«Это моя вторая жизнь! – думал он, лежа в густой траве под старым деревом, - Не каждому удается прожить и одну, а мне… Моя милая маленькая Катрин! Моя легкая нежная бабочка! Драгоценная девочка моя! Прости… Прости меня за этот безумный ветер, что подхватил меня и понёс… К тебе, любимая моя Кати… Я не справился… Я думаю, что теперь знаю, отчего он бросил меня здесь, на ветви старого кедра… Я думаю, что я знаю…

Тогда тоже был ветер – безжалостный, влажный, пахнущий фиалками ветер Парижа.

- Как это может быть, – говорила ты, – этот злюка не может пахнуть фиалками! Он должен пахнуть грозой, разлукой, бедой…

- Да нет же, нет! - отвечал я, - посмотри на облака! Ветер, несущий такие облака не может быть злым!

Ты поднимала лицо к небу и долго-долго смотрела вверх на сползающее в реку солнце, на красные, багровые и фиолетовые облака…

- Как бы я хотела быть там, с тобой. Посмотри, на том облаке можно плыть далеко-далеко, туда, где нет войны, а только - любовь, цветы и бабочки… Знаешь, вот сейчас во мне нет ни одной бабочки, а вчера я была полна ими, как так коробка, что ты подарил мне однажды… Скажи, куда исчезают они? Зачем нужен мир, в котором их нет. И зачем тебя я – та, в которой их нет… Уезжай! Если это твой долг – уезжай, оставь меня здесь умирать без любви…»

Мог ли я остаться с тобой, любовь моя? Вообрази, кем бы я был для тебя, для всех остальных, знавших меня? В чьей недолгой, долгой ли, памяти я остался русским юношей с гитарой в руках и музыкой в сердце? Сыном русского офицера. Юношей, влюбленным в Париж, не знавшим иной родины. В Париж, где есть ты, моя любимая Катенька. Ты любила это имя… Так звали мою покойную матушку, и, называя тебя Катюшей, я думал и о ней. Мне не хватало ее рук, ее глаз… И когда у меня появилась ты…

Я не вернулся к тебе тогда, я не вернусь к тебе теперь. Это ветер… Он так и не простил мне тебя, того, как ты уходила тогда. А я стоял и смотрел. Узнала ли ты, моя милая бабочка Кати, как меня убили? Простила ли… Долго ли помнила того юношу с афиши на стене твоей маленькой комнаты. С афиши, на которой я написал: «Моей драгоценной Катюше . С любовью…» Что стало с тобой, родная? Сегодня я летел к тебе, в твой-мой Париж….

Он лежал в густой траве под огромным старым кедром, о ветви которого истерзано было его тело, и смотрел в небо большими прозрачными нарисованными глазами. А где-то, совсем недалеко от места его падения, в маленьком доме на окраине большого города, маленький мальчик горевал по нему - огромному бумажному змею, старательно и с любовью сделанному из старой афиши, чудом сохранившейся в сумерках чердака.