До Артема медленно дошло, что он сидит на кровати, зло и бешено крича какие-то непонятные, но знакомые слова. Затем слова утратили смысл, и Артем сообразил, что должен немедленно замолчать.

Юноша провел дрожащей ладонью по лицу. Холодный пот стекал по всему телу, уже полностью пропитав не только простыню и одеяло, но и матрац. Артем дотянулся до прикроватной тумбочки, где он с четырнадцати лет ставил на ночь большой графин с водой, специально для таких случаев. Жадно припав к спасительному сосуду, он заметил в дверном проеме спальни фигуру матери. Продолжая осушать графин Артем махнул силуэту рукой, мол все нормально. Мать уже давно привыкла и вставала проверять в таких случаях почти рефлекторно.

Покончив с водой, Артем обессилено откинулся на мокрые простыни. Сейчас их холод был очень даже приятен разгоряченному телу. Еще раз проведя ладонью по лицу, он посмотрел на электронные часы и, поняв что все равно скоро вставать в институт, потянулся. Потягивание стоило ему обжигающей боли в боку и левом плече. Чертыхнувшись он встал и поплелся в ванную. Левая нога противно ныла за коленкой и пару раз даже пригрозила в случае чего подкоситься. А еще здорово кружилась голова, и стучал беспощадный молоточек какого-то злобного гнома засевшего в затылке.

В ванной Артем недовольно осмотрел широкие красные полосы горящей кожи на боку и плече. Могло бы быть и хуже. Например, когда его сжег дракон, пришлось придумывать и потом два дня всем рассказывать, как же это он умудрился Так обгореть на выходных. К счастью подобные неприятности происходили уже не так часто, а последствия проходили довольно быстро. По расчетам Артема голова должна была пройти к полудню, а полосы на теле и вовсе через два-три часа.

Умываясь и собираясь в институт Артем размышлял. Он давно не считал себя психом. А, начитавшись эзотерической литературы, вполне сносно мог объяснить, что с ним происходило раз в месяц, а то и чаще, начиная с четырнадцати лет по нынешние девятнадцать.

Когда приходило время, Артем засыпал. И просыпался уже в другом месте. Сначала это дико ему не нравилось. Огорчали его не столько разные фантастические звери и окружение, их он находил невероятно завораживающими и прекрасными. В том мире ведь были далеко не только всякие черти. За красоту одних только эльфиек и нимф он готов был простить тому миру очень многое. А за крепость дружбы, честь многих обитателей и право наказывать зло Артем прощал ему все остальное. Не нравилось ему то, что он, оставаясь там месяцами, а несколько раз и на пару лет, все равно просыпался у себя в постели, как и положено утром следующего дня. Просыпался и мучительно помнил все и всех.

Он обрел в своем мире из снов большой опыт и знания. Многих друзей и врагов. Настоящих друзей, которым можно доверить спину и которые примут сталь в сердце, защищая тебя, зная, что ты сделаешь то же самое. И ты сделаешь. Настоящих врагов, которые не настучат на тебя начальнику и не подставят подножку, а постараются подсыпать яд, пырнуть ножом или разорвать на клочки.

Там он взлелеял и вырастил в себе многие умения. Но каждый раз просыпаясь, оказывался, как бы отгорожен прозрачной непробиваемой стеной от всех накопленных знаний, опыта и навыков, приобретенных в том мире. Просыпался обычным девятнадцатилетним неудачником, кое-как поступившим в институт, и не видящим никаких радостных перспектив в будущем. Парнем, у которого были друзья, на которых он не стал бы полагаться в серьезных неприятностях. Была девчонка, которую как ему казалось он любил, которая крутила им как хотела и ходила налево. Но то, что он считал верностью и честью, было с ним в обоих мирах, он все всем прощал.

Жалел Артем, что в этом мире, который он с ненавистью считал реальностью, у него не было опыта и житейской мудрости как в мире снов. Его это бесило и очень удивляло. Ведь он все помнил. Но при том это были как бы чужие воспоминания. Он четко видел их со стороны, и не мог применить на практике. Он не понимал системы. Не понимал, как так получается. По его подсчетам в общей сложности он провел во сне около двадцати пяти лет, но он всегда оставался в том возрасте, в котором заснул. И всегда просыпался тем же, кем заснул. Скольких бы друзей он не похоронил, через что бы он не прошел там и сколько бы раз его не убили самого.

Да, по-началу Артем часто просыпался от того, что кто-то пырнул его ножом в трактире или прирезал на дороге в надежде найти пару лишних монет. Потом от того, что его зарубили в сече. Потом оттого, что его взорвали заклятьем. Потом оттого, что его едва-едва смогли изрубить в расчете десять на одного. С каждым разом Артем все дороже продавал свою жизнь. Потом были тихие дни, когда он засыпал там, пару раз даже в чьих-то объятьях и просыпался тут, ругая неизвестно кого за такую подлость.

В мире снов он нашел многих учителей, которые почему-то всегда странно смотрели за его правое плечо, и с неестественным рвением брались учить. Они открывали хитрости и приемы, которым обычно учили только последнего ученика и наследника. В реальности же он не мог себя защитить даже от шайки подростков. Каждый раз когда он хотел применить самый простой прием его разум с разбега натыкался на прозрачную стену и руки заплетались, вызывая только смех у тех, кого он даже за секундную задержку бы не посчитал Там.

Там его мышцы за время тяжелых странствий и смертельно опасных испытаний стали стальными жгутами, пусть внешне он не переменился, но уже давно гнул подковы. Здесь он все равно едва сдавал нормативы по физкультуре. Хотя и не ленился, хотя и старался заниматься. Но все равно каждый раз упирался в какой-то физический порог. Будто кто-то четко определил, сколько ему надо физической силы для спокойной жизни и не пускал дальше.

Артем не торопясь, одевал кроссовки. Потихоньку впадая в уныние, или скорее в привычную хандру, которую всегда испытывал после Путешествий. Насколько ярок и прекрасен был Мир его снов, настолько же жалкой и серой казалась ему реальность. Однако у него также появлялись вполне здравые мысли на тему того, что здесь он считает себя неудачником лишь в сравнении с тем к чему прикоснулся и что сделал Там. Эти мысли оставляли Тягостное желание обвинить Мир снов во многих разочарованиях. Ведь не знай он его, вполне мог бы принимать реальность несколько терпимей. Но Мир снов навсегда стал безумно ярким антиподом повседневности, своей яркостью еще больше заглушая и без того не слишком привлекательный реальный мир.

Но все стало еще хуже несколько путешествий назад. Артем пришел в храм Мариэль Элинэль. Богини Смерти мира его снов. Он уже знал, что тут имя богини смерти никак не было тождественно чему-то плохому. Напротив, она почиталась как самая справедливая судья и защитница от зла. Зашел он туда случайно, только чтобы укрыться от палящего полуденного солнца Хадокана. Но, взглянув на статую богини, понял, что пришел к той, что его давно ждала и знала, что он придет.

Богиня была прекрасна, невероятной хищной красотой. Ее даже не портили острые рожки на высоком лбу, а узор на красивом, точеном лице только добавлял первобытного очарования. В плаще, с боевой косой в руке она стояла, оперев другую руку о бедро, и смотрела на Артема. Ему тогда показалось, что на него смотрит самая давняя его подруга. Не мать, не богиня тем более смерти, а старшая подруга из детства, давно ставшая заботливой старшей сестрой. Смотрела весело и чуть насмешливо, как бы говоря: ”Ну что нагулялся? Устал? Ну, так ты же знаешь, я всегда тебе рада, мой хороший. Заходи.“

В храме он и принял свое новое имя. Арк. Он, наконец, нашел свое место в мире снов. И от этого в сотни раз больней стало возвращаться к реальности.

На самом деле больше всего Артема огорчало то, что он не мог даже надеяться, что Мир его снов реален. И эти мысли иногда заставляли его сжиматься в комок под одеялом и давить коленями невыносимую тоску в груди.