Автор Группа: Passive | Пролог
Эта история произошла под одним из провинциальных городков холодной Швеции, скажем, под Вальдемарсвиком, или под Гузумом, или под Нижним Зажопинском, что в сущности не важно, т.к. в разных областях складывается разные версии одних и тех же легенд, и, конечно же, каждая из этих областей соотносит их происхождение и место действия с собой. И хоть ни под отметившим несколько лет назад трехсотый день рождения Гузумом, ни, тем более, под живописнейшим Вальдемарсвиком вы не найдете ни одной заброшенной церкви, а города под названием Нижний Зажопинск в Швеции вообще не существует, история эта достойна прочтения просто ради самой себя. В ней нет никаких географических подробностей, в коих можно сомневаться, но она, бесспорно, имела место быть. Думаю, разумнее всего сказать, что произошло это под неким городом N.
Он шел по ночному лесу, сопровождаем только тропой, страхом и луной. Тропа ползла сквозь чащу впереди него, как змея ползет в траве. Страх крался по пятам, будто пожирая пройденный путь, и чем дольше путник шел, тем сильнее, упитанней становился страх. Луна же, прорываясь сквозь хищные, когтистые ветви, будто норовившие схватить ее, летела слева, а с ней летело все звездное небо. Каждая звезда летела по отдельности, точно наперегонки с остальными, а все вместе, они внимательно следили за путником, многозначительно подмаргивая друг другу, как будто перешептывались на языке азбуки Морзе.
"Черт дернул меня согласится на это. А братик, небось, сидит сейчас дома, в уюте, и смеется надо мной", мысленно заметил парень. "Но, в конце концов, это и мой выбор тоже. Это пойдет мне на пользу..." Он мрачно усмехнулся над собой. "Неужели я пытаюсь убедить себя в том, что делаю это по своей воле?! А с другой стороны, меня ведь никто не заставлял..." Человеческая фигура, появившаяся где-то справа, оборвала его внутренний монолог. За тот краткий миг, что потребовался ему на то, чтобы повернуть голову, через его разум дикой охотой пронеслась кавалькада самых чудовищных догадок и тут же скрылась за горизонтом памяти, оставив лишь смутную тревогу, подобную кругам на воде. Когда он направил взгляд на незнакомца, тот мгновенно замаскировался под причудливо освещенное дерево, изображающее оскорбленную невинность. Эта попытка нападения с последовавшим перевоплощением заняла так мало времени, что путник даже не успел хоть сколько-нибудь замедлить шаг. Зато, успел провести короткую вечность в Аду. В следующее мгновение, когда путник, сделав шаг, поравнялся с деревом, оно решило еще раз подшутить и подставило ему подножку своими варикозными корнями. Паренек резко перешел с размашистых, циркульных шагов на чечеточную рысь и остановился. Он неуважительно отозвался о дереве и упрекнул его в разнузданном распутстве, на что оно ответило лишь оскорбительным, насмешливым презрением. Ветерок пронесся через толпы сосен словно слух о появлении гостя и цели его путешествия, который они волнообразно передавали, поочередно склоняясь друг к другу. Казалось, их приглушенный шепот был полон благоговейного ужаса и сострадания.
"А может быть, к черту все это? Поверну назад, перекантуюсь где, а на утро приду домой, и скажу, что прекрасно выспался... А если Торстен ждет меня у того самого дуба, до которого проводил, в полной уверенности, что я так и поступлю? Нет, так негоже. Раз уж дал слово, нужно держать. А что до слухов, так мало ли что может взбрести в голову суеверным полудуркам?.. Вот возьму и пойду до конца, назло Торстену, и пусть он сидит у своего дуба, пока не срастется с ним..."
Лес, пораженный его мужеством, стал постепенно расступаться перед ним. Впереди вспыхнула белоснежная полоса. Сначала, парень решил что это - снег, но тут же вспомнил, что на дворе июль. Ужас необъяснимого пауками пробежался по спине. Путник замер на миг, а потом зашагал быстрее, чувствуя, что чем быстрее он будет идти, тем быстрее рассеется наваждение. Зеленое море сомкнулось за его спиной, и он понял, что мираж, который он увидел, был лишь легким и густым как взбитые сливки туманом. Опушка походила на залитую паром сцену перед изредка аплодирующим лесом. Ночному путешественнику казалось, он шагает по небу, поколено завязнув в белоснежных сугробах облаков. Вдали, словно маяк, возвышался заброшенный приход. Он висел в воздухе, отрезан от земли сизой пустотой, как противоположный берег озера, отраженный в воде во время полного штиля, когда мнится, что отражение самой тишины светлой полоской перечеркивает опрокинутый пейзаж. Силуэт здания проявлялся точно на черно-белой фотографии, по мере того, как парнишка пробирался сквозь белесый морок. Вскоре стал различим и старинный погост - цель его небольшого путешествия. Редкие порывы ветерка теперь совсем стихли и над миром черной тенью повисла гнетущая тишина, которая будто исходила с кладбища, и чем ближе он подходил к нему, тем громче, звонче становилась тишина. Она напряженно слушала себя. Она поглощала и растворяла в себе каждый звук. Она растворила в себе и все предметы и самую землю и слила все это в единый, прозрачный как алмаз монолит. Она пропитала и просветила собой все вокруг, струясь сквозь собственную прозрачность, и даже издали и сквозь двухметровый слой земли были слышны сотни молчаний, слившихся в безликий хор забвения, будто шепчущий: "Такими как вы, мы были; такими как мы, вы будете". Эта тишина была враждебной, хотела чтобы незванный гость присоединился к ее хору. Он ступал осторожно, боясь потревожить ее, выдать себя, хотя, разве можно скрыть от тишины звук, каким бы тихим он ни был? Тишина как никто умеет слушать. Он достиг ржавых ворот. Они были едва приоткрыты, и, хотя можно было открыть их пошире, он бесшумно протиснулся в узкую щель, едва не застряв в ней. По кладбищу за ним по пятам кралось эхо, будто он был замечен молчаливой душой этого места.
"Черт бы побрал этот спор, и Торстена заодно" пробормотал паренек. "Хотелось бы видеть его среди постояльцев этого милейшего местечка. Если я здесь не сдохну от страха, прикончу его собственными руками, Богом кля..." он прикусил язык. "Эдак я все на свете прокляну. Лучше успокоиться. В конце концов, это и вправду пойдет мне на пользу." Он подошел к резной, чугунной скамье с облупившейся краской и провел рукой по спинке. Как он и предполагал, она была холодной и влажной от росы. Он снял рюкзак, извлек из него покрывало и расстелил на скамье, потом достал одияло, лег на скамью и укрылся им.
"Интересно, а что если, когда меня похоронят, кто-нибудь так же придет на мое кладбище, пощекотать себе нервы да доказать старшему братику, что он - не трус. Думаю, я бы так расхохотался в гробу, что земля бы ходуном заходила". Он приподнял голову и осмотрелся по сторонам. "И какие к Дьяволу вампиры? Могилки-то вон какие узенькие, гробы в таких едва бы поместились. Скорее всего, здесь хоронили не тела, а урны с пеплом..."
Он почувствовал, как враждебная тишина проникает в него, наполняет его, проходит сквозь него, приращивая его к своему монолиту, и перестает быть враждебной, будто приняв его за своего, а подкрадывающийся к нему сон - за смерть.
От монолита кладбищенского безмолвия, ставшего уже каким-то родным, откололся глухой каменный скрежет. Гость открыл глаза. Силуэт одного из самых высоких надгробий будто проваливалось в землю. Раздался оглушительный грохот, и гость понял, что надгробие попросту рухнуло, разбившись, судя по звуку, вдребезги. На месте надгробия выросла человеческая фигура. Сначала он решил, что воображение опять сыграло с ним злую шутку, но человек, или кто бы это ни был, продвигался в его направлении, принимая все более четкие очертания. Несколько мгновений он лишь наблюдал за этим как завороженный.
- Помоги мне, раздался едва уловимый шепот.
К ужасу прибавилось еще и любопытство, сделав ожидание сущей пыткой. Парень мгновенно вскочил на ноги.
- Чего ты хочешь от меня? - Немногого,- усмехнулась тень: только твою бессмысленную, коротенькую жизнешку. Не волнуйся, сегодня ты отдашь ее во имя чего-то большего, более значимого и долговечного, чем ты сам. Это достойная смерть. Что скажешь?
Тень остановилась, ожидая ответа. Парень рефлекторно схватил рюкзак. С трудом уняв дрожь, и пытаясь придать голосу угрожающую нотку, он ответил на вопрос незнакомца.
- Скажу, что я ничего никому не отдам, ни сегодня, ни завтра, а лично тебе - никогда. Все, чего ты хочешь, тебе придется взять самому.
- На это я и надеялся,- шепнула тень.
На мгновение снова повисла тишина. Полуночный паломник чувствовал, как его наэлектрезованные нервы встали дыбом, предвещая, что небеса вот-вот обрушаться ему на голову столпом огня. Кулак его правой руки был до боли сжат в рюкзаке. Черная фигура стремительно бросилась на него. Он сделал шаг навстречу и нанес удар. Противник, хрипя, опустился на колени и упал навзничь, раскинув руки. В его груди торчал хлебный нож, который предусмотрительный путешественник взял с собой "на всякий случай".
- Помоги мне! - прохрипел незнакомец. - Черта с два, той помощи, о которой ты просил, я не готов тебе дать... - Нет! Ингмар, помоги мне!!!
"Черт, он и имя мое знает!"
- Да кто ты, черт возьми, такой?
Ингмар, дрожащий от нервного возбуждения, сорвался на крик. Незнакомец попытался ответить, но вместо речи из него исходили только булькающие хрипы, будто он тонул. В каком-то смысле, так и было: он захлебывался собственной кровью. Но и эти звуки быстро прекратились. Остатки жизни окончательно покинули продырявленное тело. Ингмар склонился над трупом, изучая его.
Воды тишины снова сомкнулись, поглотив все звуки. И в этом идеальном безмолвии, когда даже цикады стихли в траве, раздался протяжный, отчаянный, надрывный крик: "Тоооорстееееен!!!"...
|