Первым нарушил тягостное молчание Добрыня. – Мне такой способ зарабатывания денег не нравится… Совсем не нравится… Я, скорее… предпочту быть бедным, чем добывать деньги таким путём.

До предела мрачная и серьёзная его физиономия просто излучала решимость и готовность идти до конца.

- Согласен. – Неожиданно для напарника не стал с ним спорить Ирбис. - И у меня ощущения сейчас самые гадостные. Сам не ожидал, что, оказывается, пытать человека во время боевых действий и в мирном городе – две такие большие разницы. Даже если пытуемый очень большая сволочь с давно забронированным в аду местом. Ты будешь смеяться, но когда второй раз его током долбанул, то на меня пахнуло гниличем. Причём не от обосравшегося ублюдка, а от собственных рук. Крайне неприятное ощущение. Чем опускаться на их уровень, лучше пуля в лоб.

- Да? – Удивился Добрыня. Он, ещё со времени пытки, однозначно решив для себя с подобными делами кончать, готовился к уговорам, возможно, упрёкам в мягкотелости, подыскивал аргументы, оправдывающие такой свой выбор. Внезапное созвучие в ощущениях и мыслях с беспощадно и жестоко проводившим допрос напарником, выглядевшим как всегда невозмутимо, выбило его из колеи. – А я-то думал,… Слушай, а ты действительно был готов повести открывать сейф его сына? Прикрываться ребёнком, знаешь ли, как-то…

- Во-первых, его сын был уже не ребёнком, а, скорее юношей. Судя по пробившимся усикам, он бабам юбки наверняка уже задирал, следовательно, можно считать его взрослым. Во-вторых, и самый что ни на есть ребёнок, если берёт в руки оружие, становится достойным пули врагом, а парень таскал с собой кинжал. Особенно это касается народов, не принимающих всерьёз все эти гуманистические бредни. Сын за отца или отец за сына среди них отвечают по полной программе. У меня в Боснии друг пытался забрать у пацанёнка, совсем ещё щенка лет десяти, дробовик и получил заряд волчьей картечи в живот. Плохо он умирал, тяжело и долго. Мы, конечно, в том дворе всё живое уничтожили, до кур и кошки включительно, но друга то не вернёшь. Ну и, в-третьих, гаагскую конвенцию я лично готов соблюдать только против тех противников, которые заведомо будут соблюдать её по отношению ко мне. Мусульмане, например, на это совершенно не способны. У них другая этика. Кстати, на мой взгляд, в чём-то более жизненная и мне во многом симпатичная. Вот по этой этике я с ними себя и веду.

- Так в Гаагу на тебя именно мусульмане пожаловались.

- Да, мусульмане. Почему-то им не нравится, когда режут не они, а их. Пусть даже в полном соответствии с их же адатом.

- Но не могут же все мусульмане быть сволочами!

- Господи, конечно же, нет! Я и не говорил, что они плохие. Они, по моему мнению, не плохие, а другие. У Салах-ад-дина, например, благородства было больше, чем у всей верхушки противостоявшего ему крестоносного воинства. Но мусульман попавших в плен он выручать не стал. И надо быть полным дебилом, что бы ожидать благородства от спустившегося с гор на грабёж бандита. Он и по исламским меркам – подонок и преступник. Другое дело, что далеко не всякий мусульманин поможет иноверцу против своего, муслима. Я лично убеждён, что их этика, опирающаяся на Коран, очень плохо стыкуется с нашей, основанной на библии. Надо просто об этом помнить. Думается, это в полной мере касается и других рас Тайного города. Чтоб не вляпаться в крупные неприятности нам с тобой нужно срочно засесть за изучение обычаев и нравов его обитателей.

- Ты так и не ответил, повёл бы ты того парнишку открывать заминированный сейф?

- Вообще-то, будь у меня такая возможность, повёл бы, не задумываясь. Но тогда я блефовал, так как к тому моменту парнишка лежал у себя в комнате с дыркой вместо левого глаза. Я его по пути в папашкику спальню убил. Мы же с тобой чеченский налёт имитировали, ты не забыл? Так что, если бы бандюга продолжил бы упираться, я тогда к сейфу потащил бы его супругу. К её счастью он купился на мою угрозу и дал возможность оставить его жену в живых. Не забывай, нам нельзя было светиться. Хотя, по моим сведениям, современные горцы никакого благородства к женщинам не проявляют, надо было бы резать всех.

- И ты бы смог?

- В Боснии да, смог бы, а здесь, пожалуй, вряд ли. Пришлось бы придумывать что-то другое, а не чеченский налёт. Зато теперь у нас есть деньги и на джипы, и на «Дырки жизни», и на хорошие охраняемые квартиры. И кореец, который древности ингушам поставлял, в последствии может быть очень полезным. Кстати, твоя Наташа, пойди она с нами, легко могла бы заставить этого выродка говорить без всяких пыток. Да и для простых наёмников в Тайном городе должны быть средства наподобие сыворотки правды. Надо непременно купить соответствующие артефакты, если они есть.

- Но на такие дела, с пытками и резнёй, мы с тобой больше не подписываемся?

- Ни в коем случае. Обещаю. В крайнем случае, лучше вернём задаток.

- Тогда я пошёл к Наташе, порадую её, что у меня будет и машина и квартира, подробности появления денег на всё это ей знать не обязательно. Попрошу её помочь выбрать автомобиль, подобрать обстановку в квартиру, может и она за хлопотами быстрее очухается.

- Удачи тебе в этом трудном деле. Женская психика – штука тонкая. А я съезжу, наконец, в Цитадель и наябедничаю навам на сдавших нас своим сородичам вампиров. Пусть наводят среди своих подопечных порядок. Становиться чьим-то обедом мне категорически не хочется.

Ирбис проводил напарника двинувшегося к станции метро взглядом. – Правильный оказался парень, надёжный. Как бы ему не было противно, возражать стал только после дела, а не в разгар операции. Ценнейшее у него качество, чувствует, когда можно спорить, а когда надо выполнять приказы. С хорошим потенциалом боец, хоть и красавчик. Будем надеяться, что и среди волшебников с колдуньями Тайного города у нас с ним есть шанс.