Автор Группа: Passive | Вместе с мамой в квартиру ворвались холод, запах мочи из подъезда и еле осязаемый аромат ее дешевых духов. Мать, устало вздохнув вместо приветствия, поставила пакет с тетрадками на старую стиральную машину. Скинув китайский пуховик, она вошла в единственную комнату. Малыш строил из кубиков домик, бабушка шептала молитвы, сидя в углу за ширмой. Увидев маму, Вадя привстал: -Мама, привет. А ты «Сникерс» купила мне? Мама плюхнулась на диван, от этого громко скрипнувший: -Сына…Пакет молока, хлеб и колбаса. Больше денег нет. Вадя заныл: -Мама, ну ты же обещала! Мама! Мама! Мать отвернулась лицом к стенке: -Вадим, я сказала…Зарплаты не хватает. Вот папа приедет, будет тебе и шоколад, и «Денди». -Мама, а я компутер хочу. Как у Пети из 1Б. Анна вздохнула: -У Пети папа – новый русский, а у тебя… Мама замолчала. Из-за ширмы донеслось ворчание старой бабушки: -Дочка.… Хватит причитать. Жить-то надо. С божьей помощью… -Молчи, мама. Хоть ты мне не действуй на нервы! У меня в школе все только это и делают… Анна всхлипнула. Вадик молча смотрел на маму. -Мама, а почему ты плачешь?
Старый кот Кузя умирал. Ничего не ел, все время мяукал и трясся от озноба, шерсть торчала клочьями, все время капала кровь изо рта. Вадя гладил редкую шерстку дрожащего кота и плакал: -Кузя…Кузя…Что с тобой? Уставшая мама, только что пришедшая с работы нервно курила у приоткрытого окна кухни. - Вадя, не трогай котю. Он и так больной. Умирает… Вадя заплакал сильнее: -Он…он умрет? Анна затушила сигарету: -Не знаю, сынок. Завтра отнесу его к ветеринару. Хоть это и дорого… Когда Вадя родился, кот Кузя уже жил в квартире Серовых. Мальчик рос вместе с котом. Никогда Кузя не царапался, не кусался, был мирным и ласковым. Вадик любил смотреть, как кот лакает молоко розовым язычком. Кузя любил лежать на груди у мамы, когда та смотрела телевизор. Малыш привязывал к нитке бумажку, Кузя гонялся за ней, словно это была мышь. …А теперь Кузя умирал. Ни мама, ни Вадим не представляли уже квартиры без этого серого зверька. Бабушке было все равно, у нее был Бог. Кузя, пошатываясь, подошел к окну. Попытался запрыгнуть, но не смог. Вадя посадил его на подоконник, пододвинул к нему стул. И Кузя, и Вадя смотрели на метель. Комья снега налипали на провода, бились в окно. Свет окон соседней пятиэтажки был почти не виден сквозь пелену февральской вьюги.
Кузю посадили в корзинку. Он даже не сопротивлялся, лишь жалобно мяукал и дрожал, накрыли сверху теплым одеялом. Мама уже надела валенки и открыла дверь в холодный коридор, но на минуту замерла и посмотрела на сына: -Сынок, я скоро приду. Учи уроки. -А Кузю вылечат? Мама неуверенно кивнула головой: -Конечно, вылечат.
Пустая корзинка опустилась на потертый линолеум квартиры Серовых. Анна, с красным заплаканным лицом, рывком повесила куртку на гвоздик и, не снимая валенок, прошла на кухню, села на табурет. Малыш присел рядом: -Мама, а Кузю оставили лечить в больнице? Ты говорила что дядя доктор поможет ему! Мама налила себе стакан воды, рывком выпила и прошептала: -У Кузи был рак. -Это плохо? -Сынок, Кузя сейчас на небушке…Ему там лучше. Малыш смотрел своими огромными синими глазами на маму. Слезы текли. Вадик кричал. Он захлебывался криком. -Мама…мама…Я больше не увижу Кузю? Мама…где Кузя! Ты врешь! Кузя не умер! Мальчик бил кулаками по столу. Он очень хотел прижаться к своему старенькому коту с обгрызенным ухом и половиной хвоста… Мама обняла Вадика, прижала к себе. Она тоже плакала. Кот был одним из тех немногих живых существ, которых она любила. Метель все также завывала, неслась по узким улицам , врывалась в подъезды пятиэтажек, заводских бараков.…Все живое сжималось в дрожи от соприкосновения с ней. Бабушка все также обреченно шептала молитвы, тупо уставившись на икону с изображением хмурого мужика, который «всем поможет».
Вадя тихо открыл замок ржавым ключом, тихо снял ботинки и на цыпочках прошел в комнату. На столе были раскиданы тетрадки, учебники за третий класс, черствые куски хлеба. Бабушка неподвижно лежала на кровати за своей белой ширмой. Мальчик всмотрелся в ее морщинистое лицо…и на секунду испугался, что она умерла. Вадя крикнул: -Бабушка! Бабуля! Бабушка приоткрыла глаза. Прошептала синими тонкими губами: - Шурочка, вы принесли молоко?... Вадим со страхом посмотрел на умирающую старушку: -Баба, это я – Вадим. Тебе воды принести? -Что, Шурочка? А, молоко? Поставь в сенях… Бабушка что-то бормотала, потом закашлялась. Кашель был тяжелым и бухающим. Вадику было страшно дома…страшно рядом с умирающей бабкой, страшно среди пыльных книг, немытой посуды и пустых бутылок. На улице капал липкий октябрьский дождь. Небо одного цвета с дымом труб РТК почти касалось их своей жирной тушей. Лампадка на бабушкином столике стояла потухшей, среди дешевых лекарств валялись засиженные мухами иконы. Мальчик взял в руки дощечку с изображением толстой бабы и ребенка. Ребенок казался беспомощным. Равнодушная женщина мутными глазами смотрела поверх него. Вадим поставил икону в угол, протер ее. Молитва пришла ему на ум сама. Раньше он никогда не молился – даже когда хоронили все-таки вышедшего из тюрьмы и вскоре умершего от туберкулеза папу, даже когда бабушку увезли в больницу, и второй раз в жизни он услышал пугающее слово «рак». «Боженька…Милый.…Если ты есть, помоги.…Сделай так.…Пусть мама бросит пить, пусть бабушка выздоровеет, пусть папа не умрет.…Пусть папа не умрет….» Но и хмурый дядька Иисус, и равнодушная тетя с малышом все также смотрели с запачканных икон.
Бабушка умерла ночью. Тихо и незаметно. Мамы не было дома уже два дня. Она сказала, что пошла искать работу, а сама взяла сумку с пустыми водочными бутылками и бледной тенью выскользнула из барака. Вадик, как и каждое утро, подошел к бабушке, чтобы вытащить из-под нее утку и накормить. Как обычно, старушка лежала неподвижно, бледная и тощая, похожая на скелет. Вадим окликнул бабушку, хотя и знал, что она не поймет: -Бабуль, с добрым утром. Баба Надя не ответила. Это было уже привычно. Вадик стал расталкивать ее. Она не шевелилась. Малыш закричал сильнее: -Бабушка!!! Бабушка!!! Что с тобой? Но та все также лежала, по подбородку стекала струйка крови. Вадя дрожащими руками набрал номер скорой. Набирать его было уже не в первой. Он закрылся в туалете. Ужас от того, что он, возможно, в одной квартире с трупом бабушки, доставал его даже за закрытой дверью. «Боже, сделай так, чтобы мамочка пришла скорее.…Сделай так, чтобы бабушка не умирала…»
Дубовый гроб опустился в могилу, черную дырку в промерзшей земле, гулко стукнулся. На похоронах было очень мало людей – несколько старух, бабушкиных подруг, тетя Маша с испитым рябым лицом, мама, укутанная в рваную шаль и козлобородый священник в потертой рясе, хороший бабушкин знакомый. Он беспомощно размахивал кадилом и бормотал: «Упокой, Господи, рабу божью Надежду…” Мама не рыдала. Она судорожно затягивалась Примой. Соседские алкаши начали закапывать яму. Кроме Вадика не плакал никто. Он стоял посреди маленького кладбища, зажатого между цехами РезинТехКомбината и мощными десятиэтажками. Рядом были чужие люди, мама и труп бабки в деревянном ящике под слоем глинозема. Когда люди начали расходиться с погоста, мальчик подошел к священнику. Отец Матвей, крестивший когда-то Вадю, погладил пятиклассника по беленькой голове: -Сын мой, держись. Бог с нами. -Отец Матвей.…Как же он с нами? Папа сидел, а потом сдох…Бабушка умерла...Мама бухает по черному, из школы ее уволили. Где этот бог? Священник смотрел в глаза маленькому человеку, озлобившемуся на весь мир: -Сын мой. Если молишься господу, то он услышит. Ты молишься Иисусу, отцу нашему? Только честно… Вадя сжал кулаки, щелкнул зубами и отрывисто прошептал: -Молился…Молился…а он…а он не слышит…ему по хуй! Поп поморщился: -Не упоминай имя господа рядом с матом. Наказать может. -Уже наказал.…Нет его.…Нет его.…Это сказки. Вадик повернулся и нетвердым шагом побрел к свежей могилке. Отец Матвей окликнул: -Вадик.…А ты верь и молись, он услышит. Только ты очень-очень сильно верь и проси искренне.
Один. В пустой однушке. Среди битой посуды, старых газет и куч тряпья. Почти все вещи проданы мамой. Она сказала, что все будет хорошо, а сама ушла в запой. В школу решил не идти. Вадим сидел около открытого окна и курил «Приму». Во дворе, между гаражами, играли соседские мальчишки…в войнушки. Вадику не хотелось. Он ждал маму. Пусть она и почти не обращала на него внимания, а только говорила привет и валилась в угол спать. Ее не было три дня. Это даже для нее было слишком. Если вчера мальчик почти не нервничал, то сегодня его трясло. На столе стоял обед, приготовленный соседкой тетей Машей, которая его иногда опекала. Жрать это говно не хотелось. «Когда же…Когда же…Что же с ней?» Вадим, вдруг, вспомнил слова отца Матвея. А может все-таки Он поможет? Достал иконку из тайника, картинку с хмурым мужиком и желтым кругом над его башкой. Сейчас Иисус почему-то дарил Ваде надежду. А может на этот раз услышит? Вадим взял в руки икону, долго всматривался в лицо Бога... Поставил ее на столик и опустился напротив на колени. «Господи Иисусе, боже мой, помоги мне…ну хоть раз помоги…Пусть мама не пьет, пусть мама придет…Пусть вернется бабушка с неба…Пусть все будет как раньше.»
Тетя Маша и Вадик стояли около массивных дверей детского дома номер пять. Тетя Маша обняла Вадю, всхлипнула: - Вадюшек, я буду иногда приходить…Ты будь хорошим мальчиком. Воспитателей слушайся. «Хороший мальчик» оттолкнул тетю Машу, сплюнул и закрыл за собой дверь. «Господи, господи, господи…Ну где же ты? Где! Где! Где!!! Тебя нет! Нет тебя! Нет! Сука!» -Эй, пацан, ты что, ебнутый? Ты хули орешь здесь? Вадя забился в кабинку детдомовского сортира и плакал так сильно, как давно уже не плакал.
заноза в голове |