глава VI

В дверь постучали, когда на улице было уже совсем темно. Старик обомлел и затих, синеватые губы его чуть подрагивали.

Обив ноги у порога, в комнату вошел круглолицый человек в распахнутом пальто.

- Приветствую, - раскинул он руки. Я бы раньше приехал, да у меня все дела. – Как же вы тут без меня, не голодали? – улыбался он золотыми зубами. – Сергей Ильич, дорогой, - что же вы так плохо выглядите. Выздоравливайте, - говорил он, не давая никому вставить слова. – Я же строю, дорогие вы мои, время все не хватает, давно бы уж приехал. Занимаюсь возведением часовенки, какая же она получается ладненькая…Ну да черт с ним! Я же вам и гостинцев привез: из одежонки кой-чего, да и так, по мелочи...Так что приходите в себя, взбодритесь…сегодня будем кушать деликатесы…Сколько я привез с собой этой дряни.

- Олег Борисович, - наконец обратился он к Владимиру и протянул руку. – Знаю, знаю, Володенька, мне Ольга Павловна о вас рассказывала…- он как-то чересчур долго пожимал его руку, - я вам ведь тоже сувенирчик захватил, будете довольны.

Он поспешно вышел, оставив после себя резкий запах одеколона, и уже с улицы крикнул в окно. – Через часок приходите в дом.

Старик заметно оживился, ему показалось, что теперь-то все минуло. Хозяин дома был в преотличнейшем настроении и уж точно не выставит их за ворота, хотя бы сегодня.

- Ну, Володька, считай, что нам повезло…

Байбаков и Владимир впервые за все время оказались в большом кирпичном доме. Они стояли у дверей напротив зеркала, смотрели на свои тусклые отражения и никак не решались ступить на ковер.

- Что же вы стоите, - вынырнул из полумрака комнат хозяин. – Проходите, проходите. Я конечно немного старомоден, но, знаете, мне кажется, что во всех этих старинных вещичках что-то есть…- указал он на огромный, под самый потолок шкаф из красного дерева, на хрустальную люстру. Какие же я трачу большие деньги на всю эту ерунду. Ведь ругаю себя постоянно за это, а удержаться не могу.

Стол в просторном зале светился белой скатертью. От разнообразия угощений приглашенным становилось как-то неловко. Олег Борисович то с одной стороны обойдет гостей, то с другой, то стул подвинет, то выпить предложит. Никак он не мог успокоиться. В конце концов, он, раскрасневшийся, уселся в кожаное кресло во главе стола и залпом выпил стакан вина.

Разговор никак не шел. Ели молча. В полной тишине было слышно, как не в такт стучат трое часов на стенах, как гремят по тарелкам вилки.

- Дорогие мои, - откашлявшись и ковыряясь вилкой в черной икре, заговорил хозяин дома. – Я вижу, что вы смущены. Мне бы очень не хотелось, что бы вы чувствовали себя неловко. Поверьте, я искренне хочу, что бы вы чувствовали себя как дома. Отныне всю эту территорию за забором считайте своим домом. Конечно, вы не привыкли, точнее сказать, вы, наверное, уже и не ожидали ничего подобного там. Как бы это сказать… Представьте, что вот тут…этот дом, этот участок… это другой мир, параллельный, которые есть, а тот вас совсем не касается. Все что вы делали, все, что вас беспокоило, осталось за забором. Тут начнется новая жизнь. Теперь вы заживете счастливо. Сергей Ильич, вам нравится костюм, который я вам купил?

Старик покраснел, встал как по стойке смирно и почему-то стал трогать на себе новенький пиджак.

- Садитесь, дорогой вы мой, садитесь, что же вы так волнуетесь. Это очень дорогой костюм. Но я это говорю не потому, чтобы вы чувствовали себя обязанным передо мной, а потому, чтобы вы могли чувствовать себя человеком. Я хочу видеть счастье в ваших глазах, простите за пафос. Вы будете ходить в тех вещах, о которых даже думать не могли. Владимир, а вам нравится коляска? Я понимаю, что это не заменит ног. Но эта коляска – последнее слово техники, не надо прилагать никаких усилий, нажал на кнопку, и она поехала. Катайтесь себе кругами.

- Хорошая вещь, - посмотрел Владимир Олегу Борисовичу в маленькие слезящиеся глаза. – Очень хорошая. Но я не понимаю. Зачем вам все это…некуда стало тратить деньги? Или вы действительно искренне уважаете тех, кто отдал свой долг родине, воюя на Кавказе.

Ольга опустила голову, как-то зажалась вся на эти слова и искоса посмотрела на хозяина.

- Володя, теперь вам не обязательно говорить, что вы воевали. Ну, какой вы солдат, вы посмотрите на себя. Смех. Вам поверят разве что совсем неразумные люди. И я не трачу деньги, я их вкладываю, вкладываю в вашу жизнь, - улыбнулся Олег Борисович. – Тратить, между прочим, очень даже есть куда. Я построил уже две симпатичненькие часовенки, прелесть какие, как конфетки. Это стоит немалых денег, поверьте. Но я все это делаю для того, чтобы люди стали больше уделять Богу, чтоб может кто-то когда-то замолвил и обо мне словечко.

- А может, вы думаете, что я стану вашим рабом, в благодарность за подарки? Ведь действительно – подобрал человека на помойке, посадил его на мягкое, накормил, он и будет, словно собачка, ноги лизать.

- Вас не обманешь, - засмеялся Олег Борисович, - какой же вы проницательный. Вы далеко пойдете. Да, молодежь пошла уже не та. Правда, Сергей Ильич, мы в их возрасте были как-то попроще. Не такие искушенные. Молодежь сейчас все знает, во всем такие сведущие.

Старик в ответ покачал головой, то ли, соглашаясь, то ли, сожалея о чем-то, и каждый раз все хотел открыть рот, хотел что-то сказать, но никак не решался.

Что ж если говорить честно, есть у меня интерес, по которому вы здесь, а знаете какой? Мне хочется сделать вас счастливыми, я хочу дать вам то, о чем вы мечтали в своих подвалах. Что, разве не просил ты там кого-то сидя в холодном углу, чтоб у тебя была нормальная жизнь? Вот она, получай, я дал тебе ее. Я же больше ничего, совершенно ничего от тебя не прошу. Даже не держу, ты в любой момент можешь уйти, я дам тебе денег. Только будь счастлив, - он налил себе из кувшина полный стакан вина и снова выпил его залпом. – Ну, убедил? Друзья мои, я ведь не скрываю, что в жизни, может, и натворил каких глупых пустячков, но ведь в душе-то, в душе только добра хотел. - Он посмотрел на Ольгу и хотел погладить ее по голове. Та испуганно дернулась от него, быстро встала и вышла в другую комнату.

Для этого и взял вас. Для этого строю и помогаю… вы кушайте, кушайте, что-то я заболтал вас. Заговорился так, что в глазах даже потемнело. – Он плюхнулся в кресло и закрыл лицо ладонью.

На улице совсем стемнело. Владимир остановился у порога дома и смотрел вверх, слушал, как шевелятся черные макушки сосен, как далеко гудит трасса. Он смотрел в спину уходящего к домику Сергея Ильича, который так и не проронил ни одного слова за весь вечер. Владимиру не хотелось спать, он был в замешательстве, он никак не ожидал ничего подобного, наверное, сейчас, сегодня у него началась другая жизнь. Он подышал на замерзающие пальцы, провел рукой по хромированным частям инвалидной коляски, которые блестели в желтом свете окна и закурил. Где-то в стороне, услышал шорох. Пригляделся и возле яблони, там, где была лавочка, увидел светлое пятно. Владимир нажал на кнопку и с легким жужжанием его коляска покатилась.

Ольга привстала когда он подъехал совсем близко. Глаза ее поблескивали в темноте.

- Вова, - она схватилась холодной ладошкой за его руку.

- Я знаю, - перебил он ее, - я все знаю.

Ольга замерла.

- Понимаю, что тогда в лесу сказал лишнего. Конечно же, это не так. Но я. Я такой бесполезный, я обрубленный…а ты такая. Меня злость берет, ты понимаешь, злость. Я ведь когда от жены ушел, думаешь, мне не хотелось остаться? Раз так у меня жизнь пошла, ничего тут уже не поделаешь. Мне же себя еще больше наказать хотелось… А получается-то, Ольга, что хотел не ей, а себе жизнь облегчить. Что бы меня пожалели, - видишь я какой, жалкое ничтожество. Вроде как подвиг совершил, вроде как отпустил ее, а получилось, что заставил человека думать, на всю жизнь, потому что я больше не вернусь туда, заставил думать, что вина только на ней. А сам, сам теперь живу в таком шикарном доме, ем черную икру, живу рядом… Я сказал, что ты живешь с этим дедом со злости, со злости на себя…ты тут ни при чем…ты хороший человек.

Ольга сильнее сжала его руку.

- Глупый, - поцеловала она его в темя, - я совсем ни хороший человек, я ужасный.

Владимир хотел ее перебить, но она закрыла ему рот. Нет, послушай сначала и ты поймешь, что это за место, ты сам примешь решение. Только послушай. Ты видишь, на втором этаже горит свет. Это комната Олега Борисовича, он никогда его не тушит, он горит до самого утра пока на улице не светает. Он постоянно пьет, он сорит деньгами. – Она склонилась к его уху и чуть слышно прошептала, - его пожирает рак, - все очень-очень запущено. Поэтому он так по долгу пропадает. Я знаю, потому что он говорит мне обо всем. Ему не долго осталось. Когда я его встретила он был совсем другим, я вижу, как этот рак меняет его. Знаешь откуда все эти деньги? Он заработал их на таких, как ты и я. Он собирал деньги с нищих, он их селил в общежитиях, он давал им кров и еду, развозил их по городу, расставлял. Он знал, где нужно поставить, чтобы больше давали денег. Нас у него было очень-очень много. Я пришла к нему сама, добровольно пришла, сразу же, как он предложил. У меня была однокомнатная квартира, я жила там одна с ребенком, у меня совсем не было денег. А Сашенька, Сашенька все время плакал, мой маленький. Я выходила с ним на улицу, и он начинал плакать еще сильнее. Я не могла это выносить. Как-то я не выдержала, прямо на улице он так стал кричать, что я его налупила прямо по лицу, прямо по губкам, а он все продолжал кричать. И тут ко мне подошла молодая пара, они дали мне денег и попросили, чтобы я больше не била ребенка, чтобы я купила ему что-нибудь поесть. Понимаешь, понимаешь, кто я? Я вышла так и на следующий день, вышла специально за деньгами. Мне давали, бывало даже очень приличные суммы. Как-то в метро я встретила его. Он подошел ко мне, такой мягкий, он так мне сочувствовал. Он привел меня к себе в квартиру и предложил Сашеньке бутылочку.

Ольга села на колени перед инвалидной коляской. Вова, я разрешила дать ребенку снотворное, он сказал, что в этом нет ничего страшного. Он стал давать эту бутылочку Саше каждый день, я смогла спать по ночам. Я даже перестала ненавидеть его. Я ведь ненавидела…своего ребенка. Старик меня Мадонной называл, мадонной с младенцем, он говорил, что во мне есть что-то…ты понимаешь, с кем он меня сравнивал!? Сашенька все время спал…спал… я даже не заметила когда он… Володя я сама, сама своими руками, своего сына… Олег Борисович ужасный человек, но я, я еще хуже… Если есть куда идти, уходи, а я буду всегда рядом с этим человеком, чтобы каждую секунду помнить и чтобы он помнил.

Владимир не отрываясь следил за каждым жестом Ольги и казалось его лицо стало словно каменное.

- Я …, - ноздри его раздулись, - хочешь, я его…

- Не смей!

- Да, я без ног, - не слушал он ее…- Но я могу подкараулить на улице, я не побоюсь…

- Ты слышишь меня? Не смей! Только попробуй что-нибудь сделать! - Интонация ее неожиданно поменялась. – Только посмей!

- Да ты!? Ты такая же, как он, - вжался в кресло Владимир. – Рассказываешь мне, плачешь, - задыхаясь говорил он, - Зачем тогда, если не хочешь, чтобы я с этим как-то разобрался? Думаешь, я не видел таких, как ты, думаешь, я не знаю, что вы делаете с детьми. Мадонны, - засипел его голос.

Он увидел, как в лице ее появился страх и он почувствовал, в первый раз за долгое время он почувствовал в себе силу. Ты думаешь, живешь за этим забором, и все. Не достать вас никому? Ты думаешь, я за эти вот железки буду спасать вас. Позволять благодетельствовать? А с другой стороны, и правда, - рот его искривился, он заерзал в коляске и вывалился на землю. Ольга бросилась к нему.

- Убери, убери от меня руки. Зачем мне эти колеса, я нормальный человек! Я могу и так гулять. Ты видишь, какие у меня сильные ноги? Он пополз в сторону пристройки.

- Вставай же, - попыталась она его поднять.

- Неужели ты не понимаешь, - тихо завыл он, - он же опять за счет нас. Почему, почему опять!

- За счет,- а почему бы и нет? - раздался голос сзади. - Где бы вы были, если бы не я? Вы же ждете, что для вас что-нибудь сделают. Что же не берешь, вот я делаю для тебя. Не я тебя выгнал на улицу, но я таких как ты научил как на этом получать деньги. Я следил, чтоб двоих таких в одном месте не было, чтоб все людское сострадание выливалось на каждого в отдельности. Разве ты не этого хотел? А ты, кем бы вырос твой, - как-то поморщившись, посмотрел в ее сторону, - да ты рада должна быть, что он не будет мучаться, как ты. Ведь в первую очередь он проклял бы тебя за то, что родила его. Дорогая моя Оленька. Ведь ты рада была, когда он спал, я же видел, какими глазами ты на него смотрела, когда он, не переставая, орал днем и ночью от голода. Не надо было, наверное, тебе помогать, посмотрел бы я, что тогда получилось. Зачем ты его родила, когда тебе самой жрать нечего? Я вам дал возможность жить, а вы теперь судите меня. Нет уж, дорогие вы мои, не выйдет у вас суда, кишка тонка. Да и о чем, собственно, разговор. Ты хотел убить меня? Дорогой, любезнейший Володенька! Какое чудо! Сделай милость, убей, я даже подойду к тебе, а то тебе самому тяжело. Оленька, - принеси, пожалуйста, нож, что ли с кухни какой, - заулыбался он.

- Не надо…

-Как же не надо, надо Оля, еще как надо.

- Что случилось-то? Володька, что с тобой? – прибежал из домика старик. – Я то все жду, а тебя нет.

- Да вот, Сергей Ильич, упал Володька с коляски, поднять все пытаемся, – с каким-то беспокойством в голосе затараторил хозяин. – Вот ведь чудак, не дается, говорит, сам могу.

- Давай, парень, брось ты выкобениваться. Залазь ты на свою машину.

Владимир не сказал больше ни слова.

- А я слышу, что возня какая-то, - беспокоился Олег Борисович, - выхожу, а они тут с Ольгой. Молодежь, молодежь. Кто знает, что им в голову придет.