Авторучка, улыбаясь щербатым ртом, дружески подмигнула. Андрей не проявил никакой заинтересованности, продолжая писать конспект, еле поспевая за тараторящим преподавателем. Тогда ручка предприняла более отважную попытку завладеть вниманием хозяина, начав щелкать незатейливым механизмом, то убирая, то выставляя стержень. Напрасно – лишь чуть плотнее сжав губы, Андрей отложил донимающую ручку и взял простой карандаш, - главное успеть все записать – следующая неделя зачетная по предмету. Но оказалось, что карандаш тоже не на его стороне. Грифель тут же вытек на тетрадный лист, превратившись в блестящую черную кляксу. Часть записей попросту перестала существовать. Казалось, уж это точно выведет парня из равновесия. Не тут-то было: Андрей только вздохнул, отвалился на спинку стула, да щелчком отправил карандаш прочь со стола. Полая деревянная трубка, покрытая зеленой краской, сорвалась с края и, падая, превратилась в массивный старый утюг, внутри которого, потрескивая, лежали красные от жара угли. Грохота от падения не было, зато, не успев приземлиться, утюг издал тонкий свист, окутывая себя облаками молочного пара, и рванул в сторону кафедры, где за трибуной стоял преподаватель. Андрей закрыл глаза не желая видеть как утюг, не прекращая свистеть, немыслимым образом подскакивает, врезаясь в живот педагога. Раскалившийся добела металл погружается все глубже и глубже в живот, клубы пара наполняют всю аудиторию, а когда рассеиваются, то на месте преподавателя, грызя правый край трибуны, остается здоровенный бобер, приодетый в галстук. Студенты, сидящие тут же, повскакивали. На их лицах одно выражение – легкой добычи. Из глаз, точно из фар, разноцветные огни – карнавал красок – весь спектр излучения на бобра. Они хватают тетради, и те превращаются в руках в томагавки – у парней, и луки – у девушек. Парни рвутся вперед, оглашая аудиторию диким воплем, одежда слетает с них стеклянными осколками, обнажая одеяния индейцев. На секунду обнажив превосходные фигуры, перевоплощаются в загорелых амазонок студентки. Мчаться вперед полуголые разрисованные индейцы, махая оружием; берут со столов ручки и карандаши амазонки, превращают в стрелы, и, приняв стойку лучницы, напрягая тренированные тела, пускают они стрелы в грызущего бобра. А Андрей, уже открыв глаза, спиной к разыгравшейся охоте, шагает в широкое окно и медленно падает с третьего этажа, поддерживаемый тянущимся резиной стеклом. Остается позади чистая тетрадь, без кляксы и без надписей – педагог читал вслух, но безмолвие. Ноги не ступают на асфальт перед университетом. Он стоит при вечерних звездах; под летающими на фоне заката левиафанами и космическими кораблями; неподалеку от голых баб, резвящихся на берегу озера; и уж совсем рядом от плывущих на решете маленьких детей в роликах и мотоциклетных касках. Он стоит на озере, а под ним, верх ногами, ходят люди, разговаривая по мобильникам, ездят автомобили, уходят вглубь, теряясь в темнеющей синеве, небоскребы. Вода, будто земля, низ для тех, кто по эту и по ту сторону глади озера. Не понять: что исковерканное отражение чего? Среди прохожих Андрей узнает какого-то знакомого, или ему только кажется, но этот холенный тип в костюмчике, сильно действует на нервы. Приходится нагибаться, чтобы схватить типа за ноги и вырвать его с той стороны на эту. Мгновение золотистых брызг, и перед Андреем стоит раздражающий мужик. Еще фонтан – следом вынырнула миловидная секретарша типа, сидящая за внушительным столом и записывающая что-то за шефом. Мерзкий тип приятной наружности пытается идти, но парень крепко удерживает его одной рукой за шиворот, другой – нанося удары по гладковыбритой физиономии. Андрей чувствует, как слабы удары, и это злит его. Но ссадины, ушибы и кровоподтеки все же появляются у типчика, не замечающего, что его бьют, улыбающегося, продолжающего диктовать секретарше. «Срочно по лестницам!» - проносится мысль. И нанеся последний тычок, Андрей подпрыгивает, хватаясь за люстру, подтягивается, на секунду ослепленный ламповым светом, переносит через край нижней бетонной ступени ногу и вот он уже на лестнице ведущей вверх. Вокруг полумрак. Кругом различного вида лестницы: крутые, горизонтальные, вертикальные, винтовые, идущие по диагонали, под разными углами, прямые и с поворотами, металлические, бетонные, мраморные, деревянные, приставные и многие другие… Бежать, карабкаться, сползать, перепрыгивать, а дальше по коридору, где все покрыто пылью. Где, зовя в гости некую Алису, за катушкой ниток, попивая чаек, сидят заяц и уродец в котелке. Прыжок через них, и все застолье летит кубарем, вереща и ругаясь, а Андрей летит тоже, но молча и в толстый слой пыли. Мягко, как упасть на пушистый ковер. Но это не ковер, лишь потрепанный стяг, потерявший былую красоту, теряющий и теперь, но уже Андрея, вывалившегося из его плоскости на камни замка. Практически все двери закрыты. За некоторыми же открываются холодные стены, за другими ставни, сшитые проволокой, за остальными, что поддались, либо веселиться инквизиция – жуть как весело при их виде! – либо стоят алтари, покрытые красным шелком. Тихий свет свечей, но самих свеч не видно. Только за одной дверью выход на гору. Вид замечателен. Внизу, куда посмотрел парень, и где он уже идет по тропе, шикарный лес с синей и зеленой листвой. Синего больше. Зеленый сочнее. Некоторые стволы не стволы вовсе, а шкафы, тумбочки, антресоли, стенки и так далее, из которых растут ветви. Кто-то наигрывает хорошую спокойную музыку. Различные звери – впервые увиденные, диковинные, и давно знакомые, привычные, - пестрящие краски камней на тоненьких стебельках. Затесался в общее благолепие ржавый гараж, в котором с русалкой забавлялся фавн. В миллиметре от уха Андрея пролетело пушечное ядро. Сначала свист, затем неприятный звук, точно лопнул с чавканьем арбуз. Сзади оказывается толстый человек с размозженной головой. Серенькие мозги темнеют, просыпаются землей, из них прорастает розовый куст с блестящими шипами. Вот только вместо бутонов роз, распускаются иные цветы, самые редкие и безобразные – Пикассоны. Шаг в сторону – на проезжую часть, еще шаг – на железнодорожные пути, еще – на взлетно-посадочную полосу. Чуть не попав под шасси, Андрей знакомится с Девушкой (она выглядит как ожившая объемная картинка из японского аниме) у нее в квартире. Обстановка простенькая, но со вкусом. Парень пробует вазу – в самом деле, вкусно! В кровати он давно не был, не один, не, тем более, с Девушкой. Мы где-то виделись, думает он. Больно знакома. Так здорово смотреть, как входишь в нее, при этом, рассказывая о предыдущем приключении, когда искал женщину-воина, облетав пол вселенной, и попрыгав по множеству миров, даже схлестнувшись с драконом. О да, как же замечателен этот реальный, неповторимый мир. Желанно непредсказуемый, приятно однотипный. Хотя нет, об этом Андрей совсем не думает, он просто живет в этом мире и все. Он так же не думает и о том, что с некоторых пор стал проваливаться во сны. Когда-то этого не было. Точнее началось девять тысяч семьсот двадцать девять снов назад. В любой момент, в самое непредсказуемое время, на несколько минут, или на многие часы, но он стал погружаться во сны. Значит так и должно быть. Правда иногда, когда страх появляется, или он в тупике, тогда хочется тут же уснуть. В реальности постоянно, часто и все меняется, а после сна так тем более – точно заново родился. Стараясь над Девушкой, любуясь ее румянцем и приоткрытым ротиком, длинными ресницами и неясного цвета глазами, когда она размыкает веки, ощущая все ее драгоценное тело, он желает, чтобы этот процесс был бесконечен, ибо еще ни разу ему не удавалось достичь чего-то, чем должен заканчиваться это приятнейшее дело. О, как славно! Но приходят родители, и Андрей отталкивается от Девушки, но прикрыться не успевает. Все видят его возбужденный орган. Ему стыдно, ему нечем прикрыться, он стоит посреди зала, где множество народу, и все тычут в него пальцами. Стройная некрасивая женщина… нет, она очень красива, подходит к нему, опускается на колени и… «Да, да, да!..» Андрей кричит и стонет от экстаза. Росчерк мысли отрезвляет, пинком отправляет женщину на балкон. На органе следы от зубов. Жаль. Хорошо, что отделался от стервы, ведь мысль напоминания было о Девушке, с которой он недавно был. «Как же имя ее?» Нет, он знает. Да, знает, но сказать не может. Не нужно, значит. Взрыв разносит зал. Всех раскидывает, и в полете их хватают чертики. Шестеро тотемов с острова Пасхи отплясывают кадриль в круге Стоунхенджа. Но сейчас не до них, вокруг идут боевые действия, окопы полны трупов, небеса самолетов и вознесшихся духов, поле впереди – тенями танков. Взрывы, взрывы и сплошные фосфоресцирующие линии от пуль. Лежа на дне окопа, прижав к себе Девушку в одежде сестры из полевого лазарета. Ее коротенькие две косички так милы, чумазое личико в слезах, но по-прежнему симпатично. Нестерпимо хочется прижаться губами к ее губам. «За рассвет!» - Девушка подносит бокал с белым вином. «За закат!» - Андрей охотно чокается своим, с красным вином. Лайнер уже никуда не плывет, он врезался в берег тропического острова, чуть накренился и замер. По волнующемуся океану плывут киты, резвятся дельфины. Держась за удочку, на водных лыжах, катается старик. Она облокотилась на столб светофора, мигающего желтым. «Хорошо и тихо на ночных улицах», - говорит она. «Ук-ху», - подтверждает парень, ближе подходя к ней. «Ты слышишь?» - продолжает говорить Девушка. Время мотать головой и потирать глаза, так как все тускнеет, очертания расплываются. «Слышишь меня?!» .....................................................................
* * * Открыв глаза, Андрей видит перед собой лицо склонившейся мамы, легонько трясущей его за плечо. -Слышишь, Андрей? – шепчет она. -Да-а, - тянет, зевая он. – Что такое, блин, спать не дают. -Андрей, не забудешь сделать, что обещал? -Да, да… Сделаю, конечно… Дай поспать. -Я иду на работу, - точно нужно афишировать то, что и так понятно, думает Андрей. – Все необходимое я положила за стиральную машинку. Если хочешь, я там сварила пельмени, иди поешь пока они теплые. -Ага, понятно… -И не ругайся с дедушкой, ему и так… -Да, в конце концов, все я понял, отстань! Такой сон классный был, а ты… агх!.. Накрывшись с головой одеялом, парень постарался вспомнить, на чем все закончилось. Пока вспоминал, успел быстро и плавно вплыть обратно в сновидения, эфир которых еще не полностью развеялся в его сознании. .....................................................................
* * * Андрей проснулся. Вот опять был этот провал, но, правда, на каких ни будь пару минут. Но об этом не думается и это не переживается. Сны он никогда не запоминает, потому что и не знает, что это – сны ли или еще что-то. Важно, что он снова в реальности, хоть чего-то и не хватает, что недавно было рядом. Сиганув с лепестка, увертываясь от эльфов – грубовато сложенных мужчин и идеальных женщин, - взмыл в небо и завис на орбите, наблюдая за прозрачной планетой-черепом. Через глазницы вытекал Млечный путь, по которому плыл «Летучий голландец». А если влететь в дыру от носа, то попадешь на ночную улицу. По-моему здесь он уже бывал, и не единожды. Легкое, спокойное чувство дежа вю. Здорово-то как! Особенно оседлав велосипед, спуститься в метро и, распугивая ласточек, догонять клубок серебристых ниток. На следующей остановке, выйдя в день, Андрей встретил друга, вместе решили: «Надо бы навестить…» «Мать на работе вкалывает, а он дрыхнет…» .....................................................................
* * * -Вырастили нахлебника! – голос деда, словно ланцет хирурга, молниеносно разрезал пелену сна. Окончательно проснувшийся Андрей, зло ответил: -Отвали! – было так обидно за ушедшие сновидения. – К твоему сведению я уже больше года работаю. – И добавил, заорав: - Я в отпуске!!! .....................................................................
Postscriptum:Здесь есть только...
|
Библиотека // Объявления
