Давным-давно, когда небо было ниже, а боги ближе (порой так и вовсе под боком, боишься слово лишнее сказать), довелось одному из них задуматься о своём месте в мире.

Звали этого умника Итиль. Хороший был бог, красивый, статный, добрый, да надел у него — лесок да речка, больше на ручей похожая, тоже Итилем звать. Может, было бы ему не так обидно, всё-таки три деревни его доброта поит да кормит. Да ведь это с чем сравнивать! А поводов для сравнений набирался целый ворох, что драных одёжек у нищего. У одного соседа целое озеро в единоличном пользовании, у другого — гора огромная, с камнями да металлами драгоценными, у третьего — поля раскинулись, глазом не охватишь. И это только местные боги, что же говорить о высших!

Тот же Девус, хоть и сам плут редкостный, и покровитель плутов, но не только почитаем всеми людьми (кто не без греха!), так ещё и богами любим. Кроме тех, конечно, кого успел обдурить. И сам Итиль, когда случалось Обманщику забредать в его края, с удовольствием угощал гостя ореховой настойкой в обмен на истории из развесёлой кочевой жизни. А Тарина, великолепная, мудрая и воинственная дочь Океана! Кто из бессмертных не восхищался её силой и умом, кто не мечтал удостоиться хоть единого взгляда гордой богини? Да и менее популярные средь небожителей, но всемерно почитаемые людьми покровители ремёсел, урожая или торговли — разве может с ними равняться скромный землевладелец из захолустного царства?

Удручённый этими мыслями, бог спервоначалу решил запить с горя, да не сложилось: за месяц до того навестил его Хокон, бог кузнецов, добряк и балагур. Посидели они знатно, к моменту расставания не то что у людей, у всех лягушек в округе головы трещали. Так что запасы ореховой настойки на серьёзную попойку теперь не тянули, маловато осталось. Вина же в этих землях отродясь не бывало, разве что в город купцы порой завезут, но где город, а где Итиль.

Поняв, что и с этим судьба его обошла, решил он пойти в обучение. К кому? Вот уж не вопрос! Конечно, к тем, кто действительно чего-то добился. Для начала отправился бог к приятелю Девусу. Но так только говорится: «отправился к», а на деле поди пойми, где искать этого пройдоху! Это с Итилем всё ясно: раз прописан в царстве Тирейском, три перехода на север от Балании, так там и течёт. Живёт, в смысле. Другое дело высший бог… Бедняга все ноги сбил, язык счесал, пока искал выбранного учителя, а уж сколько давно не виденных братьев да сестёр по пути навестил! Так что, можно сказать, что попойка в итоге ему всё-таки удалась, хоть и растянулась на несколько месяцев и царств.

Отыскался Лукавый на другом краю Туверды, у самого подножия граничных гор, за которые люди только с его благословения и ходят. Выслушал про приключения Итиля да про его беду-несчастье, хлопнул гостеприимного друга по плечу и заявил, что готов взять его в обучение на месяц, а там пусть ученик сам решает, по душе ли ему такое дело. И потащил грабить рудник.

Растерялся бедный бог. Мало того, что он, равнинник, в горах чужой да неловкий. Чуть громче крикнешь — своих же обвалом засыплет. Ветку зацепишь — уже в пропасть камень здоровенный летит. Даже местный бог из-за уступа выглянул, на чужака неодобрительно смотрит. Мало того, что жалко Итилю рудокопов. Тоже ведь люди неплохие, небось, трудились в поте лица своего, чтобы семьи прокормить. Взыщут-то хозяева за захваченные камни да металлы с них, а не с головорезов Обманщика, тех и след простынет, не успеешь оглянуться. Обиднее всего было, что глядя на неловкость да нервозность ученика, Девус только хохотал да предлагал «не тушеваться» и «держать хвост по ветру», будто так всё и должно быть. Будто не было Итилю до отвращения чуждо то самое искусство, что доставляло самому Шутнику величайшее удовольствие.

Тяжелым выдался этот месяц, хоть никто от Итиля ничего и не требовал. Но ведь сам бог не мог себе позволить расслабиться и наслаждаться происходящим с той же лёгкостью и благодушием, как делал это Девус. Он же должен чего-то добиться в жизни! Когда срок истёк, боги устроили небольшую прощальную пирушку, впрочем, не увлекаясь, и разошлись столь же добрыми приятелями, как прежде.

Теперь Итиль направился к Хокону, постигать кузнечное ремесло. Пошёл следующий месяц, в душном подземелье, без солнечного света и в постоянных трудах по созданию оружия для самих богов, подков для их лошадей, плугов для впряжённых в солнечную колесницу быков… Побледнел Итиль, иссох. Но рано или поздно, а расстались ученик с учителем — по-дружески, но без сожаления.

Выйдя на белый свет, напившись воды из родника и надышавшись свежим воздухом, искатель настолько воспрял духом, что решил рискнуть и отправиться к самой Тарине, хоть и боялся, что прогонит его строгая богиня, да ещё и посмеётся.

Она и прогнала, только не со смехом, а с руганью страшной (некоторые из слов Итиль слышал, когда Хокон себе на ногу трон Вседержителя уронил, какими-то Девус своих почитателей на труды неправедные подбадривал, а прочие и вовсе незнакомыми оказались). Кричала, что пока этот олух по миру шляется да попойками балуется, заболотилась его речка, лес засох, а люди уже не знают, куда бежать из забытой богами земли. Сам Громовержец Торн поднял своих детей на уши, требуя разыскать нерадивца и вернуть домой.

Как услышал это бог, кинулся в родной край и видит: всё, как богиня сказала. Гибнет земля без хозяина, гибнут и люди. Не раздумывая, занялся он знакомым делом, торопясь исправить всё, что сумеет. Расчистил русло речки, подпитал животворной силой деревья в лесу, подлечил птиц и зверей. Месяц носился по своему наделу, не покладая рук. Наконец вымотался, оголодал, еле ноги двигает. Но посмотрел на результат тяжкого труда и обрадовался: ожило всё вокруг, зашуршало, запело, зазвенело радостно. Усталый, но довольный, пошёл Итиль проведать свой алтарь на опушке да так и обомлел: камушек, выделенный в его славу (не строить же целый храм для столь скромного божества), завален цветами, фруктами, лепёшками с маслом и душистыми травами. И даже несколько бутылей заморского вина рядом стоят, зелёными ветками орешника перевиты — чтобы не ошибся адресат, не поскромничал.

Не стал бог обижать дарителей. Устроился тут же на травке, открыл первую бутыль, отломил щедрый кусок лепёшки и, уплетая угощение за обе щеки, решил, что не так уж он бесполезен, если люди целых трёх деревень так его любят.