Я напрягся, как перед шагом в ледяную струю воды. Возник в подобии дома, вернее, просто алькова или полуверанды, забитого подушками. Здесь обитали Шекдим и Мукшим. Тишина. Унылый ветерок нудит в обломках мраморных колонн и капителей, шевелит драпирующие камень шелка. Нет никого. На агапэ ушли, что ли? Мысль вернуться и сказать мессиру, что все извращенцы сдохли, пришла и ушла. С сожалением. Не пройдёт. Ждать надо. Мою живую душу местная нежить быстро почует. И начнётся... Я надел маску безразличия, сел на полустёртые ступени и не успел сосчитать до двадцати, как со стороны арки что-то мелькнуло и хихикнуло игриво. Местные подтягиваются. Может, мне повезло, остались только инкубы и мной они не польстятся? Хоть на эти три часа... Ага, размечтался. Круглая попка высунулась из-за угла, повертелась и спряталась. И опять смех возбуждённой идиотки. Миг, и потные ладошки суккуба заскользили по моим голым плечам, бокам, груди. Со спины в ухо влажно дышали, прижимались мягким к лопаткам, елозили сзади. Можно, конечно, стоически всё выдержать, читая про себя мантру, но тогда эти дряни пожалуются Лилит, а та – мессиру. Ну, а фантазия Дагмара безгранична и я не хочу пытаться её проверить, да ещё в подобной области. Дурно становится. Как-то я привык обходиться без чувственных наслаждений этого рода. Придерживаюсь точки зрения, что, когда влюблюсь по-настоящему, тогда и займусь этим вопросом всерьёз. Нет, ну почему-то же Дагмар запихнул меня именно сюда? Хочет, чтобы я ничему в мире не удивлялся?

Губы обползали мне всю шею, пальцы пытались пробраться под шнурок штанов, теребили ткань. Нет, пока я хоть одну лярву в сознание не допущу – ничего не получится. А они уже витали вокруг, задевая кожу своим запахом. Тем самым запахом... Разозлятся, на клочки порвут, как того монашка... Я на их территории. Ладно, вспомним парадоксальные приёмы дзэн. Ну, кто там у нас? Я запустил руку назад, поймал шёлковистое гибкое тело и бросил себе на колени. У, рыженькая и бледная – не в моём вкусе. Я скинул элементала на ступени; её груди задорно подпрыгнули, когда суккуб стукнулась точёной спинкой о камень, взвизгнув. Лярва тут же влепилась мне в загривок, туманя мозги выбросом гормонов. Я зарычал низкочастотно, заставляя воздух дрожать. Ну, я жду! Суккубы стали впрыгивать в альков, превращаясь из тумана, зверей, ниоткуда. Кра-асивые сучки! Я поймал своё сознание за хвост и мысленно намотал его на кулак. Если делать все, отслеживая, то можно превратить эти часы в определённый вид медитации. А слабо переплюнуть местных? В своих жизнях я многое изучал, кое-что знаю. Цигун – это потом уже было. Удалось побывать и даосом лет пятьдесят (самая долгая моя жизнь). А чуть раньше – клан ревнителей Кундалини, хотя и не вайрочарин, но... Изменённое состояние сознания легко скользнуло, стерев все маски разума; чтобы подключится к эгрегору Великой Змеи, требовалось небольшое усилие. Я встал и тут же десяток ручек стянули с меня штаны, заскользили по бёдрам тёплыми рыбками. Правильно дыша, чтобы разогреть ци в центре Кундалини и разогнать микрокосмический круг превращения энергий. Я огляделся, перебирая мордашки и фигурки вокруг себя. Что-то от моего взгляда суккубы стали поёживаться и прятаться друг за друга. Верно, почуяли, что я не лёгкая добыча, чьи силы можно просто выпить, не думая о последствиях. Да и думают ли суккубы? Меня это уже мало интересовало: я поймал за запястье тёмненькую, с волосами, как чёрный шёлк. Судя по тому, что это вскрикнуло, думать, а, вернее, бояться – элементалы умели. Без ласк, я развернул к себе аккуратную попку и вонзился в суккуба сзади. Сила Кундалини обрушилась на меня, взорвавшись внутри бешеной пружиной, вышибая из реальности, вливая энергию, чуждую человеческой. Дальнейшее превратилось в череду картинок-ощущений, большая часть которых выскользнула из памяти засвеченными кадрами. Я начал тихо смеяться и продолжал, видя: другая спина, комканые подушки, до оскомины безукоризненная кожа, бесчувственные тела у моих ног... Сколько я их взял – высасывавших мужчин как виноградины? Моя энергия встала суккубам поперёк горла. Они ещё пытались, не могли понять, что со мной не так. А я тихо смеялся, пройдя сквозь их душную, потную, похотливую энергетику, как через воду. Визг бессилия суккубов повис над полуразрушенными капителиями, качнул шелка, размазался по серым равнинам Камалоки. Я грубо впился губами в безвольный ротик последней отловленной мною красотки. Остальные удрали, уползли, лежали изломанными игрушками. А я ушёл. По безликой равнине, вздымая пальцами ног серую пыль, тонкую, как пудра, перекинув через плечо свои штаны. Моя голова была не здесь, это был не я. Или, вернее, очень уж я. Разрешивший себе всё. Мыслей не было, ассоциаций не было, памяти не за что было зацепиться. С полупустой этой улыбкой потом я был сам себе страшен. Но это потом... Не помню, не помню... Вроде бы меня догнала компания демонов страсти, потому что кожистые перепонки хлопали вокруг, скрипели тонкие кости крыльев, складываясь. Ласковые мои... Заласкали мы друг друга до полусмерти, да я встал с песка и пошёл дальше. Спину саднило от их царапин. Волны местного горького моря гладили дюны, морщили кожу песка, глухо шлёпая в постоянном ритме. Нет, в таком ритме оргазма не достичь, ни обжечь, ни взорваться, ни изойти истомой захлестнувшей чувственности!.. Не человеческий ритм. А нечисть – она что? – порождение человеческого страха, страсти. Хм. Я отмахнулся от этой зауми, стерев мысли в смешок. Снова впал в никуда и ничто, растворившись. Глаза; глаза пожирали меня, руки тормошили, игриво обнимая за плечи или бёдра, губы покусывали за уши, подбородок, пальцы расплели косу, рассыпали мои волосы длинной рекой по плечам, восторгались, шептали голоса. Мужские голоса. Полупрозрачные одежды, украшения, тяжёлый запах духов... Далёким краешком себя я вспомнил этот страх. Ага, вот он! Непонятная боязнь показаться не мужчиной. Тема, которую обходишь, не любишь, избегаешь, будто её и нет. А она есть. В прошлый раз, когда я испугался, не справился с собой, бесился, визжал, как девчонка, меня просто разложили и использовали именно так, как я и боялся. Тогда это казалось подобным смерти, грязи, болезни. Ну, проглотил, свыкся, сжился, запихнул в самый дальний уголочек памяти. Следил исподтишка сам за собой – стану яростно демонстрировать мужское «я» или искать повторения пережитого? Тем более, зная мою страсть подчиняться... Но, вроде пронесло. Осталось только тихое желание вернуть должок этой команде инкубов-геев. И это я понял только сейчас, когда страх перестал давить на душу. Почему я обязан играть по чьим-то правилам? Я стал достаточно силён, чтобы переиграть партию, а после и вовсе встать над игрой; жизнь и смерть без правил. Вот это - моё!

И я потянулся к смуглым плечам, поцеловал чьи-то губы, клетки пресса возле пупка, сдавил в ладонях узкие бёдра, поджарые ягодицы, застремился вверх, ловя взгляды томления, очертания прекрасных лиц, оглаживая мускулистые тела, сплетающиеся рядом в неге объятий, дыхании страсти. Задохнулся, потерялся в откровенном желании. Вздрогнул, на миг зажмурив глаза, вернулся во внутреннюю тишину и позволил себе всё...

Дома, стоя под душем, вместе с липким потом и запахом духов, тел, спермы, я смывал водой ощущения и воспоминания. Это всё скатывалось каплями и струйками по коже и исчезало в стоке навечно. Превращалось в ничто, чем и было на самом деле. Оставался только опыт. Вопрос того же уровня, как и спор: что труднее – жить дальше или умереть? Нет, я не о смерти, я – о позиции принципа. У сознания ведь нет границ как таковых изначально. Прав Зоа: кто сказал, что нельзя? Все ограничения – внушённые или приобретённые в ходе жизни. Ну, у меня – и жизней, и смертей...Велика разница, чёрт... Любимое выражение мессира, что всё относительно. Оно и ко мне прицепилось. Что, разве не правда? Хотя, и правда относительна... Мораль – существует лишь истина момента; более протяжённые во времени попытки определения событий по значению – «хорошо»-«плохо» - не объективны. Всё опять скатывается к фразочке: «смотря, с какой стороны посмотреть». Тот ещё перл словесности...

Формулами убрал воду, подсушил волосы. Заглянул Дагмар, кинул мне свежую одежду и заметил наставительно:

- Что ни делается – всё к лучшему. Забыл?

- Забыл, - сознался я и добавил. – Спасибо, мессир.

Он глянул на меня холодно. Бросил:

- Туго доходит, - и ушёл.

Я одевался, едва сдерживая слёзы. Дурак. Нет, хуже. Играю ничего не стоящими словами, корчу из себя несчастную жертву с глубокими душевными терзаниями и потрясениями. Кретин! Стыдно, аж лоб в кровь разбить хочется! Ненавижу себя! За эгоцентризм идиота и узколобость ненавижу! Стонет тут он, переживает, что его трахнули во всех видах!.. А соображаловки не хватает подумать, что мессир специально подготовил самый щадящий вариант из возможных: располагающая обстановка, специалисты высокого класса, никакого чувства вины и неизбежность произошедшего!? А Он мог бы просто кинуть в такую грязь, не напрягаясь, что... Или сам... Меня чуть не вывернуло наизнанку. Не весело.

Я постоял на пороге комнаты, глядя, как Зоа увлечённо отрабатывает формулу искры под чутким руководством Дагмара. Славно смотрятся оба... Я вздохнул и ушёл на балкон тихо. Со мной мессир так не занимался. Было прохладно и сумеречно. Завернувшись в одеяло, я забился в уголок, глядя на быстро темнеющее небо и исчезающий в тенях горизонт. Сильно хотелось есть. Наколдовал себе брикет пеммикана, сидел, долго жуя сушёный концентрат, глотая вместе со слезами. Они текли сами, молча, непонятные, отстранённые, как дождь течет по лицу. Если бы они ещё не были такими горячими... А в пяти шагах от меня из окна лился жёлтый уютный свет, а я сидел в тени угла, жалея себя изо всех сил. Ещё раз дурак. Знаю же, что Дагмар работает с восьмым , потому что так надо – Зоа Ему интересен и у парня иной психотип; с ним, значит, нужно так обращаться. А я и без особых объяснений понимал. Да и ситуация тогда была между нами иная. И не трогают они меня сейчас правильно – комок нервов сплошной. Всё болит, низ живота тянет, до поясницы не дотронуться, от запаха, кажется, так и не смог избавиться. Или мерещится? Не было сил встать, вернуться в этот тёплый свет и спокойно смотреть на всё как обычно. Сил не было... Понимаю, что надо что-то позитивное подумать, выбраться из скорлупы, но не могу. Не получается. Эй. Помогите, а?..

Одеяло под подбородком промокло и стало холодным. Со мстительным упорством я не убирал его, хотя уже мёрз. Ничего, что плохо, пусть будет, тебе, дураку, ещё хуже. Ни на что ты не годен: мнительный, плаксивый, недалёкий. Как баба. Может, и прав Дагмар. Сегодняшнее – мне намёк, что и кто я на самом деле.

И тут я взбесился. Отшвырнул одеяло и прыгнул с балкона вниз, опалённый вдруг взорвавшимся во мне бешенством. Ударился о землю, кувыркнулся, с наслаждением почувствовав боль и зверея от этого ещё больше. Дрянь, погань, ублюдок! Извращенец психованный! Я бежал через темноту, раздираемый противоречивыми чувствами, не замечая ничего вокруг из-за жгучей боли внутри. Откуда эта саднящая рана в душе? Чем нанесена? Не понимаю, в чём причина?! Я упал на чёрный мох у корней старых сосен на окраине леса; сжав голову, заметался, завыл, не находя покоя, потеряв себя. Вскочил, проломился в чащу, к буреломам и пошёл крушить всё подряд, ломая сухостойные стволы, вспарывая шипами трухлявые пни, колотясь о поваленные лесины, рвя ветки, кору, бороды лишайников, свою кожу – в кровь, выбивая пальцы, расцарапавшись и разбив ноги и плечи в бессильной ярости. Вцепился в ствол, почувствовал вдруг живую, гладкую кору под ладонями и обнял его, застыв. Всё. Апатия медленно затопила меня, вернув боль и усталость. Я посмотрел вверх. А-а, осина... Зато никто из здешних не подойдёт. Сполз под корни, свернулся там клубком, вздрагивая от болезненных ощущений. Прошептал молитву постепенной регенерации, полежал, пустой, никакой, дыша горьким запахом травы, земли, опавших листьев и отключился.

Спать без сновидений – счастье или проклятие?

Назойливое ощущение заставило меня с усилием вынырнуть на поверхность реальности и приоткрыть глаза.

- Кто здесь? – спросил, впрочем, уже зная ответ.

- Я, - голос охрип, видно, восьмой долго сидел молча. Сухие листья вспыхнули в ладони Зоа, на несколько мгновений осветив его лицо. Левый глаз напарника подзаплыл, а скулу занимал большой тёмно-жёлтый кровоподтёк.

- Дагмар не хочет о тебе говорить, - тихо сказал восьмой. Я его уже не видел, только слышал, как он возится и вздыхает. Почему он себя так неловко чувствует?..

- Он тебя за это отделал? За меня?

- Плохо я ещё понимаю, когда мессир серьёзно, а когда – проверяет. Ясно же, что нарочно со мной занялся, чтобы ты остался один. Ты ревновал, да?

Я задумался, устало перебирая тени своих мыслей и действий.

- Не знаю, - ответил. – Хотел, наверное, чтобы меня пожалели. А теперь понимаю, что – не надо. Я просто болен одиночеством.

- А к Дагмару явилась потом этакая белокожая девица с нехорошим взглядом и устроила тихий скандал.

- Восьмой, перестань меня жалеть.

- И не думал даже. Просто хочу, чтобы ты мне рассказал, что натворил в Камалоке.

- С каких это пор ты стал психотерапевтом?

- От тебя заразился. Не увиливай. Тебе это ничего не стоит.

- Стоит. Отыгрываешься за то, что это я тебя для Дагмара поймал?..

- Дура-ак, - горько протянул Зоа. – Скажи спасибо, что я тебе своих ребят простил.

- Спасибо.

- Не корчи из себя отморозка – не получается. Лучше покажи-ка свои локти, брат.

Восьмой провёл по мне, ища руку. Меня передернуло, и он это почувствовал.

- Знаешь, мне трудно представить твои ощущения, если честно. Слишком у нас разные миры. Разве что на уровне энергий стыковка... Есть у нас любители грязных, низких вибраций и, если ты плохо умеешь блокироваться...

- Я понял, не тупой. Спасибо, что назвал меня братом. Ты сильнее меня, потому я и бешусь. Боюсь. А мне нельзя.

- Ничего ты не боишься. Просто устал немного. Поспи, а я посижу рядом.

Действительно, чувствовал я себя разбитым. Потянулся в темноту, нашёл руку Зоа и положил его пальцы с жёсткими когтями на свой локоть. Медленно выдвинул шип.

- Почему-то не как у тебя вырос...

- Это нормально. Спи. Потом расскажу.

Закрыв глаза и чувствуя прикосновения восьмого, я сказал:

- Про Камалоку я когда-нибудь тебе потом, ладно?..

- Ладно.

- Ты слишком хорошо ко мне относишься. Так не бывает. Извини.

- Ага.

Мне показалось, что я только закрыл глаза и открыл. И то, что увидел – не понравилось. Очень. Кадии, полная тишина магического фона и стены одной из этих их адских лабораторий. Не понял. Ладно, - каким образом – это потом. Сейчас важнее – зачем и как. Зачем я кадиям и как отсюда выбраться. Они, конечно, ребята хорошие, но только, пока им ничего от вас не надо. Я засомневался, что меня просто пригласили как гостя – их обычно не держат под изолирующим слоем и бронепластиком. Я вежливо постучал по своей прозрачной скорлупе, привлекая внимание находившихся рядом. Лица вроде виденные, но знакомы точно не были. Два кадии подошли, встали надо мной, продолжая свой разговор. Звуков слышно не было. Я помахал им ладошкой – никакой реакции. А скорлупа – не развернёшься: дышишь, и пластик перед физиономией потеет. Попытался читать по губам. Старший буркал только короткие замечания, зато второй нервничал, доказывал и был вполне читабелен.

- Бурк...

- Нельзя было упустить эту возможность...

- Если... бурк...

- Понимаю. Риск большой. Но давно висел вопрос...

- Бурк... ценность.

- Третьи – белое пятно. А это совпадение!

- Третий Дагмар...бурк...

- Сам виноват. И генотип восьмого... Исследования... почти сам подставился! Подарок судьбы...

- Больше похоже...бурк...провокация...

- Удача!..

- Бурк...ответственность. Делать быстро всё.

- Нужны сканирование, тесты, пробы, обследования...

- Осторожно! Бурк...а не типовой супергерой. И отпустить.

- Дагмар тут не найдёт! Полная изоляция...

- Не понимаешь...бурк. Третий. Бурк...мир лучше доброй ссоры.

- Но ведь это всего раб, игрушка... разница-то?

Старший развернулся и ушёл. Второй, прыткий, мне не нравился. И то, с каким вожделением он похлопал по пластику надо мной. Надо делать ноги. Я стал прикидывать варианты, но думать мешала навязчивая мысль: Зоа. Я ведь в лесу расслабился, потому что восьмой сказал, что будет рядом. Иначе – хрен бы кадии меня выцепили из пятого с четвертью! Ох, не о том я сейчас думаю... Ну, ладно, ну, пусть предал, но не об этом надо! Или Зоа тоже взяли?! Нет. Нет, не может быть. Не упомянули же! Да и Дагмар... я – ладно, давно тут ошиваюсь, не пропаду. А за восьмым мессир наверняка постоянно ещё присматривает. Всё, всё, успокойся, расслабься, лови момент, малейшую лазейку, мельчайшую возможность – рвать отсюда! Расчленительская наука – что может быть хуже?! Наследство алмеа... Хватит, я уже был у них лабораторной крысой когда-то. Плохие воспоминания.

Кадии в зелёных курточках занимались своей муторной научной деятельностью в этой блестящей стерильности; работали даторы, приборы, подвозились растворы, препараты, щёлкали карточки и инструменты, переговаривались очень заинтересованные сотрудники. А я лежал под стеклом, следил за приготовлениями и ждал. Ну, ошибитесь же! Я ведь всего лишь игрушка, домашнее животное, я мягкий и пушистый, не надо меня бояться – зачем такие жёсткие перестраховочные меры?.. Может, я сам расскажу и сделаю все, что вам нужно?.. Не надо так нервничать и дёргаться от любого моего движения, я сам вам помогу, только расслабьте эти крепёжные скобы, подойдите поближе, сделайте неосторожное движение, отвлекитесь, ошибитесь!.. Мне нельзя быть здесь!!! Это – последняя капля!! Мессир мне не простит... .

...Я, наверное, уже раб до мозга костей. Не получается думать о себе, как об отдельной, самостоятельной личности... Только в контексте Дагмара и наших с Ним отношений. Хотя, боец не должен отделять себя от проблем своего подразделения, а живое существо – живое лишь в осознании общности со всем миром. Да и я ещё не будда. Преданность и верность, общие интересы. Мессир сейчас сказал бы, что я так и не вырос. Да, конечно, всё намного сложнее.

И это у меня не крыша поехала. Это я себя так отвлекаю. Кровь, вивисекторы, почти всю на свои тесты скачали. Над правой рукой трудилась бригада: располосовали локоть и предплечье, изучая механизм околошиповых сухожилий. Резали по-живому, хорошо хоть местную анестезию сделали. Потом пропускали через меня ток, регистрируя сокращения мышц и выдвижение оставшегося шипа. К этому времени правую руку отрезали напрочь и унесли на спектроанализ, воодушевлённые открытием. Я тихо бесился, чувствуя обречённость. Последствия мне уже были ясны... Мысли метались в поиске спасения, был ещё крохотный шанс, что мессир простит, не отправит в очередную инкарнацию как окончательно искалеченного и, значит, бесполезного. Меня просканировали со всех сторон, сделали пункцию позвоночника, вкололи какую-то дрянь. Потом рядом присел очередной исследователь с ноутбуком в руках, брезгливо сторонясь окровавленной ткани. Пощёлкал перед моим лицом, проверяя внимание, и стал задавать вопросы. В голове у меня началась стеклянистая чехарда, и я понял, что под сывороткой правды могу наговорить лишнее. Но я увидел вдруг ту возможность, которую лихорадочно искал, борясь за сознание с болью и слабостью. Какой-то паразит что-то делал с моей ногой, но я заставил себя сосредоточиться на вопросах шестого с ноутбуком. Понизил голос, будто мне стало трудно говорить. Кадия озабоченно кинул взгляд на подключенную ко мне аппаратуру. Я шептал, дыша тяжело и, чтобы расслышать важную формулу, он нагнулся-таки, чуть испачкавшись. Хорошо нагнулся, так, как мне надо! Левый шип выскользнул, пробив кадии брюшину, насадив её тонкую стенку, как ломтик сыра на вилочку канапе. И кровь! Ручейком она потекла по моему предплечью, собираясь в сложенной ковшиком ладони, через держащие руку скобы и браслет. То, что надо. Я воспользовался тем же приёмом, что так удачно избавил меня от мешочника – стал играть не по правилам. При полном отсутствии общего магического фона можно надеяться только на свои силы. Потому я, в отчаянии, создал собственную магию, работающую по моим правилам. И чтобы дать ей первый посыл, мне нужен был чужой энергоёмкий предмет, позволявший задействовать внешние проявления первосвязей. Крови кадии было достаточно. Я вывернулся из креплений, стряхнув с шипа орущего шестого. Бросил горсть крови веером, останавливая всех, но двое успели выстрелить. Оскольчатая пуля раскрылась под кожей в бедре, узкий луч ультразвука прошёл вскользь и я поплатился лишь одной лопнувшей барабанной перепонкой. Ревя от боли, выхватил свою правую руку из-под резака, упал, фантомно чувствуя движение отрезанной конечности, но краем глаза видя лишь уродливое дёрганье обрубка. На залитый чужой кровью браслет нашептал слово и исчез, выпав в пятое с четвертью. Под ноги мессира.

- Где Зоа? – сразу спросил я. Сыворотка бродила в крови и Дагмар спокойно видел все мои мысли. Секундой позже восьмой влетел в комнату, глянул на мессира и бросился ко мне, потрясённый:

- Где тебя носило?! Как ты это позволил?! С чего начинать-то.?.

Дагмар же, не шевельнувшись, приказал:

- Убей его.

Зоа не понял, встал, обернувшись на мессира, молча спрашивая. Я откинул мёртвую руку, лёг на спину, дрожа от боли и внутреннего озноба, и отпустил все мысли. Пусть.

- Учись его убивать. Давай, он же мучается.

- Я вылечу! Это я виноват, что Рена взяли кадии! Оставил его спящим, отвлёкся на минуту...

- Рен считает, что ты его сдал.

- Я бы сам так считал.

- Зоа.

- Нет, не могу. Ещё же можно вылечить...

Дагмар, укоризненно поджав уголок рта, шагнул ко мне, присел и подсунул под моё тело руки. Приподнял легко и резко опустил на подставленное колено спиной. Хруст; я вскрикнул и уже не чувствовал как меня положили обратно. Видел ноги восьмого перед собой и, кажется, замкнуло где-то в периферической нервной системе – моё левое плечо начало дёргаться.

- Теперь сможешь? – поинтересовался Дагмар.

Зоа снова опустился рядом, повернул мне голову, чтобы посмотреть в лицо. Испачкал пальцы в моей крови, текущей из уха; слизнул эти алые капли, а глаза дёргались, растерянные...

- Мне больно, - шепнул я. – Убивай.

Восьмой решился и твёрдо сдавил мне сонные артерии. Он поднял взгляд на мессира и спросил:

- Вы его вернёте?

Ответа я не расслышал – я, как громом поражённый, смотрел снизу на открывшуюся шею Зоа. Там чернело клеймо Дагмара. И моё сознание угасло с очень нехорошей мыслью... .

* * *