В самый разгар «красных» времен, когда Крылатые и Сыны Бездны сшибались в яростных схватках и небо полнилось их криками, а земля стонала от переполнявших её недра поверженных тел – случилось это.

Самыми сильными из людских племен считались двэллы. Высокие, статные, они называли себя любимыми первенцами Гармонии. Их столица Ларэт по праву именовалась лучшим городом мира. Белоснежные здания, статуи Гармонии из бирюзы и нефрита, величественный дворец Правителя, окруженный каскадом искусственных водопадов… Город был не только прекрасен, но и неуязвим. Единственный из всех городов и селений этого мира, он был способен устоять и под натиском эндорионов, и под испепеляющим дыханием стальных драконов, оседланных ит-хару-тего.

В давние времена лучшие двэлльские маги сотворили вокруг столицы купол чистой энергии, не позволяющей никакому злу и разрушению проникнуть за его пределы. Каким образом поддерживалась эта энергия на протяжении столетий – держалось в тайне. Поговаривали, что где-то в подвалах дворца заключен Великий (Крылатый или Сын Бездны), и именно благодаря его силе держится купол. Ведь известно, что Великие живут почти вечно, и энергия, подаренная им Изначальными Силами, неисчерпаема. Единственное, что вызывало недоумение – каким образом смогли заставить Великого расставаться со своей силой? Удержать-то можно – кандалы и цепи из арвэйса, черного металла из земных глубин, ни порвать, ни расплавить нельзя, но одно дело – пленить, и совсем другое – заставить раба трудиться на благо хозяина.

Но тайна эта была ведома одному Правителю и, может быть, паре-тройке придворных магов, а всем остальным приходилось довольствоваться домыслами и слухами и любоваться куполом, прозрачным, с нежно-радужными переливами: изнутри – с благоговением и гордостью, снаружи – с завистью.

В темном кресле из железного дерева, откинув назад седую голову, прикрыв усталые глаза набрякшими веками, сидел в глубокой задумчивости Правитель двэллов, господин Ларэта и всех окрестных земель, прозванный в народе Таордом Могучим: за ширину плеч, громовой голос и количество женщин, посетивших его постель. Недалекий, прямой, любящий хорошо поесть и вдоволь повеселиться с придворными, Правитель первый раз в жизни был в тупике. Через двенадцать дней – праздник Завершения, на котором он должен будет снять с себя обруч Правителя и назвать имя преемника, одного из сыновей. Согласно законам гордых и свободных двэллов, править ими может только могучий и сильный, и не более тридцати лет. Далее – почет и покой, и далекий остров с синим морем вокруг и отсутствием всяких событий. Душой Таорд давно уже был там: слушал шелест волн, дремал под сенью деревьев - годы правления истомили его. Хотелось тишины и бездействия.

Но была одна проблема, открытая и острая, словно больной зуб. Кому оставить корону, а с ней и власть над огромной страной, и тайну, сокрытую в глухих подвалах, запертую на надежные засовы? Младший сын, умный, отважный и благородный сердцем, тот, на кого отец возлагал все надежды, пропал три года назад, отправившись на охоту в Красные горы. Старший же сын, Вильер, родился на свет проклятым Изначальными Силами – лицом и телом мужчина, умом же – пятилетний ребенок. Конечно, можно назначить наследником и слабоумного – лишь бы его сохим - правая рука и помощник, был мудрым и благородным. И если Правителем может быть лишь мужчина, то сохимом – и дева, главное – чистота ее крови и принадлежность к его семье. Семь дочерей было у Могучего, и сейчас он размышлял, кого из них наделить властью, кто сумеет достойно повелевать и сохранит главную тайну их дворца.

Симерэль – Нежной – было от роду всего пятнадцать. Но за два дня она повзрослела на десятилетие. Позвав ее в свой кабинет и усадив напротив себя, отец поведал ей, что через двенадцать дней она станет правой рукой (а по сути – головой) своего брата-Правителя.

- Но почему я? – спросила девушка удивленно и огорченно. – Веллора умнее и красноречивее меня, а Сэтха сильнее характером. И даже юная Роян намного серьезнее.

- В тебе есть милость и мудрость, дитя мое. Опыт придет, и серьезность появится в силу большой ответственности, но, не будучи милостивым, даже самый благородный двэлл не может стать истинным Правителем. Ведь его сердце не будет болеть, когда будет страдать его страна, и глаза его останутся сухими и пустыми даже в час, когда реки крови заструятся по долинам и лугам, по которым он бегал ребенком.

Девушка долго спорила - ей совсем не хотелось менять свободу юной принцессы на золотые цепи сохим при слабоумном брате-Правителе. Но вдруг она согласилась, как выдохнула – взглянув на усталые складки у губ отца и его печальный взор. Таорд поцеловал ее, желая доброй ночи, и велел придти на следующий день на закате солнца – чтобы он показал ей то, что должен знать Правитель страны.

Темный узкий коридор, холодные стены, низкий потолок. Тихо… и страшно, оттого что так тихо.

- Куда мы идем, отец? - спросила Симерэль жалобно.

Она демонстративно спотыкалась через каждый шаг – шелковые туфли не предназначены для походов по сырым туннелям, им бы ковер из нежной шерсти или отполированный пол бальной залы.

- Скоро, скоро, мой свет, вот уже дверь. Сейчас мы за ней посидим, побеседуем, а потом дальше. Но там уже совсем близко.

Они вошли в маленькую укромную комнатку. Слуга, следовавший за ними, поставил на стол зажженный светильник и удалился.

Девушка забралась с ногами в одно из старых кресел и вопросительно посмотрела на отца.

- Даже не знаю, с чего начать… - Таорд вздохнул и грузно опустился в кресло напротив. – В эту тайную комнату тридцать лет назад привел меня мой отец, а его – мой дед, и так далее. Знаешь ли ты, почему процветает наш город, несмотря на то, что весь остальной мир заливают ручьи и реки крови?

- Да, конечно. Нас охраняет чудесный купол, дарованный Гармонией, как самому отважному и достойному из людских племен. Это знают все.

- Не совсем так – как все знают. Не для каждого – настоящее знание.

И, прикрыв старые глаза, Правитель принялся рассказывать.

Полтысячи лет назад, как и сейчас, земля была полна яростью и болью. Гармония покинула ее, Изначальные Силы раздирали своей враждой, Крылатые и Сыны Бездны в вечной бойне плавили небо и превращали в пустыни цветущие луга и поля. Двэллы были такими же, как и все. Как и другие племена, они прятались по щелям и чащам, едва заслышав шелест крыльев в небе и боевые выкрики. Так же строили они дома из соломы и камыша – чтобы не жалко было разрушенное или сожженное жилище. Только маги у двэлльского народа были умные и хитрые. Долго раздумывали они, как обезопасить себя и своих близких, но удача, как говорится, рухнула прямо с неба. Ларэт, будущий Правитель города, названного в его честь, был застигнут в горах очередной небесной схваткой. Воздух лопался от криков Крылатых и Сынов Бездны, окрестные скалы плавились под ударами огненных бичей. Забившись в узкую расщелину, Ларэт молился Гармонии – чтобы сберегла, защитила, пронесла беду мимо. Раздался особенно сильный грохот - замершему двэллу показалось, что на него рухнул небосвод. Прошло несколько мгновений, все затихло.

Выждав какое-то время, Ларэт выполз из своего укрытия и тут же чуть не рванулся обратно. В трех шагах от места, где он обрел приют, огромной мертвой тушей распростерся стальной дракон – ездовое животное и верный друг ит-хару-тего. Значит, поблизости и его хозяин. Тоже мертвый? Вряд ли - Великих почти невозможно убить. Тем ужаснее и бессмысленнее их извечная вражда – где жертвами становились главным образом люди, гибнущие случайно, нелепо, ибо высшие не считали их разумными и достойными своего внимания.

Ларэт с опаской принялся рассматривать поверженное чудовище. Он почувствовал энергию – он был магом и сразу распознавал истинную силу. Её было много, нереально много. С таким ему прежде сталкиваться не приходилось.

А потом он увидел ит-хару-тего. Тот лежал навзничь, израненный и почти не живой, но и не до конца умерший – а значит, обязательно сумевший бы выжить и восстановить могущество. Вокруг него трепетной паутинкой вибрировали силы, рожденные его болью.

Уже не один год велись среди знатных семейств двэллов разговоры о защитном куполе, не пропускающем молнии эндорионов и пламень ит-хару-тего. Оставался лишь нерешенным вопрос, откуда взять энергию на его создание и поддержание. Ответ лежал теперь у ног мага и будущего Правителя.

Ларэт с помощью слуг перенес Великого в глухое подземелье дворца. Тот был без сознания, но многочисленные раны быстро затягивались. Тяжелыми черными цепями из арвейса раненого приковали к стене. Позже немногие посвященные в тайну узнали, что пленили самого Инзариэля, одного из тринадцати князей Сынов Бездны. Даже он, очнувшись, не смог порвать цепей, не смог докричаться мысленно до своих братьев сквозь толщу земли. И на его ярости и ненависти стал строиться щит, отгораживающий город от всех бед и напастей.

Когда Инзариэль понял, что от него нужно двэллам, назло им он стал спокоен и закольцевал энергию в себе, не давая ей вырваться наружу. Напрасно его упрашивали, напрасно угрожали – лишь презрением отвечал пленный всем, приближающимся к нему. И вновь Ларэт придумал, что нужно сделать.

Он пришел в подземелье, где томился Великий, взяв с собой три клинка. Он не просил и не угрожал, но просто воткнул лезвия в плоть Сына Бездны. От страшного крика рассыпались в пыль несколько камней, три кровавых ручья заструились по телу узника. Он не мог больше сдерживать свою силу, и вновь мерцающей паутиной окутала она окружающее пространство. С тех пор для сохранения защитного купола почти каждый день Инзариэля был превращен в пытку.

Правитель закончил рассказывать и посмотрел на дочь.

- И что, вот уже полтысячи лет в подвалах нашего дворца мучается Великий?!.. Но это безжалостно! - Симерэль сжала ладони в маленькие острые кулаки и подняла на отца глаза, полные горечи и гнева.

- Жалость? А что такое жалость, дитя моё? Разве Великие испытывают её, когда гибнут люди, нелепо и бессмысленно, от их ударов, наносимых друг другу? Так нет ли высшей справедливости в том, что один из них служит щитом от бичей своих братьев и молний своих врагов? Будь благоразумна, девочка моя. Пойми: если б не было боли этого существа, незнакомого тебе и беспощадного, то не было бы и города, который ты так любишь. Не было бы садов, в которых тебе так нравится гулять, сверкающих площадей, улыбок на лицах твоих близких, твоих соплеменников…

Девушка помолчала, потом виновато склонила голову и прошептала на выдохе:

- Прости меня, отец, я была не права. Мои выводы слишком поспешны: вероятно, зло во благо не является злом. Могу я его увидеть?

- Конечно, моя маленькая разумная будущая сохим. Именно за этим я и привел тебя в это мрачное место.

Таорд дернул за шнурок, свисавший с потолка. За стеной послышался звон колокольчика. Бесшумно отворилась дверь в дальнем углу, крохотная и не заметная. Возник человек с чисто выбритым и неподвижным лицом.

- Да, мой господин, - он низко склонил голову в приветственном поклоне.

- Познакомься, Нуртан, – это Симерэль, будущая сохим при моем слабоумном сыне.

- Женщина в этой комнате? Ох, не к добру это, мой Повелитель! Впрочем, не мне судить.

- Да, не тебе – ибо она твоя будущая госпожа: именно ей я отдам ключ.

Нуртан промолчал, ещё ниже склонив голову.

- Дочь моя, сей нелюбезный господин – второй и последний человек, посвященный в тайну. Он мастер пыток. Он следит за разнообразием досуга хранителя нашего города, чтобы он, упаси Гармония, не заскучал и не привык к определенному виду боли. Ты готова увидеть это?

- Да, отец, - побледневшая девушка сказала это совсем тихо и поднялась с кресла.

Первым шел Нуртан, за ним Правитель, а последней брела Симерэль, и каждый шаг давался ей с немалым трудом. Они спустились по лестнице и вошли в просторный зал, освещенный факелами, висевшими вдоль стен. В ужасе и тоске замерла девушка, обозревая открывшееся ей зрелище.

У стены, обмотанное толстыми змеями цепей, стояло немыслимое, невозможное существо. Волосы из чистого пламени, черные дуги рогов, уходящие за спину, скорбное и презрительное лицо с беспощадно сжатыми губами… Глаза закрыты, мутная кровь сочится по светящейся, золотистой коже. Механическое приспособление в форме розы с острыми лепестками методически впивалось в тело, поворачиваясь в нем, оставляя глубокие рваные раны…

Прежде чем отвернуться с ужасом и отвращением, Симерэль успела увидеть, как распахнулись глаза пленного и перехватили её взгляд.

Обратно они шли молча, и лишь расставаясь у кабинета Правителя, девушка спросила:

- Отец, про какой ключ ты говорил?

- Ключ от кандалов Инзариэля.

- Разве его сохранили? Зачем?

- Видишь ли… Наибольшую боль ему могут причинить не физические пытки, но сознание близкой и невозможной свободы. Поэтому, когда Ларэту требуется особенно много энергии, Нуртан приходит к нему с этим ключом. Видя ключ, Инзариэль испытывает столь сильные муки, что пространство буквально взрывается от его энергии. Её с лихвой хватает на решение всех проблем.

- И ты передашь этот ключ мне?

- Да, в день праздника Завершения. Я вручу твоему брату символы власти, ты же получишь власть истинную.

- Ну что ж, спокойной ночи, отец, - с этими словами Симерэль удалилась в свою комнату.

Но для нее самой ни эта ночь, ни последующие спокойными уже не были. Едва задремав, она видела бездонные очи, полные пламени, и беспробудной тоски, и нечеловеческой боли, и презрения… и тут же просыпалась от ужаса и долго не могла унять бешено стучащее сердце.

Затем наступил праздник Завершения. Таорд попрощался со своими подданными и отбыл на остров, о котором давно мечтал. Слабоумный брат Симерэль стал номинальным Правителем, а она – фактическим, и ключ от цепей великого пленника всегда висел на ее груди, под слоем дорогих одежд.

Напрасно девушка говорила себе, что больше никогда не пойдет в то страшное подземелье – прошло несколько дней, и она поняла, что ей обязательно нужно увидеть пленника ещё раз. Увидеть – и потребовать снять с нее проклятие его безумных глаз.

И снова Симерэль шла узкими коридорами. На этот раз – одна. Она надеялась, что где-то по дороге встретит Нуртана, но этого не случилось.

Так же тускло сияли факелы, и так же безмолвно и неподвижно стоял у стены Великий. На этот раз орудия пыток не касались его. По-видимому, ему иногда давали отдых – чтобы окрепшее в покое тело ещё горше отозвалось на новую порцию мук.

Симерэль долго смотрела на узника, не решаясь подойти ближе, чем на десять шагов. Глаза его были закрыты. Осмелев, она заговорила, но он тотчас раскрыл очи – и слова комом встали в горле.

И тогда заговорил он. Голос, подобный грохоту камней в горах и в то же время теплый и обволакивающий, как бархат, обрушился на нее, заставил сжаться и отступить назад.

- Что привело сестру Правителя в мою скромную обитель? Позволь мне догадаться! Вы изобрели новую чудо-машину и хотите проверить её на моей плоти? Что ж, прошу. Надеюсь, вы преподнесете мне нечто оригинальное.

Столько горечи и тоски сквозило в его интонациях, что девушка, сама того не желая, принялась оправдываться, бормоча что-то о проклятии, глазах и снах.

- Проклятье? Если б я мог, ваш род был бы проклят ещё множество лет назад, и ваш пра-пра-какой-то-дедушка умер бы сразу тысячью смертями, которые я ему пожелал. И самой легкой было бы медленное погружение в лаву вулкана.

Девушка, не ответив, в стыде и страхе бежала прочь.

Но не прошло и двух дней, как она снова спустилась в подземелье и прошла сумрачными коридорами в зал для пыток… а потом ещё и ещё. Она стала приходить туда регулярно. Огненные глаза не отпускали её и не оставляли выбора. Странно – она часто наблюдала за его муками, но ни разу не встретился ей мастер пыток Нуртан.

И вот настал день, когда она решилась спросить у великого узника, что он станет делать, если она дарует ему свободу?

Он ответил, что в этом случае уничтожит город и сотрет с лица земли всякое воспоминание о двэллах.

И опять она покинула его в ужасе и слезах…

Прошла целая вечность. (Симерэль казалось – вечность, но на самом деле - меньше месяца.) Как провела это время девушка, как выдержала – она не понимала сама.

Она снова пришла к пленнику и сказала, что отомкнет кандалы и отпустит его на свободу – если он обещает стать её мужем. Все остальное ей безразлично.

Инзариэль ответил:

- Если ты отомкнешь мою цепь, я покажу тебе – что значит моя любовь. И если после этого ты по-прежнему пожелаешь быть моей женой – я останусь с тобой.

Ни секунды не раздумывая, Симерэль сняла со своей груди ключ и отомкнула браслеты кандалов на запястьях пленника. Цепи пали.

Инзариэль выпрямился и освобождено расхохотался. И раскрошились стены вокруг. Он развел руки в стороны, и между ними заметались огненные бичи – красные, белые и черные. Красные, свившись в жгут, пробили, расплавили толщу земли и камней над его головой. Белые, расходясь вширь, как круги на воде, разбивали крупные осколки в мелкие, а мелкие превращали в песок. А черные, длинными щупальцами срываясь с его пальцев, уничтожали жителей города, в страхе метавшихся средь рушащихся зданий.

Симерэль, упав к его ногам, дрожала и плакала. И лишь повторяла:

- Обещал… Ты обещал…

Потом всё стихло и замерло. Инзариэль рывком поднял девушку на ноги. Вокруг были руины, черный пепел, да сиротливые язычки огня, мелькавшие здесь и там на месте пожарища, оставшегося от прекрасного Ларэта.

- Я не забыл – я сказал тебе, что покажу, что значит любовь ит-хару-тэго.

Он обхватил её ладонями за голову, и она упала в его глаза – два озера пламени. Он наклонился и поцеловал её.

Боль, боль, боль… Симерэль казалось, что в её горло заливают кипящее масло. От жара в тысячи солнц кожа на ее губах и щеках запузырилась и полопалась… Она пыталась оттолкнуть его, вырваться из губящих объятий, но крепче арвейса были его руки.

Наконец Инзариэль отстранился. Он вгляделся в её обожженное лицо, губы, похожие на открытую рану с запекшейся кровью на щеках.

- Ну что, по нраву тебе моя нежность?

Она попыталась что-то крикнуть ему, но ожоги не давали произнести ни слова. Лишь протестующее мычание удалось выдавить губам. Он рассмеялся:

- Не вышло из нас мужа с женой! Что ж, прощай.

Он провел ладонью по ее волосам и добавил тихо, как никогда не говорил прежде – не зло и не холодно, но почти ласково:

- Прости, маленькая, нежная Симерэль. Я лишь выполнил обещание, данное тебе. Не моя вина, что моя страсть обжигает, и не твоя вина, что люди слишком хрупки, чтобы быть возлюбленными Сыновей Бездны.

И он ушел – отправившись на поиски своих извечных братьев и не менее бессмертных врагов.

Так был разрушен прекрасный город Ларэт, так погибли все его жители. Немного позже творящие возмездие бичи ит-хару-тэго стерли всех двэллов с лика земли. Впрочем, нет – ещё годы спустя можно было встретить на руинах дворца Правителя сумасшедшую женщину. Лицо её обезображивали шрамы, и она постоянно бормотала что-то о предательстве, боли и пламени, но слушали ее лишь тараканы и крысы, во множестве заселившие бывшие жилища гордых жителей Ларэта.

Потом и она умерла – то ли застигнутая случайной молнией эндорионов, то ли погребенная каменной плитой, рухнувшей на нее в развалинах блистательной – прежде – столицы двэллов…