Плачем Иволги зазвенит наступающая зима.
В твоей кисти живет Форнит, он сегодня сердит весьма:
Безуспешно пытался уснуть уже пятые сутки кряду.
Он всегда бормотал что-нибудь, нынче - воет и просит яду.

У него же детей мал-мала, у него же их семь – по лавкам.
Мимо сердца летит стрела, наконечники – в переплавку.
Мимо сердца, да мимо холста. Под известкою сохнут мысли.
И вина здесь твоя проста: твои руки не ищут кисти.

Грустно корчится автопортрет, выгорают в альбомах краски.
Твой Форнит вырубает свет, и рычит на тебя для острастки,
Оставляет в постели крошки, выпивает всю воду в кране,
До икоты пугает кошку, оставляет бычки в стакане,
И хватает тебя за ногу своей цепкой мохнатой лапой.
В его серых глазах тревога, он нечесаный, да лохматый,
Проиграл домовому в орлянку (выпадал постоянно нечет),
Краски синей большую банку, и теперь тебе будет нечем
Рисовать глаза голубые, представляешь, какое горе?
Ты решишься писать были, или, может, писать море,
Или небо в макушках сосен, или утро в сетях рассвета,
Чей-то голос тебя попросит, соберешься, а краски нету.

Я такая же как и ты, мне перо не дается в руки,
Я сдыхаю от немоты, мой Форнит умирает от скуки,
И подолгу болеет с похмелья, рвет на клочья салфетки в кафешках..
Эх, какое уж там веселье?.. Выход только один – не мешкать,
Не тянуть, пока он одичает в переплете из серых буден,
Отпоить его крепким чаем, подарить ему звонкий бубен,
Отодвинуть печалей груды, взять взаймы полкило отваги,
И застыть в ожиданье чуда перед чистым листом бумаги.