Салон Нины де Вийар давно славился своей туманной репутацией и хорошим бордо. Через этот салон редко проходили мировые знаменитости: поэты, писатели, артисты – а все скорее бедные, обделенные ценители, ценители равно и искусства, и вина. Эти чудные существа с неясными взорами, в широких блузах, или же затянутые в стариковские черные сюртуки, с неизменными моноклями и булавками с искусственным жемчугом; и дамы, в основном, все пожилые и невыразительные – вся эта парижская публика, испитая и прожженная, восседая на пухлых с завитушками пуфах, часами могла спорить о чем-то, понятном только им одним.

Вот и сегодня, как, впрочем, и в любой другой день (а встречи эти неизменно проходили каждую субботу), разгоряченное бордо салонное общество восседало на пуфах и вело разговоры. В центре комнаты, в непринужденной элегантной позе сидел Альфонс Лемер, в великолепных клетчатых брюках, темно-синем сюртуке, с настоящей жемчужной булавкой, чем вызывал зависть у всего остального мужского общества, и покручивая в руке позолоченный лорнет, да так ловко покручивая, как не мог никто, кроме него. Вокруг его пуфа стайкой кружились дамы – пожилые и сухие, как палки, артистические фурии, затянутые в корсеты по моде прошлого века, в юбках с граблями, свирелями и полевыми цветами. Они говорили в нос, бесперебойно жеманились, чихали и твердили, что простудились. При этом Лемер, улыбаясь лучезарной улыбкой, продолжая крутить лорнет, задаривал их комплиментами, до того банальными и пресными, что они не стоили ровным счетом ничего, но дамы от этого только посмеивались и перешептывались за старомодными веерами, разъеденными молью.

Итак, в этом разгаре праздника жизни в дверях появился мужчина. Все внимание сразу же обратилось на него. Это был бледный молодой человек, было ему приблизительно двадцать три года, держался он скромно и незаметно, и его никто бы и не заметил, если бы не хлопнула входная дверь. Выступив из полутемной арки над ней, гость застыл в нерешительности, явно страдая от повышенного внимания, обращенного на него. Вся фигура его, ссутуленная и жалкая, была облачена в простой черный сюртук, из кармана белого жилета висела цепочка нагрудных часов, отчаянно ржавая и неприглядная, в руках он мял новый лоснящийся цилиндр, и облик его настолько не вписывался во всеобщую атмосферу непринужденного веселья, что оказал удручающее влияние на всех присутствующих. В гробовой тишине, повисшей над комнатой, погруженной в полумрак, так как канделябры, расставленные тут и там, не давали достаточного света, раздался, наконец, голос Лемера, прорезавший эту тишину и оттого показавшийся крайне фальшивым:

- Клод! Что ты стоишь, как истукан! Входи. Мы уже заждались тебя, правда ведь, Нина, дорогая?

- Боже мой, Клод, дитя мое, ты сегодня припозднился, - с канапе, что находилось в углу и оставалось в полумраке, поднялась красивая женщина, уже немолодая, но обладающая тем неуловимым шармом, который не оставляет истинных парижанок и в бальзаковском, и в постбальзаковском возрасте.

Встряхнув и раскрыв широкий веер, Нина де Вийар плавной походкой, мягко покачивая бедрами, подошла к застывшему у двери Клоду и коснулась его щеки:

- Клод, ты болен?

- Нет, мадам, - отозвался Клод и дрожащими руками убрал гладившую его по щеке руку. – Я вовсе не болен. Я бы предпочел присесть и не отвлекать Вас от разговора.

- Тогда выпей и расслабься, - улыбнулся Лемер, протягивая Клоду бокал бордо. – Сегодня дам занимаю я.

Сказав это, Лемер обернулся к окружающим его шалям и веерам и вновь заговорил о чем-то, улыбаясь во весь рот и попеременно вставляя: «Вы очаровательны» или «Позвольте Вашу ручку». При этом он так потешно кривлялся, оборачиваясь тайком к Клоду, копируя жеманные жесты своих поклонниц, что, не выдержав, мадам де Вийар, ставшая невольной свидетельницей этого фарса, расхохоталась.

Клод же, наблюдая, как его приятель ловко выходит из очередного комического положения, глубоко задумался. Он и простоял бы так весь вечер, не слыша как, прекратив пустую светскую болтовню, дамы затеяли танцы, а их кавалеры курили, бросая скрытые враждебные взгляды на расхрабрившегося от вина и дамского внимания Лемера, кружащего очередную пассию, охваченную облаком пудры, духов и пыли, если бы не Нина де Вийар, усадившая его рядом с собой на канапе и решившая занять скучающего гостя разговором.

- Клод, ты сегодня молчишь. Надеюсь, тебя не занимают бесплодные мечтания влюбленного юнца, ведь я могу приревновать.

- Ревновать? Меня? Мадам, Вы мне льстите.

- Клод, ты прекрасно знаешь, что я далеко не глупа. Альфонс, добрая душа, уже поведал мне о той безвкусной девице из кабака. Ты же прекрасно понимаешь, что она тебе не пара.

- Не понимаю, о чем Вы говорите.

- Клод, ты завтра же забудешь о ней. Ведь правда?

- Да. Вы правы, мадам, - Клод задумчиво обернулся к Нине де Вийар и взглянул в ее узкие глаза, еще больше сощурившиеся от этого взгляда. – Эжени не похожа на Вас. В этом ее трагедия.

- Вот видишь, мальчик мой, ты же знаешь, что я всегда права. Ты не хочешь сегодня остаться со мной?

- А как же «добрая душа» Альфонс? Я думал, сегодня очередь Вас развлекать за ним?

- Ты меня очень обижаешь.

- Я сам себя обижаю, - Клод взял руку, мягко покоившуюся на подушке, и поднес к губам. – Вы же знаете, мадам, я невольник собственной души. И теперь она гонит меня прочь от Вас, туда, где холод и тьма.

- Клод, ты и вправду болен. Я не удерживаю тебя – иди, проветрись, улицы сегодня безлюдны и ничто не помешает тебе бороться с собственными демонами.

- А как же мое отсутствие?

- Я займу его.

- Я Ваш должник, мадам.

- Да, за это я тебя люблю.

Поднявшись с канапе, Клод поклонился мадам де Вийар, вновь окунувшейся в полумрак, зная, что губы ее улыбаются. Подойдя к Лемеру, который в это время, запыхавшийся, красный, но довольный, сидел в своей привычной позе, а одна из дам обмахивала его веером, что-то лепеча при этом, Клод наклонился к нему и выдохнул ему в самое ухо:

- Сегодня она в твоем распоряжении.

- А ты?

- Я не в духе сегодня. Доброго вечера.

- Клод! – Лемер окликнул его, когда он уже был у двери. – Клод, ты прочел, то, о чем я тебе говорил? «Les Sages d’autrefois, qui valaient bien ceux-ci…»?

- Нет, но я прочту.

- Прочти. Мне показалось, это о тебе.

- Вот как? Забавно.

Бросив последний взгляд в сторону канапе, где, как он знал, сидела мадам де Вийар, Клод увидел склоненного Лемера. В руках он крутил лорнет, постукивая при этом тростью по полу, а Нина смеялась. Но, смеясь, она бросала куда-то тревожные взгляды, и Клоду это почему-то доставляло удовольствие, ведь он знал, вослед кому так тревожно смотрит божественная Нина де Вийар.