а теперь попробуй пройти вот так: ступая подряд, каждый раз ставя ноги пяткой к носку. ‘кирпичиками’ в гигантских шагах. - вот видите, покачивается. невропатолог
|
я лежу на кровати в полной темноте. я губка, которую наполняет ночь. мне холодно, у меня мёрзнут ступни, но я знаю, что скоро согреюсь и ступлю на тонкую грань между бодрствованием и сном, забытьем. понемногу глаза привыкают к чернилам, разлитым в воздухе, к этому густому и мягкому наполнению комнаты. я могу различать – даже сквозь прикрытые веки – синеву окон и слабый блеск белых рам. в окно назойливо заглядывает маленькая звезда. звезда с хвостом. звезда имени человека, которого нет. зябнут руки. я помню только несколько строчек: понимаешь, что-то о кирпичах. я ехала в электричке, мимо скользили платформы, провода, столбы и будки из кирпича. бело-синие. молоко и пламя горелки. почему-то так… и солнце, оно светило слева, скользило по кирпичам, от этого они казались такими знакомыми, выпуклыми. будто каждая трещинка, прожилка их огнеупорного тельца была мне знакома. это не мясно-красные нагие корпусы домов в старых городах. внутренность, то, что покрывает скелет, - мякоть домов; вовсе нет. белизна скрашивала всё.
и кто-то нежно трогал меня за рукав. так иногда кажется, когда очень не хочешь быть одиноким. но в этот раз – нет, нет… это присутствие было очень важно; оно помогало понять, что кирпичи, электричка и все-все лица впереди и – на много вагонов назад – правдивы и явны. и это было почти счастьем.
но вернёмся к комнате. я лежу неподвижно; ничего не сковывает моё тело, но оно покойно… и мне почти хорошо вот так лежать, но где-то на задворках сознания, в самом тёмном и заурядном его уголке трепещет мысль: что-то будет.
а что теперь будет? кто-то придёт и повяжет мне на запястья красные ленты. и они станут бордовыми. и я буду чувствовать, как руки медленно согреваются, их наливает тепло. но пока мои веки прикрыты, я слышу только отдалённый гул машин, я слышу непонятные звуки речи. по ночам языки перестают существовать для понимания. они выходят на свободу. и из гортани – так кажется – прохожих вырываются непонятные, чужие звуки. и я их не понимаю. они не могут прорвать темноту. но что-то происходит. я всё ещё лежу неподвижно, когда остро-яркий луч прожектора (или фар? или глаз? или кометы?) заставляет меня рывком сесть… и забыть сразу же, где я, что я делаю. почему? почему так? что-то ещё здесь – в этой комнате. что? голос. имя. моё имя, произнесённое голосом. и голос этот неясно, мутно связан со звездой, той самой, что с хвостом. голос человека, чьё имя носи-ла звезда.
всё дело в том, что она погасла, как только я поняла, что произошло. и я вскоре уснула.
Postscriptum:break et brick - (англ., фр.) разрушение и кирпич
|