1. И все еще жду. Жду, когда зажгутся звезды и выйдет из-за облаков луна, когда черная ночная земля будет освещена не только светом фонарей. Но наступает ночь. Хочется спать. И засыпаю. Беспрерывный бег. Бегство. Убегаю прочь от страха, не зная, в чем он выражается. Жду, когда появится новый альбом, в котором бы нарисовал чудесное утро осени. Но альбома нет. А уже зима. И листья под снегом почернели, истлели. Остался в памяти о том утре только образ, который с каждым днем опускается все глубже на дно, а вода все мутней. Жду денег. Жду, когда позовут, и заработаю эти деньги. Но никто не зовет. Уже появились долги. Но жду удобного случая. А ведь ждать денег это так глупо. Словно смотришь в зеркало и ждешь, когда отражение тебе улыбнется. Когда выхожу из дома, знаю, что ничего интересного не произойдет, поэтому жду, когда буду возвращаться. На обратной дороге всегда что-нибудь случается. Противоположных направлений не существует. Смотришь в окно автобуса – едет вперед. Завернул, но все равно продолжает ехать вперед. А когда возвращаешься, опять едешь вперед. И дом все дальше и дальше. И когда-нибудь он совсем потеряет место, где был построен. Жду спокойствия. Но бегу в сумасшедшую жизнь, вечно в нервном движении. Встречаю новых людей. Вижу новые места. Новые потрясения. Не отстранится от событий. И был в водовороте, думая, что самое страшное позади. Выбрал беспокойный путь, но верю, что смогу обрести спокойствие. И жду его. Жду чего-то. Жду. А кого ждет время?
2. Все больше и больше места было заполнено этой помойкой. Трава была выжжена, вместо земли – зола. Видно, что недавно работал бульдозер, но все это бесполезно. Я шел по дороге от шлюза к дому. Слева от меня были груды мусора. Вот я увидел нашу поляну…эх, хоть она осталась. Был уже вечер. Взглянул на пожелтевшую траву…нет, она была выцветшая…нет, это была не она. Гвозди были посажены вместо травы – длинные и короткие, прямые и изогнутые, все новенькие гвозди – кто-то решил сделать пейзаж модернизированным. А я в детстве мечтал поставить табличку «Свалка мусора запрещена» и сделать красивую поляну.
3. В Крыму. Мне восемь лет. Поздний вечер. Воздух еще хранит тепло. Освещаемый фонарем, скрипач играл музыку, а прохожие бросали деньги в дом его подруги. Пьяные крики вдалеке. Шум моря, черного в это время суток. В сентябре в шесть часов вечера было уже темно, как и в семь, в восемь, в девять и так далее. Мы с мамой так и не нашли квартиры, где можно было остановиться. Не знаю, куда подевались наши вещи. Видимо, мама сдала их в камеру хранения. Набережная. Набережная, глубоко вонзающаяся в ночь, как заноза. Мы гуляем, сливаясь со смехом прохожих, с музыкой, с запахом каштанов, соли, блинов и дневной пыли. Мы в каком-то потоке. Мы входим в его жизнь, в его течение, еще не зная правил, по которым он существует. Нет цели. Нет опорного пункта. Яркое безоблачное небо. Странно. Но и черный цвет бывает ярким. Мотыльки. Мы решаем уйти с набережной и пойти в парк. Перелезаем через забор. В этом парке есть банановая клумба, если так это можно назвать. Темнота. Только звуки природы. Я не смог ничего увидеть. Около трех часов ночи. Устал с поездки. Мы четверо суток добирались до Крыма. Только что приехали из Симферополя на автобусе, ехавшем в Ялту, проезжавшем недалеко от Гурзуфа. Мы чуть не проехали нашу остановку. Спасибо женщине, которая тоже выходила. Когда мы шли к набережной вдоль домов, повстречали веселую компанию с гитарой. Кажется, мы о чем-то поговорили. Я лежу. Голова на коленях у мамы. Мы в парке. На скамейке. Все слова и звуки сливаются в мягкий гул. Я смотрю на кипарисы, выделяющиеся на ночном небе, и придумываю, на что они похожи. Кипарисовые метаморфозы. А рядом кто-то был…
4. Ей не нравилось, когда я разговаривал сам с кем-нибудь, даже с собой. Она не боялась меня потерять, так как терять было, собственно, нечего. Пару часов назад зажглись звезды. Молчаливо сверкали. Хотели отражаться в озере, но оно было далеко. Перед закатом, помню, я передумывал все планы на будущее. Передумал все. Все варианты проживания. Но их было гораздо больше, чем я мог представить. Времени, по крайней мере, не хватило бы, чтобы их все представить. Лишь бессмысленные цифры. Ей не нравилось, что я все что-то вожусь, вожусь. А как иначе? Вот и получилось, что я поменял ее. Другая она не была против того, что я разговариваю сам с кем-нибудь, даже иногда разрешала поговорить с собой. Но ей не нравилось, что я записывал все в свои пухлые тетради. Однажды я уронил их в воду. Удивительно. Все. Сразу. А потом, спустя некоторое время, еще раз. Получилось дважды. Мы не видим друг друга. Даже если совсем рядом. Мы говорим уже даже не голосом, не друг с другом, а с нашими обдуманными эмоциями. Мы превратили себя в маленьких пчел. Заняты. Заняты. Она бросила меня. Наверно, я очень того хотел. Их было очень много у меня. Я перестал их видеть. Они были у меня. Я так хотел. |