Сергей вышел из душной камеры на улицу. Следом за ним не спеша, прогулочным шагом, держа руки в карманах, проследовал высокий красивый матрос. Он был крепкого спортивного телосложения, его наружность, несмотря на грязную потёртую робу, способна была притягивать к себе взгляды. Походка была по-кошачьи легка и бесшумна. На лице отсутствовала печать напряжения и тревоги, что казалось удивительным для столь экстримального места. Он держался так, как будто он находился не в матросской тюрьме, а дома или, по крайней мере, у себя в родной части. Он подошёл к Боброву, открыто улыбнулся, сверкнув ровным рядом белых зубов и заговорил с ним, как со старым знакомым - легко и непринуждённо.

- Привет зёма*! Много д. б. дали?

- Семнадцать, - ответил Сергей, улыбнувшись в ответ и внимательно взглянул на парня ,- да пять в части и того...

- Двадцать два, - закончил за него незнакомец, - Тоже не хило!

- А ты сколько здесь? - спросил его Сергей, в свою очередь, хотя он знал, как и все о знаменитом арестанте.

- Я здесь уже третий раз подряд, почти два месяца торчу. Привезли первый раз, трое суток всего было, всё время д. б. получаю. И всё время ближе к выходу. Характер у меня свободолюбивый.

Сергей снова улыбнулся и задал почти риторический вопрос:

- За что дают?

-То за сигареты, то за пьянку, то за неуставняк...- с чувством достоинства ответил матрос, последнее слово произнеся с отвращением.

- Так отсюда быстро почти никто, вроде, не выходит, - с надеждой в голосе произнёс Сергей. Ему хотелось верить, что не он один такой...

- Не ссы, братан, если вести себя ровно, не высовываться перед рексами* лишний раз не трепать языком, можно и побыстрее выйти. Но такое здесь редко. Главное - с куревом не влетать. За найденную спичку - сутки, за бычок - двое, а если с поличным поймают - трое. Да ты это и сам уже знаешь! – засмеялся Голубев.

В ходе беседы немногословному Боброву редко удавалось вставить какую-нибудь фразу, приходилось довольствоваться междометиями, типа: Ага! Или: Ого! Или: Да ладно! Новый "кореш", который так ещё и не представился, оказался на редкость словоохотлив.

-...ты далеко не побил рекорды по д. б.,- сыпал он,- Тут одного кадра привозили, у него всего сутки ареста было за то, что капитана третьего ранга судбюе на зло лейтенантом назвал! Случай, как ты понимаешь, на действующем флоте не слыханный. Когда он вышел от Комика*, у него двадцать восемь суток накручено было! Вот лох!

Матрос задыхался от смеха.

Боброву, хоть и было не очень смешно, но чтобы войти в расположение, он тоже негромко рассмеялся.

- Ха-ха! С одного захода! - смеялся его собеседник, - У него погоняло потом Рекордсмен было. Я наградил! - Добавил он с гордостью.

- А Комик, это кто? - спросил Сергей, сам не зная зачем, ведь и так было понятно - кто это.

- Наш общий друг - комендант. Его за глаза все Комиком зовут, включая офицеров. Кичмари гомиком обзывают, но, естест, не в его присутствии.

- На гомика он не похож, - вдумчиво произнёс Сергей, - Но то, что он комик - это точно!

Шутка новоявленного приятеля обоим показалась удачной и их дружный смех на несколько секунд разорвал воздух. Пара чутких, внимательных ушей в кабинете начкара* завертелись маленькими локаторами, пытаясь распознать природу странных шумов, не сказать больше - источник несанкционированных, запрещённых звуков. И конечно же им, локаторам, это удалось. Но офицер вовсе не спешил ринуться на улицу, он обедал.

- Война войной, - привычно пробубнил он, - а дэ-бэ по расписанию.

...- про Комика на киче анекдоты сочиняют только в путь, - продолжал рассказывать матрос,- Хочешь, несколько свеженьких расскажу?

Продолжительный смех, раздававшийся после рассказа очередного анекдота, был высшей оценкой народного творчества местного значения и красноречиво говорил, что анекдоты действительно были смешными.

- Только ты поосторожней с погонялом и анекдотами. Коменд имеет мразёвую привычку подкрадываться сзади к арестантам и подслушивать о чём они скучают. Если он услышит слово гомик - считай, не выберешься отсюда никогда на волю-вольную. При слове "подслушивать" он сделал недовольную мину и скривил губы. Бобров тут же догадался об одной из причин долгого пребывания парня на киче, но решил не спрашивать его об этом. Поймав очередную недолгую паузу, он задал своему собеседнику вполне логичный вопрос, давно рвавшийся наружу:

- Как тебя зовут?

- Саня. А вообще, все кличут Голубем. Голубь - первый бандит и рецидивист в экипаже родного Бэ-Дэ-эРа* - десятой краснознамённой дивизии Тихоокеанского флота! - невесёлой шуткой закончил Саша и протянул Сергею руку.

- А меня Сергей. Бобров, - и ребята крепко пожали друг другу руку.

- Сколько отслужил? - посыпались вопросы.

- Два с половиной!

- Годок! Я так и понял! Я тоже.

- А первые два раза на сколько сюда попадал? - вырвалось вдруг на волне радости у Боброва и он осёкся. Собственное любопытство ему вдруг показалось назойливым.

Но Голубев будто и не заметил этого.

- Поменьше выходило. Чем дальше, тем больше в болото засасывает. Здесь вроде бы не тюрьма, но всё же порой такое случается - глаза бы никогда не видели и уши не слышали. О чёрном неуставняке ты сам знаешь, бывает, с тяжёлыми увечьями, этим никого на флоте не удивишь. Но здесь недавно такое... - Он злобно поморщился, - Один сухопутный "моряк" воровал у своих, за это его сюда и посадили, здесь его эти "свои" и приговорили. Ну знали же ихние рэксы куда его садят, могли бы понять... Я бы всех до одного виновных - в расход... была б моя воля!

- Точно, - протянул Сергей, пытаясь добавить своё мнение, - лучше уж пусть убьют! Это ж хуже смерти... за такое только одно наказание может быть - расстрел... - он нервно потряс головой.

- А знаешь, Серёг, - Голубев, кивнул в сторону белого здания гауптвахты, - здесь в основном все - далеко не подарки, а остальные под них косят. Я с ними почти не общаюсь. Только в порядке исключения - отдельными фразами. Или кулаком. Они меня все боятся, - сказал он так уверенно, что не поверить было нельзя.

Помолчав, он нервно сплюнул и продолжил:

- Я, если честно, не очень-то разговорчив, а с тобой вот разговорился. Ты не такой, как они, я это чувствую. Ты воспитан по-другому... мне кажется, с тобой можно пойти в разведку! - глаза Саши заблестели.

- Да брось ты! Захвалишь! - Сергей махнул рукой и, чувствуя, что может растрогаться, отвернул голову в другую сторону и тоже сплюнул.

- Не скромничай, - не унимался Голубев и его рот снова засверкал рядом белых зубов, - Человека видно. Ты учился в ВУЗе?

- Н-нет, - замешкался Бобров, - Точнее начал, а потом бросил.

- А я не бросил, меня оторвали. Пошёл не со своим призывом. Я в карасях был старше дембелей! Уже на третьем курсе был, когда меня на флот призвали, который я тогда в гробу бы видел! Сейчас же, конечно, горжусь, что я мореман, - шутливо стукнул себя в грудь Сашка, - Но тогда... Сейчас бы я уже почти универ закончил. Если честно, то меня за драку на флот отправили - препаду по пьяни в табло зарядил. Привычка. Я раньше боксом занимался. А что, пусть не лезет к чужим девочкам! Во время призыва военком ткнул мне в грудь пальцем, и прогавкал, сука, как бешеная собака - всех хулиганов и пьяниц на фло-от!! - Голубев, подражая неведомому военкому, ткнул пальцем в в воздух, - После службы приедешь домой - восстанавливаться надо. Если восстановят. Да и в голове уже ничего не...

- А где учился? - перебил его Сергей.

- Да в Питере. Университет Шанявского. Слыхал?

- Нет, - Сергей отрицательно покачал головой, - Я из Сибири, из…

- Где тебе! – тоже перебил его Саша, и шутя хлопнул Сергея по плечу.

- Ничего, Саня, не переживай, - Сергей, осмелел и тоже в ответ хлопнул его по плечу, - Восстановишься, всё у нас ещё спереди!

- Восстановишься тут, - проворчал себе под нос Голубев.

- А что такое?

- Серёг, ты знаешь, у меня через пару-тойку дней уже шестьдесят суток ареста набирается. И тогда по новому закону кэп имеет право отправить меня в дисбат на полгода с последующим дослуживанием. А могут и в тюрягу. Основание у них есть, - до странности упавшим голосом сказал Саша, - Не верю я, что пощадят...

Дружеский диалог превратился в затяжную паузу. Сергей ощущал жалость к своему новому приятелю. "Точно,- думал он, - Саня классный чувак, но видно судьба такая, тут уж ничем не поможешь."

Мало по-малу, со скрипом, разговор возобновился и вскоре набрал прежние обороты. Молодые парни, кажется, уже чувствовали друг друга друзьями. Так быстро и искренне подружиться с незнакомым человеком, наверное, возможно только в юном возрасте. Люди, перешагнувшие тридцатилетний порог такой доверчивостью уже обладают редко.

Информационно-увлекательная беседа старых воинов и молодых людей была неожиданно прервана бойким призывом:

- Матрос Голубев!

- Это нач. кар, - шепнул Саша, - Вечный литёха*, хочет общаться!

И тихо ответил:

- Я.

Через пару секунд перед ними выросла мешковатая фигура младшего офицера с кисло-сладкой, моложавой внешностью. Одутловатое лицо горело алыми пятнами, белесые, почти телесного цвета брови торчали в разные стороны. Из-за закинутой на затылок фуражки впереди проглядывала сиреневая плешь. Инфантильный великовозрастный переросток стоял, едва заметно покачиваясь.

- Что? - задал начкар беспредметный вопрос и сильно икнул: - Ик! Сбиваешь с пути и-стинного вновь и-прибывшего? - от лейтенанта вкусно пахнуло мясом, чесноком и свежевыпитой водкой.

"Никак начинается делёжка", - с юмором подумал Сергей и сам перед собой застыдился своей нескромности.

- Никак нет, - отвечал между тем Голубев, - Наставляю!

- Поговори ещё у меня Голубев. Ик! - трубным голосом пробасил офицер, улыбаясь одной стороной рта, - д. б. и-хочешь? Ик!

- Никак нет, тащщ инт-нант! - Отвечал Голубев, чуть выгнув спину назад, рискованно дразня офицера своим ироническим настроем.

- Ик! Ты и-сделал, что я тебе и-приказал? - продолжил трубить офицер, снова страшно икая и маскируя своё врождённое заикание звуком "и".

- Ни как нет, э, то есть, так точно, тёрщ нант! - Чеканил слог матрос, подражая звуку голоса с неба свалившегося собеседника.

- Врёшь, Губарь! И-наверное опять молодых и-заставил вместо себя и-работать! - сочно затрубил лейтенант.

- Нота до-мажор, септ аккорд, - сардонически скривившись, тихо сказал Голубев.

- Что ты тут и-при мне бормочешь какие-то умные и-слова?! Ик! Спицальна, чтоб я и-ничё не понял?! А может ты меня только что на х.. послал? Откуда я и-знаю? Ты что меня тут и-за тупого и-держишь?! А ну-ка и-пойдём со мной! - Закончил музыкант соло на трубе минорным аккордом.

И два старых знакомых направились в сторону входа в здание, два врага, застрявшие каждый в своём измерении. Один, застывший где-то между ступеньками служебной иерархической лестницы, не в силах сделать следующий шаг из-за смрадного перегара от Огненной воды, другой - в мире хаоса флотской системы наказания.

- Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона... - проворчал Голубев, следуя за лейтенантом, но слова его были отчётливо слышны даже Боброву, который тут же прыснул со смеху, но опомнившись, зажал себе рот обоими руками и... вновь остался стоять в одиночестве.

Подружиться с кем-либо было не лишне, тем более, что Голубев был в "авторитете" среди матросов. Голубева хорошо знало начальство не только на Петропавловской матросской киче, но даже в Большом Камне* - в подобном же заведении. Когда и как он там побывал, оставалось только догадываться. О Голубеве ходили странные слухи. Чего только Сергей о нём не слышал! Совершенно невероятно, что он, злостный нарушитель воинской дисциплины, умудрился два раза за последний год побывать в отпуске, у себя дома - в Ленинграде. Ничего не известно про его первый отпуск, но во второй он поехал по телеграмме из Ленинграда. В ней сообщалось о тяжёлой болезни матери. Пришли и документы свидетельствующие, что кроме сына - Александра Голубева у неё родственников нет. Из дома он вернулся через сорок один день, хотя отпустили его всего на двадцать. Простили. Почему? Никто из моряков этого не знал. После возвращения из дома он замкнулся в себе, очень редко с кем-либо разговаривал, стал раздражителен в отношениях с сослуживцами, на младших по призыву не обращал вообще никакого внимания. Службу нёс как-то безучастно, автоматически. На любопытные и назойливые расспросы обалдуев с буквой "Ф" на плечах, только отмахивался. Отсутствие правдивой информации рождает слухи. Вскоре и вдруг всем стало известно, что мать Голубева вовсе не больна, что родственники у неё есть и это они провернули аферу с болезнью, чтобы незаконно выдернуть его домой, дабы устроить моряку "подарок" ко дню рождения. А сам Голубев, якобы, вернулся с отпуска со взяткой, чтобы задобрить командира корабля за просроченные три недели.

Слухи и сплетни в виде версий превращённые в аргументы без присутствия фактов, Саня не оспаривал - делал вид, что просто всего этого не замечает.

Будучи ещё курсантом учебного отряда подводного плавания города Владивостока, он, стоя часовым на боевом посту, блестяще справился с двумя пьяными дембелями - злостными нарушителями воинской дисциплины. "Морским волкам" никогда не видевшим моря* до дому оставалось две несчастные недели. Чего не хватало? Как водится, напившись до умопомрачения, они стали придираться к часовому, мирно охраняющему имущество учебного отряда, если точнее - склад со сливочным маслом. Сначала они потребовали, чтобы он отдал им ключи от провизионного склада, (как позже выяснилось на суде - для обмена натурального продукта на "догон", попросту говоря на шило - спирт). Услышав робкие возражения юного часового, дембеля отобрали у него автомат и принялись жестоко избивать его. Глядя на направленный ему в лицо автомат, часовой стал отжиматься руками от земли. Но ключи всё равно не отдавал. Крутые волки, отставив к стене боевой автомат, продолжили экзекуцию - теперь уже били только ногами, на которых были не рабочие гады*, но хромачи*. На жалобные просьбы Саши пощадить реагировали отрицательно. Синий гюйс* с символами трёх великих побед* и передняя часть галанки* стали красными. Молодой постовой, отчаявшись дождаться от своих мучителей пощады, совершил поступок, который бандиты от него никак не ожидали: он из последних сил вскочил на ноги и схватил стоящий у стены автомат, страшными глазами глядя на дембелей.

- Мы моментально протрезвели, клянусь богом! Только вот ноги от страху спьяну отказали! - эмоционвльно клялся позднее один из них военному прокурору.

Хулиганы не успели убежать или отобрать у него оружие: Голубев, дав два выстрела в воздух, совершил воинский долг часового: один из дембелей получил удар штык-ножом в грудь, второй - выстрел по ногам. Первый, к сожалению, скончался на месте, второй, к счастью, по сей день хромает на обе ноги, систематически рассказывая растроганным собутыльникам в пивной, как он пострадал в борьбе с внешним врагом, во время выполнения боевой задачи в море, и как потом был комиссован по ранению.

Закрытый военный суд оправдал Голубева полностью. И не мог не оправдать. Часовой - лицо неприкосновенное, имеет право стрелять нарушителям по ногам и бить их штык-ножом в грудь. Против него могло оказаться только одно: он позволил отнять у себя автомат. Но этот момент в суде почему-то опустили. А ведь могло всё кончиться плохо. Сашу на суде не только оправдали, но и вынесли справедливое решение о прохождении дальнейшей службы.

По истечении пяти месяцев пребывания в учебном отряде, матросов отправляли на действующий флот группами, по разным местам службы. Голубев был отправлен отдельно от других, в такую часть, где даже близко не будет бывших курсантов из его отряда. Несмотря на эти предосторожности, через несколько месяцев о его прошлом знал весь экипаж подводной лодки, в которой он продолжал "отдавать долг Родине".

В течении двух лет с ним не произошло ничего из ряда вон выходящего. Служил так же, как все - четыре дальних похода, "выхода"*, "стрельбы"* и другой бесконечный, стандартный набор нюансов флотской службы. Стал одним из лучших по своей военной профессии, имел "первую классность"*, а значок - отличник боевой и политической подготовки носил вполне заслуженно. После второго дальнего похода за трудолюбие и добросовестность в морском походе был награждён двухмесячным отпуском.

Но однажды, в одну из тёмных ночей случилось нечто. Голубев, напившись с двумя неизвестными субъектами в полосатых майках, поочерёдно разбудил троих молодых матросов и жестоко избил их, нанеся одному из них ТТП*. Один из пострадавших на неделю попал в военный госпиталь, а Голубев - на пять суток в одиночную камеру гарнизонной гауптвахты. Через три недели, выйдя с губы, Голубев в тот же день избил тех самых двоих молодых (того, что вышел из госпиталя не тронул) за то, что они добровольно показали именно на него. Не забыл Голубев основательно попотчевать и своих собутыльников. На этот раз в госпиталь не попал никто, а Голубев же попал на ту же самую гауптвахту, только уже с семью сутками ареста. Через месяц, вернувшись из мест ограничения свободы службы, Голубев в тот же день туда же и загремел. Имея душевную беседу с командиром корабля, он отправил последнего в распространённейшие в великом и могучем пять букв. В сию же секунду герой получил уставной максимум - десять суток ареста.

- Я понимаю, что у тебя там горе приключилось в отпуске, - сказал в ответ кэп, - Но посылать командира корабля в п**ду, это уже нонсенс, это уже из ряда вон! Такого на флоте никогда не было! Ты... да ты предатель Родины! Десять суток ареста!!!

- Есть десять... Простите товарищ командир, - опустив голову сказал матрос.

- Поздно...

Тогда Голубев с сарказмом ответил:

- Десять суток за предательство Родины, не хило..."

Никто не стал разбираться и проводить расследование - а в чём же, собственно дело, почему моряк-трудяга вдруг стал бандитом? Командиров интересовали только голые факты и... теперь уже "криминальное прошлое" Александра Голубева. На этом следы эпопеи Голубев - служба - отпуск - служба - убийство - служба - кича - казарма - кича - кича пока что зашли в тупик. Что же произошло дальше, станет ясно из дальнейшего повествования.

 

Продолжение следует...

Книгу можно купить, перейдя по любой из этих ссылок -

http://www.ozon.ru/context/detail/id/8615677/

http://pero-print.ru/node/97

http://my-shop.ru/shop/books/1186109.html?partner=01941,

http://www.flip.kz/catalog?prod=256843

http://www.knigapoisk.ru/book/1636137/