамеек, не виснуть в рукавицах на турнике. Чтоб сразу "домой". У всех от бега покрылись инеем брови, пух на губах, ресницы.

Я уже бегу «вразвалочку». Как только увидел финиш, появилось второе дыхание. Прибежал чуть раньше себе намеченного срока. Еще "помахал" руками, и "домой", в казарму. На утреннем осмотре появились офицеры: майор, три капитана, и три старших лейтенанта. Оказывается сегодня понедельник. Я и забыл о существование офицерского состава. Кроме «дежурного по части», никого не было. Появился здоровенный старшина, сверхурочник, с широкой полосой вдоль погонов. После обеда, майор разбил нас на расчеты. К каждому расчёту поставил командиров, ст. лейтенантов. Капитаны покрутились, подходили к кому нибудь, спрашивали и записывали фамилие, подошли и записали меня.

После завтрака, мы первый раз получили оружие, автоматы, правда без патронов в «магазине», и пошли на плац, отрабатывать строевой шаг, по команде "Смирна!» Оказывается, по этой команде, надо всем разом крикнуть" Ии Раз!", повернуть голову, туда, куда скомандуют «Равнение на... ».

Ходили уже по расчётам. Тех, кого записали, оказались в одном рассчёте, я, например в третьем. Все записанные оказались почти одного роста, разница два-три сантиметра. До обеда маршировали. После обеда объявили всеобщее построение. Вышли. Построились. Пошли на плац.

На плацу уже стояли подразделения. Возле трибуны стоял духовой оркестр. На трибуне стояло человек пять генералов. Один из них, как потом узнали, командир дивизии, поздравил нас с Днём Ракетных Войск стратегического назначения и артиллерии. Пожелал успехов в боевой и политической подготовки! На, что вся дивизия гаркнула троекратное "Ура!", кроме нас.

Потом командир дивизии скомандовал:

-Строевым! Равнение на Знамя дивизии. Согласно расположения полков! Марш!

Я видел парады только по телевизору, да и все остальные тоже. А тут ещё и самому принимать участие! У меня от волнения затряслись ноги. Несмотря на морозец, почувствовал, как вспотела спина.

Заиграл оркестр. Зазвучали команды со всех сторон. Это командиры полков, выводили свои полки к торжественному маршу. И полки пошли. Возле какого-то места, полки дружно орали "Ии раз» и переходили на строевой шаг, одновременно поворачивали головы в сторону трибуны. Зрелище незабываемое. Такого по телевизору не увидишь.

Перед строем прошёл майор, и сказал, чтоб внимательно слушали его команды.

- Школа! Направо! Между шеренгами на расстояние вытянутой руки, становись!

Мы не сразу сообразили, что "Школа» это мы. Но когда офицеры начали дублировать команды, переводя на свой расчёт, то поняли, сейчас и мы пойдем. Волнение усилилось. Пот прямо ручьём побежал по спине.

-Пятый расчет прямо! Остальные направо! Шаагом марш!

Мы пошли. Майор встал в голове колонны. Офицеры во главе своего расчета.

-Школа! Смирна! Равнение на право!

Перешли на строевой шаг. Не знаю, как это выглядело со стороны, но с ноги никто не сбился. Проходя мимо трибуны, мне показалось, что я встретился глазами с комдивом... Пройдя торжественным маршем, мы вернулись в казарму. Офицеры ушли на "торжественную часть". А у нас служба продолжалась.

Появились старшина-хохол с нашими сержантами, и снова "сонтренаж". Только тут я заметил, что нет Сашки Катаева, а его место занимает парнишка, чуть меньше меня ростом, но покрепче меня. Он вообще был из другого расчета. И мы с ним уложились в отведённое время, на раздевание и "укладку" в постель. Старшина, уложив нас командой «Отбой!» увёл сержантов в каптерку. Сколько они там были, я не знаю, я уснул. Да наверно все уснули, согревшись под одеялом, потому, что по команде "Батарея

подъём!» все стали так же суетиться, как утром. Старшина достал спички, и сказал:

-Кто оденется раньше, чем догорит спичка, освобождается на всё время нахождения

в карантине, а в дальнейшем в «учебке», от обязанности уборщика спальных помещений.

И дал время до среды. Но так никто и до среды, и вообще до конца "карантина", не разделся под спичку.

В этот день я узнал, что такое праздничный ужин в армии: добавили пирожное.

После вечерней прогулки, перед отбоем, старшина строит батарею, и спрашивает:

-В нашей эскадрилье существует два вида авиации: штурмовая и истребительная. Кто желает служить в истребительной авиации? Шаг вперёд!

Все знали, где будем служить, и поэтому желающих быть "истребителями" не было. Старшина подождал немного, и скомандовал:

-Первая шеренга! Шаг вперед, марш! Кругом!

И продолжил:

-Первая шеренга, по своей комплекции, и по росту подходят в истребители. А вторая, в штурмовики!

Он так интересно говорил с украинским говорком, что это не передать словами, и мы все соответственно заулыбались. И каждый наверно подумал, «Где это он столько самолётов наберет?» Мы были одеты в форму номер два: в сапогах, галифе, в нижних рубахах.

-Первая шеренга! Налево! Шагом марш, за "летательными аппаратами!"

«Летательными аппаратами» оказались большие швабры. Интересно то, что их хватило на всех. Вернулись. Каждый встал напротив своей пары.

-Вторая шеренга взять у первой "летательные аппараты", и вытянуть вперёд.

-Первая шеренга, сесть лицом к "штурмовикам", взять за деревянную ручку штурвал.

" Штурмовики"! Уступом, вперед вдоль спального помещения!

Весело было сидеть верхом на швабре, а здоровые ребята, тебя катают... Но весёлость быстро прошла, когда было приказано « Намочить тряпки!». Тряпки были такие длинные, что их пришлось намотать на ручки. Тогда уже "штурмовики" над нами смеялись. Пришлось садиться сверху, на мокрую тряпку. Как осторожно «истребители» не садились, а всё равно, и брюки и кальсоны промокли.

По команде отбой "истребители", и я в том числе, снимали вместе с галифе и кальсоны. Всем было весело, не сразу угомонились. По прошествии полчаса, мы потянулись к батареи, вешать брюки и кальсоны сушить. Я в последний момент, увидел, сколько там навешано, передумал вешать на батарею, и положил брюки и кальсоны поверх гимнастерки. В этот вечер мы ничего ногами не рисовали. Утром по команде "Подъём!» все кинулись к батареям за своим обмундированием. Там началась такая давка. Ну а таких, как я, «мудрых», набралось человек двадцать, со всей батареи.

Естественно, ребята не уложились по времени, и их ожидал "вечерний моцион" в туалете...

И потянулись дни. Один похожий на другой. Подъём, зарядка, завтрак, строевая подготовка, зубрежка присяги, сонтренаж, обед, изучение автомата, разборка и сборка на время. Только старшина, придумывал, что нибудь новенькое, для уборки казармы. Вечером перед сном построит батарею, и спрашивает:

-Спортсмены е? Объявлен набор в спорт роту. Спортсмены фактически служить не будут, они будут защищать честь дивизии на соревнованиях.

Или:

- Музыканты е? Объявлен набор в муззвод. Музыканты будут играть на парадах, разводах, и будут только репетировать, и разучивать марши.

Что удивительно, всегда находились спортсмены, музыканты, хоккеисты. И всегда дело кончалось одним и тем же: шваброй. Эта швабра была и "спортивным снарядом", и "клюшкой", и "музыкальным инструментом". А наивных простачков не убывалось. Всем им хотелось попасть в тёпленькое место, «Где служба, была бы, как мёд». А нам было весело наблюдать за "спортсменами, музыкантами", за "тренировками, репетициями".

В субботу, после завтрака старшина объявляет:

-До обеда парко-хозяйственный день. Это день, когда делается генеральная уборка всего и вся. А после обеда, в три часа разминочный марш-бросок, на шесть километров.

Нашему расчету досталось мыть офицерскую столовую. Всю. От туалета, до входа. Принимал работу узбек, старшина по званию. Ходил с белой тряпочкой, и проверял грязь. Вот тогда, я начал чувствовать к этой нации неприязнь. Он лез своей тряпочкой туда, где всюду всегда она будет черная. Например, овощерезка, под картофелечисткой. Издевался над нами, как хотел.

После обеда, старшина посоветовал курящим воздержаться от перекура. Часа полтора просидели в казарме, занимался, кто, чем хотел. Ждали построение. Я ещё раз перемотал партянки, и думал, на сколько меня хватит. Утренние пробежки, во время зарядки, не в счет, там даже из трёх километров метров пятьсот уходит на ходьбу. Мои мысли прервала команда:

-Батарея! Выходи строиться!

Вышел весь карантин. Построились. Наш расчет был замыкающим. Пошли. Но пошли не в сторону стадиона, а в противоположную. Вышли за пределы военного городка. Пошли по улицам какого-то города. Позже я узнал, что это жилая зона. Здесь живут семьи офицеров. Где-то впереди была сопка, и я увидел, какая наша колонна большая. «Голова» уже скрылась, а полоса из людей, как ручей, все текла и текла в гору. Когда мы поднялись на сопку, этот ручей заворачивал в лес. Как только мы подошли, прозвучала команда:

-Бегом! Марш!

И мы побежали, за впереди бегущими. Офицеры бежали рядом со своим подразделением. Они делали замечания, тем, кто нарушал строй. Да, это не зарядка! Я бежал в своём ритме, и считал "шаги". Где-то после тысячи сбился со счета. Одна пола шинели, отцепилась, и мешала бегу. На ходу я её не мог зацепить. Бегущий рядом офицер, все время покрикивал: -Шире шаг! Не отставать! В ногу, в ногу бежать!

Стараюсь держать дыхание, бежать в ногу. Но всё равно нехорошие мысли, в адрес лейтенанта лезли в голову. Но наверно не у меня одного. Это отцепившаяся «пола», так мешала бежать! Уловив момент, когда лейтенант убежал вперед, выскочил из строя, нагнулся, взял конец полы шинели, зацепил за ремень. И отстал от колонны метров на двести. А догонять надо! И сил уже практически нет! Делать нечего собрал все, что осталось, рванул, что было сил. И только догнал, команда:

-Перейти на шаг!

Встал в свою шеренгу. В шеренге было, человек пять. Стал выравнивать дыхание.

-Бегом марш!

Расстояние между рядами становилось тем больше, чем больше мы пробежали. Сколько мы пробежали? Скоро ли финиш? Неизвестно. По обочине стали попадаться "слабаки". Самому хотелось плюнуть на все, уйти на обочину, и сесть. Но, что-то мешало.

-Я что хуже других! Просто надо себя "освежить"!

Хоть пот и бежал с меня ручьем, снимаю шапку, «завязки» завязываю на короткий узел, шапку отбрасываю назад, и бегу. Лейтенант увидел меня в таком виде, приказал, надеть шапку. Но я уже пришёл в себя. Надел шапку. Огляделся. Из пяти человек в ряду оставалось трое.

Впереди ряд тоже был не полный. Они все отстали. А финиша всё не видно. Стал вспоминать греблю. Там хочешь, бежишь, не хочешь, не бежишь...

- Перейти на шаг!

Машинально перехожу на шаг. А воспоминания не отпускают. Чуть больше недели прошло, а я уже так соскучился по гражданской жизни. А ещё целых два года!

-Бегом! Марш!

Бегу. Чтоб отвлечься от усталости, смотрю по сторонам, считаю "немощных". Показалось, что лес стал рядеть. А по краям ребят всё больше и больше. «Неужели я не добегу!? Я не хуже других, вот этот же новенький, что подо мной спит, отстал от своих, но бежит же!» Неожиданно, как из под земли, появился бетонный забор. Бежим вдоль забора. Резко начался спуск. И я увидел, что осталось от колонны. Жалкий ручеёк людей, старающихся бежать строем. И тут я обратил внимание, что с нами нет лейтенанта. Нас как бежало в ряду трое, так и бежали. Ручеек внизу стал сворачивать направо.

Когда и мы спустились, и свернули направо, то сразу оказались в жилой зоне. Я уже и забыл про усталость, а когда появилось второе дыхание, я так и не заметил. Пробежали «жилую зону», и оказались в военном городке. Возле казармы, нас поджидал лейтенант. Он дал первому попавшему тетрадь и ручку, и приказал ему переписать добежавших.

Я пробежал свои первые шесть "разминочных" километров! А ещё будут «Нагрузочные» десять километров, с полной выкладкой. Когда за спиной болтается вещмешок с пятнадцатью килограммами песка, автомат, противогаз, общевойсковой защитный комплект

А пока дойдут все, лейтенант разрешил отдыхать в расположении. Я лёг на пол возле батареи, разулся. Портянки выдержали кросс, как были «носками» обмотаны, так и остались. Очнулся, оттого, что, кто-то меня в бок пихает. Открываю глаза. Стоит лейтенант, с ножницами в руках.

-Пойдём, воин, я тебя сам подстригу, пока никого нет.

Делать нечего. Пошли в бытовку. Он, как заправский парикмахер, обернул меня простынёй, наклонил голову, остриг чубчик.

-Сам побреешь? Или побрить? Всё равно уже "оброс", брить надо.

- Товарищ лейтенант! У меня бритвенный станок в каптёрке находится, да и самому себя, как-то неловко брить. Побрейте голову вы. Пожалуйста!

Лейтенант сходил в каптерку, взял у старшины его бритву, не будет же он рыться в вещах, и искать бритву новобранца. Хозяйственным мылом намылил голову, начал брить. Зашел старшина, увидел такую картинку, поморщился:

-Товарищ лейтенант, что ж вы делаете? Я же этой бритвой лицо брею!

- А я, что ж... товарищ старшина, новое лезвие поставишь, все проблемы!

Услышав разговор, в бытовку, стали заглядывать и" карантинцы", пробежавшие кросс. Я сидел на стуле и послушно вертел головой. Лейтенант брил недолго, минут пятнадцать, при этом, не сделал ни одного пореза. Когда он окончил, я посмотрел на себя в зеркало. Голова стала ровненькая, блестит. Но стала мерзнуть. Надел шапку, и пошёл к Герке. Я же не знал, пробежал он или нет. Когда зашёл в его расположение, то увидел его, стоящим «на тумбочке». Герка шутливо скомандовал:

-Рота! Смирно! Равнение на земляка и друга!

Я его спросил, почему он "рота" скомандовал. На, что он ответил, что в этой половине сержантская «учебка». Маленько потрещали. Я ему похвастал, что пробежал шесть "разминочных" километров, и даже не запыхался. Ну а он, что, как ему повезло, оказался в наряде.

Когда подошли остальные "немощные", старшина построил нас и объявил:

-Завтра снова побежим шесть километров, и будем бегать до тех пор, пока

число стартующих не будет равно, числу финиширующих.

Из строя кто-то спросил:

-А, что их на себе нести, что ли?

-Как хотите: на спине, под руки. Но только не пинать, увижу, кого за этим делом, наказывать буду строгим образом. Особенно это касается...

И прочитал, список тех, кто пробежал.

-Эти ребята физически крепкие, тренированны. И не дай Бог, кому нибудь не будут помогать, Тоже буду наказывать строгим образом. Это Армия. Здесь играет та поговорка, что на «гражданке» не прижилась», «Один за всех, и все за одного». А сейчас отдыхайте!

И разрешил до ужина заниматься, кто, чем хочет. Я никак не ожидал такого поворота, от результата кросса. Сам чуть не умер, а завтра ещё кого-то тащить. Лучше бы меня тащить: маленький, лёгкий.

После вечерней проверки сержант спрашивает:

-Больные выйти из строя!

Вся батарея сделала шаг вперед. Сержант заулыбался.

-Наверно и все уборщиками хотят быть?

Все поняли нелепость поступка. А, что поделаешь, кому охота этот кросс бежать? Никому!

После завтрака, старшина повёл нас на старт. Шли туда же откуда вчера стартовали. Старшина зачитал список, пробежавших. Нас было пятнадцать человек. Поставил каждого посередине каждой шеренги, и сказал:

-Эти ребята будут у вас, как «играющие» тренеры. Если не хотите больше сегодня бегать, спрашивайте у них совета, цепляйтесь за них, висните. Но чтоб все были на финише одновременно!

По иронии судьбы, мне досталось шеренга, где каждый мог нести меня эти километры.

Раз можно было в строю разговаривать, рассказываю своей шеренге свою формулу бега:

-На начало бега вдох, через три шага выдох.

-Бегом, марш!

Побежали. Что интересно, я как бы бежал на втором дыхании, что у меня вчера проявилось. Старшина, как лось, бегал кругами, вокруг строя.

-Шире шаг! В ногу, в ногу бежать!

Но всё равно я стал уставать, и с ужасом смотрел, как рассыпается "моя шеренга". У самого силы на исходе, а кого-то надо брать на "прицеп". Смотрю, впереди бегущие, взяли "коренного" за ремень, и бегут рядом. Но они то почти одного роста и веса. А тут жлобы. Тогда я говорю, своей шеренге, чтоб взяли друг друга, за ремни, и не отставали. На раз вдох, на три выдох. А старшина, мало того, что кругами бегает, он ещё и темп не сбавляет. Я вспомнил, вчерашний прием, по сторонам смотреть. Смотрю по сторонам. Вижу, один воин на снегу сидит. А старшина его, как будто не видит.

Говорю, своей шеренге, чтоб взяли его подруки, и тащили, хотя бы до команды "шагом". Ребята заартачились, пускай задние берут. Так задние, они, как я, кого они утащат? Подняли, взяли с двух сторон под руки, потащили. Через двадцать шагов менялись. Только тут, я понял: как хорошо быть маленьким!

А старшина забыл, что ли про команду» перейти на шаг"? Бежит и бежит. У меня голова лысая, поту нет заслона, в виде волос, только шапка. Чувствую, шапка уже вся промокла, и с неё побежал пот. И вдруг наткнулся на впереди бегущего. Упали. Нас оббегают. Так неохота было вставать. Встали, взяли друг друга за ремни и побежали. Мы бежим не в своей шеренге, надо догнать, а сил совсем нет. И нет команды "Перейти на шаг!"

И, наконец, начался спуск к жилому городку. И тут почти как у Высоцкого" И откуда взялась только сила в... ногах"! Все! Я почувствовал «запах» финиша! И так потащил своего напарника догонять свою шеренгу, что он взмолился. Вот тут-то у меня появилось это желание, о котором предупреждал старшина, пинками его подгонять. И вся батарея, почувствовав близкий финиш, уже без всяких команд, ускорила бег. Таких, как мой напарник, набралось человек десять. Но на финиш перед казармой, мы прибежали не последние. Старшина, не дав нам передохнуть, тут же построил:

-Что я могу сказать? Бежали плохо! Отвратительно! Почти шагом!

Если человек пять километров проходит в среднем за час, то вы пробежали шесть километров за сорок минут!

- Вчера за сколько?

-Марш-броски, засекаются по последнему! Так, что сами считайте, когда вчера последний воин пришёл!

ответил старшина.

-А кто засекал, за сколько человек проходит, эти пять километров?

Не выдержал и я. О чём в дальнейшем пожалел, так как я стоял в первой шеренге, почти напротив старшины. Он посмотрел на меня, и сказал:

-Ваша фамилия? Так вот Петров, завтра после строевой подготовки, и проверим это на практике. Кстати вы вчера пробежали лучше, чем сегодня. Ваш напарник выглядит намного свежее вас. Пятнадцать минут, на то, чтоб, привести себя в порядок. Разойдись!

И только тут, после этой команды, я увидел Герку. Старшина его роты, их сразу распустил отдыхать, и он с Сашкой Катаевым, стояли рядом с нашим строем, и всё слышали. Я подошёл к ним, поздоровался.

-Да Ванька, любопытство не порок.

Съехидничал Герка. Но, видя, что я не в духе, стал рассказывать свои новости. Он после присяги остаётся в «учебке». А Сашку отправят в полк. Присягу будем принимать послезавтра. А сегодня его рота будет получать, и подшивать парадную форму, и репетировать принятие присяги. Ещё поболтали немного и разошлись.

Я почистил сапоги. В Забайкалье земля песчанная, и на пятках сапог, после этого кросса появляется песчаная корка. И только я привёл сапоги в порядок, объявили построение. Пошли на склады. Получили парадную форму: брюки, китель, рубашку, галстук, тоненькие перчатки, защитного цвета, погоны, петлицы. До обеда, я уже всё подшил, и сидел в «ленкомнате», и читал газету "На Боевом посту". Зашёл старшина, подсел ко мне, и спрашивает:

-На гражданке спортом занимались?

-Да. Академической греблей

-Опять шутите! Лёгкой атлетикой наверно.

-Зачем мне шутить. Рулевой. К.М.С.

-На рулевого похож, на К.М.С. нет. Чтоб рулевой, так хорошо бегал?

-Захочешь жить, не так побежишь.

Заулыбался и ничего, не сказав, ушёл.

После обеда, тех, кто подшился повели в спортзал. Таких набралось человек тридцать со всей батареи. Форма одежды «спортивная». То же, что и форма номер два, только голый торс. Сержант показал всего два упражнения: подъём переворотом, и выход силой, по очереди, на левую и правую руку. Построил нас в длинную шеренгу, т. е. всех в одну. Заставил подтягиваться, кто сколько может. Мне все эти упражнения были знакомы , кроме этого я на турнике, в дальнейшем перекладине, умел делать выход силой на обе руки, «склёпку». Я подтянулся семь раз, мог и больше, но не знал, что у командира на уме. Некоторые подтянулись и больше, видно было, как они выкладывались. Сила осталось после кросса, себя показать.

-Кто умеет делать подъём переворотом, шаг вперёд марш!

Из строя вышло человек пять. Я остался стоять в строю, смотреть, что будет дальше. Я сам не знал, сделаю, ли я хоть раз, в сапогах. Ребята встали перед перекладиной, руки сделали назад, как сказал сержант. По очереди подходили, с трудом, но делали, кто два, кто три раза. Позанимались с часик, потом пошли в казарму. Через некоторое время из каптёрки вышел старшина, и приказал надеть парадную форму.

Выяснилось, что не дали фуражки.

-Петров! Знаешь где склад? Вот размеры головных уборов, принеси на всю батарею. До склада четыреста метров. И того восемьсот. На подбор размеров двадцать минут, если за полчаса управишься, то завтра не будем мерить скорость бедующего военнослужащего!

И я побежал, забыв взять мешок, под фуражки. Прибежал. Склад закрытый. А на мне ещё эти парадные ботинки, оказались большие, размера на два. Во время бега хотели "убежать". Поневоле пришлось искать завскладом. Но сперва я сбегал к «дежурному по части», так как понимал, что мне просто так, никто ничего не даст. Время работы склада строго определено, и без приказа, его просто так, никто не откроет. Нашел дежурного офицера в штабе, объяснил ему ситуацию, он на каком-то нужном бланке написал распоряжение, и объяснил, где найти завскладом, в « хозроте». Я понял интригу старшины, чтоб фуражки не принес, и "походил" на скорость. Я в душе, откровенно

злорадствовал, когда шёл с завскладом к складу. И пока шли, решил поменять парадные ботинки. Кладовщик очень быстро нашёл все размеры, сам сложил фуражки в мешок, сказав при этом, чтоб мешок ему вернули завтра. Я ему объяснил ситуацию с ботинками.

-Какой размер?

-Тридцать восьмой.

-Какой? Таких нет. На, тридцать девятый, самый маленький.

-Спасибо, почти как раз, по крайней мере, меньше, что были!

-Кушай на здоровье, Сынок!

Я прибежал в казарму, немного раньше, намеченного срока. Старшина не подал виду, что я сорвал его планы, и согласно списка раздал фуражки. Но их одевать было не надо, на дворе не лето, а зима. Вот тут-то я очень захотел попасть в полк! Сержант на меня зуб имел, за дневальство, и вот ещё старшина батареи...

На следующий день, после завтрака, выдали автоматы, по пять патронов, и повели на стрельбище. Сержант показал положение, для стрельбы "лёжа".

-Все гильзы после стрельбы сдать мне. Кто не найдет, «наряд вне очереди».

Стреляли «тройками». Я оказался посередине. Мишени далеко, напротив сопки. И это создавало иллюзию дальности. Только я прицелюсь, рядом в ухо "Бах", слева, потом справа. Из пяти выстрелов, я два попал. И это не такой и плохой результат. Некоторые ребята совсем не попали.

Я отстрелялся, собрал гильзы, отдал сержанту. Думал, что будем перестреливать, пока не научимся. Нет. Когда все отстрелялись, вернулись в казарму. До и после обеда репетировали принятие присяги. Репетиция заключалась в том, что надо было громко и чётко прочитать текст присяги, выделять знаки препинания. Со всех углов казармы раздавалось:

-Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, принимаю Присягу,

и торжественно клянусь...

Перед вечерней поверкой, приходит старшина, и объявляет построение.

-Перечисленным военнослужащим, получить в каптёрке вещевые мешки,

и упаковать в них свои вещи. Все обмундирование подписать хлоркой. Это касается всех. На клейме должно быть: номер военного билета, год призыва.

И стал зачитывать список. Меня в этом списке не было.

-Не вошедшие в этот список, зачислены в школу «специалистов», иначе,

говоря, остаются в «учебке». Всем всё ясно? Разойдись!

Вот «бабушка, и Юрьев день»! Чего боялся больше всего, остаться в учебке, то и исполнилось!

-Петров, я кому говорю, когда клеймить форму будешь?

-А зачем товарищ старшина? Кто её украдёт? Кому она нужна?

-Глупый ты ещё Петров. Это вместо жетона «смертного», что в войну были.

-Не понял, как это?

-Везде, на твоей одежде, будет стоять клеймо. Даже ты и сгоришь, не дай Бог, где-то клеймо останется, даже часть его, и по нему определят, кто это был. Понял?

-Понял товарищ старшина. Завтра в личное время, можно?

-Ладно.

После завтрака, пошли в баню. Я так быстро ещё не мылся. «Парная», рядом с душем. Было настоящее «паровое отопление». Плеснёшь на трубы отопления воды, вот и парная, соседа не видно. Зашел, намылился, обмылся, «На выход!» Везде ходили без шинелей, даже в баню. После обеда, сержант приказал получить в каптёрке «парадку», надели шинели. Старший лейтенант увёл нас на задворки каких-то сараев, и мы уже репетировали подход каждого к подставке, где лежала папка с присягой. Отрабатывали каждый жест, каждое слово. Тренировались до самого ужина. Замёрзли, как "цуцики". На следующий день, после обеда, торжественное построение.

Дни в Забайкалье и, правда, в основном были солнечные. Снег шёл редко и в основном ночью. И рассветало неожиданно. Шли на завтрак ещё ночью, а выходили из столовой и щурились от яркого белого снега на солнце.

А тут после обеда повалил густой снег. Нам выдали автоматы, с пустыми «магазинами», и вывели на улицу для построения, и повели на плац, для принятия присяги. Снег, это было пол беды. Подул ещё и сильный пронизывающий ветер. Сразу замёрзли руки в тоненьких, парадных перчатках, а потом стали мёрзнуть уши. Когда прозвучала команда:

-Завязать уши по-ракетному!

пальцы на руках плохо слушались, а ушей я уже не чувствовал. А на трибуне стоял высший командный состав, и переговаривался между собой, как будто не было этого ветра со снегом.

Немного погодя подошёл полковой оркестр.

Раздалась команда:

-Вольно! Отряхнуться!

И на самом деле, пока мы шли, а потом стояли, покрылись толстым слоем снега. Отряхивали друг друга локтями, так как руки у всех замерзли, лежа на цевье автомата. Кто-то на трибуне, сказал в микрофон:

-Командиры подразделений ко мне!

От нас к трибуне побежал майор. И со стороны «сержантской школы» тоже.

Посовещавшись, минут, пять офицеры вернулись. Майор вышел на середину плаца:

-Школа! Кругом! В расположение, шагом марш!

Командование решило, что присягу мы будем принимать в казарме, а после присяги пройдём торжественным маршем мимо трибуны.

Вернувшись в казарму, сразу бросились к батареям, греть руки. Сняв шапку, я чувствовал, как у меня "набухают» уши. «Подошёл к зеркалу, нормальные уши, только красные. Через час принесли Знамя дивизии. Объявили построение. Посередине казармы поставили тумбу, обшитую кумачом. На неё положили папку в красном переплёте с Присягой.

Начали принимать присягу. Вызывали по алфавиту. Наконц слышу:

-Петров!

-Я!

-Для принятие Присяги, выйти из строя!

- Есть!

И иду строевым к тумбе, останавливаюсь около неё, беру папку в левую руку, так как правая рука держит автомат, поворачивюсь направо, лицом к строю, читаю Присягу, когда закончил читать подхожу к Знамени дивизии, встаю на правую коленку, приклоняю голову, целую. Встаю и иду в строй. Все! Я теперь не военнообязанный, а рядовой Советской Армии.

После того, как все приняли присягу, раздалась команда:

-Вольно! Разойдись!

Когда принимал присягу, я так волновался, что забыл про уши. Сейчас я их пощупал, они стали подозрительно толстые и горячие. Я подошёл к зеркалу, и увидел себя с ушами обезьяны. Блестящая голова, из которой торчат толстые обезьяньи уши. Я вслух громко рассмеялся. Все посмотрели на меня, и тоже начали смеяться. Попытался одеть свою шапку "по ракетному", не одевается. Она вообще- то, после этих кроссов и так "села", а тут ещё уши.

Объявили построение. Вместо тонких перчаток разрешили одеть рукавици. Все вышли на улицу. Снег перестал идти, а ветер дул такой же пронизывающий. Шапки завязали "по ракетному", лейтенант, увидел с каким трудом я её одеваю, подошел сзади, напялил её до глаз, мотнул головой, и отошел. Снова пришли на плац. Командир дивизии поздравил нас с принятием присяги. Еще он говорил о « войсковом товариществе, о дружной армейской Семье». Говорил, где- то с полчаса. Потом мы прошли торжественным маршем мимо трибуны, под марш военного оркестра. Вернулись в казарму. Где-то за час до ужина, снова объявили построение батареи. Построились. Старшина зачитал списки отъезжающих, и сказал, чтоб через пятнадцать минут они находились одетыми в "ленкомнате". Начали прощаться, все- таки, две трудные недели вместе, а с кем-то и в поезде вместе ехали. Было грустно. А обратный адрес был только у тех, кто оставался в "Школе":

-г. Чита 45 в/ч 44039"ш"

Ребята уже служили в других полках, а на этот адрес им долго ещё шли письма!