Догорело на небе. Стало быстро темнеть. Ветер свистнул за окном и постучал в форточку. Поэт встал с дивана и пошёл к столу. На столе огонь доедал прозрачную свечку. По стене шли маслянистые тени. Воздух пропах гарью.

Поэт давно и тяжело болел. Он ждал только того часа, когда развернётся перед ним вся его прошлая жизнь и потребует отчёта. Ждал с ужасом, потому что ничего путного ей предъявить не мог.

Заваленный всяким хламом стол, скрипящая мебель, пыльные рамы – всё было ветхим и имело вид безнадёжный. На стене, покрытой ржавыми подтёками, поскрипывали старые часы со старой кукушкой, оба хриплые и больные. Вообще неприглядная и больная комната.

Покуда были ещё силы, поэт писал. Кажется, писал то, что нужно. Со времён далёкой молодости в его покрытой шрамами душе было глубокое убеждение, что писать нужно о любви, о людях, о счастье. Теперь, когда он не знал, успеет ли окончить поэму, а потому брался только за маленькие стихотворения, казалось, что писал не том и, что самое страшное, не для тех.

Из былой музыки в сердце поэта осталась лишь лёгкая симфония детства, от которой потеряны ноты. Страшно и больно казалось ему жить.

Поэт сел за стол и принялся за стихотворение. Первое четверостишие грациозно легло на бумагу, поблёскивая новыми мыслями и стройным размером. Свеча моргала весело, и в душе поэта разлилось давно забытое тепло.

Вторая строфа зависла на третьей строчке, и, сонно потягиваясь, растянулась на бумаге. Она не поражала своей гениальностью, но твёрдо стояло на ногах.

На третьем четверостишии поэт сжал руку и откинул перо. Глаза застилал туман, всё тело ныло и болело. Он знал, что боль пройдёт. Проходила раньше.

Но вот уже и свеча наполовину сгорела, а поэт сидел в оцепенении. Боль не отпускала. Решив, что это конец, поэт лёг на диван и стал глядеть в открытую форточку. Из темноты вечера на него наступало невиданное, светлое, что-то, что заполняло всю его комнату шумом и звоном, давило в виски и слепило глаза. Когда всё смешалось и утонуло в свете, поэт разглядел сияющую точку. Она всё увеличивалась, наступала на него, летела, взмахивая прозрачными крыльями.

Поэт был уверен, что это его последнее Вдохновение. Глядя на него, он понимал, что всё прошлое с рукописями, беготнёй в редакцию и болезнями ничто в сравнении этим чистым и ярким ощущением полёта. Не пытаясь сопротивляться, поэт с улыбкой пошёл за этим прекрасным видением, зная, что сейчас, именно сейчас он создаёт самое гениальное в своей жизни.

А оно тихо сказало ему: «Летим!», укутало тёплым крылом, и он полетел за ним без страха, а вместе с ним полетели все его прошлые, уже ненужные, рифмы и строфы…

На потёртом столе догорела свеча…

Похоже на строку одного из его стихотворений. Ветер бешено стучал в стекло, как будто хотел помочь, кукушка высунулась из часов и застыла на растянутой пружине.

Чёрным вечером в старой квартире в обличии Музы к Поэту пришла смерть.