На дворе год – тыща девятьсот шестьдесят четвертый.
Обкомы, профкомы… хочешь выжить – целуйся с чертом.
И никто не скажет ласково: «Дорогой Иосиф…»
«Как поживаешь?...» – не спросят. В общем, во всем обносят.

Бродский смотрелся в окно, в январскую стужу.
Видел прохожего, набитый троллейбус и замерзшую лужу.
Вечером скучно. Заело заезженную пластинку.
Джаз… ах, старый джаз… Иосиф взял финку.

Да и шут с ней! И пусть к этому прохвосту отходит…
Обычные на сегодня эти блядские их дела хороводят.
Тот – инженер, видный рост, пост, правильный химик.
Ну а он? Да никто! Тьфу, стыдно сказать – собутыльник…

К бесу вены! Ведь еще есть вино, вечер полный, стаканчик.
Пусть не светит ему к ней в мужья… Ну и ладно. Авось не мальчик.
Так пусть же зажрутся эти двое счастливцев друг другом!...
Своей перспективой, тещей, карьерой и приличным кругом.

Нет… сердце ноет занозой, адски воет как волк!
Вращаются образы-жизнь-положенья… где уж взять толк…
В стакан налито вино – прокисшей дрянной теплотою.
Но оно не поможет – ведь знаешь же, что не из героев…

Ведь ты не герой… Написал, идиот, пару книг –
Не изданных… Для всех – не поэт, и куда уж – «родник…»
И справил один (!) вчера, как банкрот, Новый Год…
Один с тощей музой, ненужный ободранный кот.

И ни в ЖЭК дозвониться, ни Богу выслать петицию…
Да еще эта на завтра повестка… в милицию.