Навряд ли я смогу описать то чувство беспокойства, возникшее в моем почти детском сердце, но одно могу сказать точно: если бы я умел рисовать, то я бы смог передать в своем рисунке все до мельчайших оттенков того состояния поэтессы, которые владели ею во время написания этих строк.

Я увидел тогда всю палитру ее переживаний, которые захлестнули меня огромной волной предчувствий. Я словно сам физически побывал в том времени, и оставил там кусочек своей души.

Потом были стихи Ахматовой, Цветаевой, Ахмадулиной, Друниной Алигер… Стихи, которые бередили душу до бессонницы. А потом неожиданно, как цунами, меня накрыло бестолковое рифмоплетение местных (и не только)поэтесс более позднего поколения.

Эффект был совершенно обратный: хотелось, как кислотой, вытравить из моей доверчивой души все, что успело в нее попасть.

И снова были бессонные ночи, но не те, приносившие усладу от увиденных внутренних миров настоящих поэтов, а те, от которых утром, как с похмелья, болела голова, а на душе скребли не только кошки, но даже и тигры.

Много, очень много лет я старался держаться подальше от таких дам, озабоченных только одним: выплеснуть на тебя ушат своих литературных помоев. Я даже перестал посещать заседания литературных объединений, чтобы, ненароком, не обидеть этих, в общем-то, милых созданий, виноватых только в том, что природа обделила их талантом.

Так бы и осталось у меня это предубеждение к современной женской поэзии, если бы не случай, сведший меня с Людмилой Пулиной.

Я уже упоминал в своих работах, что в 2008 году мне посчастливилось побывать на Сахалине, в родном Холмске. В тот раз я написал два отзыва - на творчество Михаила Шмидта и Вячеслава Потехина.

Людмила Пулина подарила мне тогда свой сборник стихов, вероятно, втайне надеясь, что я скажу пару слов о ее творчестве. Я же, вполне естественно опасаясь рецидива отвращения к литературному браку, оставил сборник без внимания.

Позже мы часто общались с Людмилой по Скайпу, по мобильному телефону, она даже приезжала ко мне прошлым летом погостить, но я старался не заводить речь о ее творчестве, и она скромно помалкивала. Вероятно, эта скромность тронула меня, и мне стало неловко оттого, что я так и не открыл ее сборник «Вкус полыни».

После отъезда Людмилы, набравшись мужества, я решил хотя бы полистать его.

Не скажу, что я большой знаток поэзии вообще, но хорошие стихи от плохих отличать умею. И дело не в том, что почти за десятилетнюю практику работы художественным редактором в издательстве многому научился.

Хорошие стихи я чувствую спиной: если по спине поползли «мурашки» - вещь стоящая. И пусть эти стихи грешат слабой рифмой, повторами, длиннотами, неточностями, несоответствиями, разными размерами строк, а то и строф – если в них присутствует образность, метафоричность, скрытый подтекст и, конечно же, душевность, - для меня это является основанием не только дочитать их до конца, но и проанализировать их как событие.

Вот с такими мыслями я и взялся за сборник Людмилы Пулиной «Вкус полыни».

Исходя из выходных данных сборника, сразу стало понятно, что редактором тут и не пахло. Отсутствие редактора – это всегда беда (и не только для начинающих литераторов), а иногда и крах. Надеяться только на себя – безрассудство, свидетельство ограниченности мышления, а то и просто наплевательского отношения к своему читателю.

Но ведь читатель не свинья всеядная, и во многих случаях намного образованнее и культурнее иного сочинителя, который за ложной чопорностью пытается скрыть свою бездарность.

Да, сборнику Людмилы Пулиной «Вкус полыни» явно не хватало грамотного редактора, однако, как ни странно, у меня сложилось впечатление, что искренность автора с лихвой покрыла все технические недостатки сборника.

Буквально с первых строчек стало понятно, что автор соскучился по душевному разговору. Непосредственность стиля изложения своего видения мира, ненавязчивость тем, негромкость и спокойствие внутреннего голоса Людмилы Пулиной обескураживало и привлекало.

Такая манера общения всегда оправданна, ибо она не требует от собеседника ничего, кроме просьбы поучаствовать в ее размышлениях и быть добрым советником. И это вполне естественное желание быть услышанным и понятым.

Ах! Если бы рядом с нами всегда были понимающие и верящие в нас люди – сколько бы ошибок можно было бы предотвратить самим, и не дать их совершить другим…

И одной из задач литературы, как искусства, является именно это.

Разве можно оставить без внимания такие строчки:

«Стоять нелегко на распутье

Извечно знакомых дорог,

И думать: «Куда повернуть мне,

На Север, на Юг, на Восток»?

Пойду незнакомой тропинкой,

Знакомая пройдена вся!

И запах зеленой травинки

Меня доведет до ручья.

Там жизненной силы добавлю,

Омою я душу свою.

И солнцу я сердце подставлю,

Чтоб выжгло обиду мою.

(На распутье)

Обращение к солнцу в данном случае не просто дань былому нашему язычеству, а естественный поступок человека, желающего вырваться из плена сырости и серости бытия, и кто как не солнце может помочь в этом? Солнце – это и свет, и тепло, и надежда. Иметь в своей душе солнечный свет – это значит всегда быть готовым поделиться его лаской с ближним.

Людмила Пулина не жалеет ни солнечной ласки ни своей для тех, кто пришел в этот мир творить добро:

« Я протяну тебе ладонь

И подарю улыбку.

А ты возьми свою гармонь,

Исправь свою ошибку.

Сыграй на радость для души,

Чтоб болью не кипело!

Возьми, друзьям все расскажи

Мелодиею смелой.

Друзья разделят боль твою

Поймут и не осудят.

Возьми подругу ты свою,

Она печаль остудит».

(Гармонь-подруга)