Неделю спустя.

- А давай, как будто я – робот, а ты – инопланетянин? - предложил младший брат, направляясь дальше во двор заброшенного завода.

- Кир… А, может, лучше вернёмся к родителям? Мы же только попИсать отошли! - нерешительно произнес старший, оглядываясь в направлении машины и поправляя съехавшие на нос очки, - Они сказали, мы скоро уезжаем!

- Трусишка! - поддразнил малыш, показывая язык.

- Заткнись! - рыкнул старший.

- Трусишка-трусишка-трусишка! – заорал Кир и побежал куда-то вглубь двора.

- Догоню – убью! – взвился Марат и погнался за ним, засучивая рукава.

Из-под детских шлёпанцев летели клубы пыли: старший с трудом поспевал за младшим, с каждым вдохом глотая мелкие и острые песчинки. Они попадали и за стёкла очков, так что мальчик бежал почти вслепую, щуря слезящиеся глаза. Влага оставляла на щеках грязные разводы. Кир тем временем скрылся за какой-то внутренней постройкой. Марат выплюнул изо рта песок и поднажал. Он начал не на шутку беспокоиться: кто знает, ЧТО может обитать на заброшенном заводе?

Свернув за угол, он чуть не врезался в спину брата - тот стоял без движения. Еле затормозив, Марат заглянул ему за плечо.

Солнце на несколько секунд скрылось за жиденьким облачком и территория завода стала еще более серой, бесцветной, безлюдной. Покинутые здания зияли чёрными провалами окон, откуда тянуло чем-то влажным и вязким, обвалившиеся стены на секунду приоткрыли свои личины покалеченных старцев. Обломки кирпичей, раскиданные по двору, уныло свидетельствовали о том, что они когда-то были частью целого. Серый, бурый, грязно-жёлтый. Территория была освоена безжизненностью. И, кажется, здесь была смерть.

Не отрывая глаз от странных фигур Марат с трудом выдавил из себя вопрос:

- Кир, это...

клоуны?

Лента новостей:

«Сегодня в Дачном районе обнаружили тела двух неизвестных. Смерть наступила в результате падения с крыши заброшенного завода. Предположительный возраст пострадавших - 17-25 лет. Тела были одеты в клоунские костюмы, на лицах обнаружены остатки грима. Неподалёку обнаружены два "солнечных" зонтика.

Согласно непроверенным данным на крыше была найдена предсмертная записка и видеокамера, однако милиция отказалась комментировать находки. Следователи ждут звонков от людей, которые могут помочь в установлении личностей...»

Месяц спустя.

Улица была относительно безлюдной, хотя время было не позднее. С одной стороны она была ограничена решёткой какого-то предприятия, с другой - тыльной стороной полуразвалившегося особняка. Двое студентов, покачиваясь, продвигались вдоль ограды, ежеминутно хватаясь за прутья. Они шли довольно долго и, наверное, уже забыли куда и зачем. Мысли их разбредались и были совсем нерадостные. В какой-то момент одному из них удалось сфокусировать взгляд и объять им улицу: то, что он увидел, мгновенно вывело его из состояния меланхолической расслабленности. Он заорал, пихая товарища в бок:

- Эй, Димка, смотри - этот с ирокезом! Сектант, сука!

Прохожий, не оборачиваясь, ускорил шаг.

- Ах ты мразь! - тут же крикнул товарищ в сторону хохлатого.

Антон, не раздумывая, сорвался с места и понёсся в сторону незнакомца с красным ирокезом. Дима рванул следом за другом.

Панк обернулся через плечо, и выражение обеспокоенности на его лице сменилось ужасом. На какое-то мгновение показалось, что паника не даст ему сдвинуться с места, но ему удалось взять себя в руки и сделать неуверенный рывок вперёд. Возможно, он смог бы обогнать полупьяных студентов быстрым шагом, но Диме ажиотаж придал сил: в два гигантских прыжка он настиг панка и, схватив за подол кожаной куртки, повалил на землю.

Хохлатый сильно ударился затылком, и еще до того, как в глазах у него прояснилось, страшный удар носком ботинка угодил ему под рёбра. Инстинктивно он перевернулся на бок, защищая живот. В этот момент что-то горячее обожгло его ухо. Он поднял руку к голове, но она тут же была отброшена ударом чьей-то ноги. Другой ботинок прижал кисть к асфальту, ломая пальцы. Вывернувшись под неестественным углом тонкие кости издали страшный хруст. Взвыв, панк попытался выгнуться, высвободить руку, обезумев, хотел закрыться, спрятаться, спастись. Единственное желание, насущное, необходимое, неоспоримое и всепоглощающее билось в его теле. Он хотел выжить. Сквозь кровавую пелену он увидел что-то стремительное, приближавшееся к его лицу, и успел даже закричать, прежде чем собственные носовые хрящи вошли в его мозг, разрывая мягкие ткани лобных долей.

Двое друзей пинали тело еще несколько минут, возможно, не соображая, что он уже мёртв, а может быть просто потому, что они не хотели прерывать такое замечательное развлечение из-за нелепой смерти собственной жертвы. Когда они уходили, от головы Ирокеза осталась только кровавая каша из костей, хрящей, лоскутов кожи и мяса. Смятые красные пряди казались логичным продолжением уничтоженного лица.

Друзья уходили медленно, не торопясь с полным осознанием того, что общественость их никогда не осудит. Они совершили правое дело.

Лента новостей:

"Политическая обстановка всё накаляется.

Итальянское посольство сообщило, что повторных заявлений не будет. Италия полностью отрицает свою причастность к случившемуся.

На заседании Госдумы произошла очередная драка. В Дачном районе вот уже две недели продолжается сидячая забастовка политически активных студентов.

Напоминаем, что начало событиям положило трагическое двойное самоубийство М. Ивановой (20 лет) и В. Благородного (17 лет).

Молодые люди оставили предсмертную записку, в которой признавались в членстве одной из ячеек итальянской секты.

Душераздирающая запись их самоубийства каким-то образом попала в Интернет, что не могло оставить народные массы равнодушными. Теперь это стало делом не столько политическим, сколько народным, возможно даже общечеловеческим. Чудовищное использование молодых людей не может не ужаснуть.

Спустя две недели после публикации записи произошла серия терактов, ответственность за которые взяла на себя другая ячейка секты, назвавшаяся "Красными Орлами". В различных регионах России стали происходить схожие самоубийства. За прошедший месяц уже 128 случаев суицида рассматриваются на предмет причастности к делу о "Летающих Клоунах".

Данные из непроверенных источников утверждают, что так или иначе, членами и помощниками сектантов являются 60% московских студентов, 40% петербургских и в среднем 10% в других городах. Спать спокойно стало уже невозможно. В непосредственной близости от университетов совершаются народные расправы над людьми, внешне похожими на членов секты. Итальянские студенты нескольких ВУЗов вот уже неделю живут за баррикадами в помещениях Государственного Университета. Аналогичное "убежище" в общежитии на Удельной было разгромлено сегодня вечером. В деле имеются семь жертв, среди которых шесть - иностранцы.

Итальянское правительство призывает Россию к ответу за жизнь своих подданых.

Несмотря на давление на прессу со стороны властей, можно с уверенностью сказать, что Россия находится на грани войны.

...

Берегите себя! Милиция рекомендует в целях собственной безопасности в ближайшее время отказаться от яркой одежды и причесок. Без крайней необходимости на улицу выходить не рекомендуется. Напоминаем, что комендантский час перенесён на 22:00, при себе обязательно носить удостоверение личности."

За месяц до.

На пол через лишённое занавесок окно снопами падал яркий белый свет. Деревянный паркет, казалось, и сам сияет в ответ.

Лучи пролетали сквозь комнату, облизывая шкаф и стулья, отбеливая всё, пока не разбивались о закрытую дверь.

В стороне от потока света находились двое: мужчина и женщина. Она расположилась на диване, а он сидел за компьютером, яростно щёлкая клавиатурой.

- Блин… Это конец… - сказала Маша, откидываясь на подушки. Её внушительные груди студенисто колыхнулись.

- Ну, если ты не сдашь сессию, тебе всего лишь придётся уехать в Плетнёво к бабушке, - заметил Василий, почёсывая жидкую бородку, - а мне останется только покончить с собой.

- Покончить с собой? – хмыкнула Маша, - Каким же образом?

- Думаю я перережу себе сонную артерию, стоя на крыше. Хотелось бы еще раздобыть яда, чтобы наверняка, но это сложнее, - ответил юноша.

- Ты шутишь, да? - спросила она.

- Отнюдь, Маша, я шутить не изволю, - сообщил Василий, отрываясь от компьютера и глядя на неё с неподдельной грустью.

- Артерия, крыша, яд... фу.

- Ты можешь предложить что-то получше? - юноша снял руки с клавиатуры и отвернулся от монитора, выжидательно глядя на пышнотелую товарку.

Маша задумалась разве что на секунду.

- Шеповаловский метод, - предложила она, подкладывая руку под голову.

Василий всё еще внимательно смотрел на неё. Маша вздохнула, закатила глаза и стала вещать:

- Всё очень просто. Глотаешь смотанные в тугой пучок рыболовные снасти, кончик лески, на которой они висят, оставляешь во рту, затем привязываешь к батарее, и прыгаешь из окна. Тебя выворачивает наизнанку в прямом смысле слова. Прохожих - в переносном.

- Заманчиво! – плотоядно ухмыльнулся субтильный Василий и облизнул тонкие губы. В этот момент он был очень похож на дворового кота, отыскавшего в мусоре целую рыбину. А то и две.

- А есть еще одно – японский способ. Он не такой зрелищный, но обещает много интересных ощущений, - Маша перевернулась на бок и уставилась на Василия.

- Что смотришь – давай, рассказывай! – подбодрил он и снова облизался.

- Тут тоже просто: позади кровати ставишь стул, на него – что-нибудь тяжелое, к этому тяжелому привязываешь верёвку, на другом конце которой делаешь скользящую петлю. Садишься с другой стороны кровати, упираешься в неё спиной, берешь в руки какую-нибудь длинную палку, надеваешь петлю на шею. Палкой толкаешь стул, чтобы он упал. Тяжелый предмет откатывается, а ты проводишь несколько минут в состоянии усугубляющейся асфиксии.

Василий недоверчиво посмотрел на Машу водянистыми зелёными глазами и спросил:

- Ну и какие тут особые ощущения?

- Вот как раз тут особые ощущения, - Маша села на кровати по-турецки и начала важно вещать, жестикулируя полными руками, - Сначала это ужасно неприятно – больно и страшно, потом всё как будто подёргивается плёнкой и тебе становится всё равно. Пофиг. Мир как будто через туман, даже тепло и хорошо. Затем ты начинаешь медленно терять сознание – как будто, переходить в другой мир – всё туманится еще больше, в голове крутятся кинофильм – твоя собственная жизнь, время замедляется, и ты больше не можешь контролировать своё тело. Мир потихоньку угасает. Теряешь сознание, затем умираешь.

- Занятно, - выдал Василий и снова повернулся к монитору, - А еще какие-нибудь интересные способы знаешь?

- Ясен перец! Вот еще – метод Хемингуэя. Для человека, у которого нет рук – берёшь ружье…

- У меня есть руки.

- Ну и иди ты… - обиженно фыркнула Маша, снова падая на подушки.

За неделю до.

- Ну что, - сказал Василий доставая из кармана пластиковую вилку и маленького игрушечного снеговика, - Это конец.

- Да, - подтвердила Маша, - конец.

- Значит, в воскресенье.

- Значит, в воскресенье.

Вдалеке несколько раз тревожно прокричала какая-то птица. Когла она умолкла, оказалось, что во всем мире осталось только завывание ветра.

Василий повертел в руках пластмассовую вилку. Подумал и вернул её в карман.

Маша закурила, держа сигарету большим и указательным пальцами. Дым летел ей в лицо и она щурилась, словно смотрела на солнце.

Они сидели на крыше закрытого завода и вглядывались в панораму. Солнца не было и в помине - только серая пелена облаков.

- Ты уверен, что дверь опять будет открыта?

- Конечно, сюда же никто не ходит. Завод простаивает уже лет пятнадцать.

- Ага, - протянула Маша и снова повисла тишина.

Василий смотрел в сторону города и комкал в руках снеговика.

Маша докурила и потушила окурок об запястье. Лицо её побледнело, но она не издала ни звука, - она была очень похожа на мертвеца.

- Ты чего? – спросил Василий, зябко кутаясь в шарф.

- Да ничего. Просто я никогда этого не пробовала, - пожала плечами Маша.

Когда она говорила прыщи на её подбородке двигались и жили собственной жизнью.

- Знаешь, у меня появилась мысль, - сказала Маша, баюкая обожженную руку.

- Ну что?

- Мы ведь считаемся необычными. Люди смотрят на нас и удивляются. В конце концов, мы оригинальные!..

- Дальше что? – Василия такие разговоры раздражали. "Оригинальный", "необычный", "не такой как все" - фу, плеваться хочется! Таких как все теперь гораздо меньше, чем не таких как все, - вот что он доподлинно знал.

- А самоубийство у нас будет самое обычное – на почве учёбы, безденежья и ссор с родителями. Даром, что двойное! - сообщила Маша, ковыряя прыщ.

Василий нервно хихикнул, облизнулся и спросил:

- И что ты предлагаешь?

- Ну… как насчёт немного пооригинальничать? - лукаво посмотрела на него товарка. Сейчас, с наклонённой головой и недоброй улыбкой, она была почти красивая.

Вдалеке снова тревожно прокричала птица. Ветер усилился.

- Скажем, надеть костюмы Чарли Чаплина, - продолжила Маша.

- И станцевать перед смертью! - тут же подхватил Василий, глаза его широко открылись и заблестели.

- Или можно одеться, как клоуны, и прыгать с зонтиками! - и пусть они потом гадают, действительно ли мы надеялись, что они затормозят наше падение!!!

- А еще нужно оставить предсмертную записку! – пропел Василий, жмуря глаза.

Маша вскочила, стала ходить по крыше кругами, оступилась на коньке, ойкнула, но поймала равновесие. Продолжила метаться из стороны в сторону.

Вдалеке послышались раскаты грома, и стайка чёрных птиц сорвалась с веток безжизненного дерева. Ветер стал дуть порывами. Один из них сорвал с Василия шарф и унёс его прочь. Шарф был женский, шёлковый.

- Хотя предсмертные записки это слишком пафосно, – с сожалением сказал Василий, глядя вслед удалявшейся полоски ткани.

- Я это и сама знаю, Благородный... Но это может быть необычная записка. Например, можно написать что мы – геи, и нас никто не понимает!

Василий прыснул:

- Или признаться в участии в какой-нибудь нелепой секте! И причём так составить записку, чтобы вызвало политический резонанс! Можно даже документы какие-нибудь сделать!

Маша зашлась в хохоте, подумав что-то о поедании мозгов.

Василий думал о церкви любителей пива и хихикал.

- Значит, через неделю? – спросила Маша, еле сдерживая новый взрыв смеха.

- Значит, через неделю! – широко улыбнулся Василий.

По крыше застучали первые капли дождя. Нелепый хохот слился с новыми раскатоми грома.

Спустя три месяца.

Бункер тускло освещался экономичными лампами. Стены были грязно-зелёные, впрочем при таком свете они выгодно отличались от землисто-серых лиц. Политик тоскливо скользил взглядом по сторонам. Казалось, что осознание того, что произошло, еще не достигло его ума: он смотрел на всё со стороны, не в силах признаться себе, что это не сон.

- Запасов продовольствия хватит еще на семь лет, - докладывал солдат.

- Отлично.

- Но мы пока не можем даже предполагать, когда рассеется радиационный фон…

Политик тяжело вздохнул. Что-то щемящее поселилось в горле, и он понимал, что скоро это не пройдет. Взгляд его блуждал по полутёмному помещению, и чем дольше он задерживался на каких-то конкретных вещах, тем больше хотелось расплакаться - не сдерживаясь, навзрыд, по-женски.

В углу сидели на корточках два его сына. Перед ними валялись монетки. Мальчишки играли в какую-то из непонятных детских игр, правила которых мы все однажды знали. Потом одному из мальчиков это надоело и он плюхнулся на попку, требовательно посмотрел на старшего и заявил:

- Ты обещал сегодня дорассказать, что произошло!

- Хорошо. Ты помнишь всё, что я вчера рассказывал? - спросил второй мальчик, смешивая монетки ладонью.

- Да, про итальянцев, про секты, про эти... группу... группе...

- Группировки, - машинально подсказал старший, водя пальцем по полу, - Отлично. Так вот. Как ни странно, в ходе конфликта начали вылезать какие-то другие неурядицы. Первая ракета почему-то была запущена из Китая…

Малыш не отрываясь смотрел на брата, широко распахнув голубые глаза.

За десять минут до.

- Как думаешь, - нас запомнят? – спросила Маша, натягивая на голову фиолетовый парик.

- Обязательно, - заверил Василий, открывая разноцветный зонтик.

- А будут хорошо вспоминать?

- А это уж как повезёт.

Они встали на краешке крыши и взялись за руки.

Камера была прилажена. Костюмы надеты. Шоу начинается!