Во время написания третьей главы, понял, что надо писать предысторию событий с Медведкой. От чего надеялся отвертеться. Уж очень жестокие и неаппетитные вещи тогда происходили. Часть событий изложу в прологе, остальное – в четвёртой «ретро»-главе.
|
119 год от Исхода славов. Нашествие.
Выбравшие вольную жизнь в степях, звали это возвышение Одинокой горой. И всячески избегали её окрестностей. Уж очень напоминал этот холм, расположившийся в степи в гордом одиночестве, саженей в тридцать высотой, курган. Даже каменюка какая-то на вершине была, совсем вросшая в землю. Если представить, кому могут соорудить такой курган, немногим меньший пирамиды Микерина (самая низкая из великих пирамид Гизы), то есть около тридцати саженей в высоту, но значительно больший по площади и объёму, то их можно понять. Нормального человека, даже вождя, таким количеством земли присыпать не будут. А от Великих и Величайших лучше держаться подальше. Вне зависимости, живы они, или успели отойти в иной мир. Целей собственная шкура будет. Но, если бы и был кто из них рядом, то ничего ему его органы чувств о грядущем событии бы не сказали. Нормальное жаркое летнее утро. Вот, только, птицы и зверьки, обитавшие вокруг, почему-то ведут себя странно. Кто тихо и быстро, кто (самочки птиц, особенно) с шумом и неохотно, все покидали эти места. Самочек можно было понять, птенцы к этому времени, ни у кого ещё не стали на крыло. Внимательный взгляд заметил бы, что и крупные насекомые стремятся оказаться как можно дальше от своих мест обитания. Видимо боги дали братьям нашим меньшим чувства более острые и совершенные, чем нам, людям. Да и байбаки, обычно в это время суток весьма деятельные, почему-то попрятались внутри своих глубоких нор. Ровно в полдень раздался треск, будто раздирали шкуру толщиной в локоть, потом прогремел могучий раскат грома, при полностью безоблачном небе, и с четырёх сторон Одинокой горы открылись четыре портала невиданной величины. Даже драконы в этот мир попадали через меньшие. Впрочем, сравнивать порталы, через которые на планету попадали разные расы, могли бы только боги. Причём не все. Из порталов немедленно хлынул ярчайший, здешнее солнце на такой не способно, свет и ринулись в степь неисчислимые стада удивительных животных. Огромных, много больших, чем самые могучие быки, длинношерстных, разных расцветок, со странными костяными нашлёпками вместо рогов. Но, главное, шестиногих. Мычали, впрочем, эти животные, удивительно похоже на коров. Разве заметно басовитее. И запах из порталов шёл очень даже знакомый, свойственный любому месту, где какое-то время прибывало значительное количество скота. Вместе со стадами из порталов выбегали всё новые и новые тысячи их хозяев. Для человеческого, да и для гномьего и орочьего, кстати, взглядов, ещё более удивительных и непривычных на вид. Четырёхногих, с туловищем похожим на маралье, лошадиным хвостом, но, вместо шеи, с торсом и головой подобным… Вот тут все гуманоидные расы расходились категорически. Орки считали, что торсы и головы новых пришельцев похожи на человеческие. Люди колебались, сравнивая их с гномами и орками. Гномы же тоже сомневались, выбирая между троллями и людьми. Находить в пришельцах что-то своё, не захотел никто. Все эти, воистину неисчислимые стада горбатых шестиногов, огромные толпы полканов, стаи охранных животных, отдалённо напоминавших помесь длинношерстных собак с барсуками, но также шестиногих, со скоростью нескольких вёрст в час растекались на все четыре стороны. Постепенно не только вытаптывая успевшую к этому времени пожухнуть траву, но и выбивая в месте выходов из порталов глубокие ложбины. Орлица, выбравшая вершину Одинокой горы для обустройства гнезда, к концу дня могла бы заметить, что пришельцы, при взгляде с большой высоты, на которой она как раз и пребывала, образовали подобие неряшливо нарисованного мальтийского креста. Орлицу, однако, пришельцы интересовали только как помеха к возвращению в гнездо, к орлятам. Материнское сердце разрывалось от беспокойства о двух птенцах, но инстинкт самосохранения и ещё что-то, не позволяли ей спуститься к гнезду. Орлята были уже крупными, оперившимися, могли даже, постоять за себя при визите коршуна, но предчувствие беды терзало её. Хотя никто из пришельцев не делал попытки взобраться на холм, к гнезду. Наоборот, они все старались побыстрей уйти от холма. Как могучий горный поток горбачи, полканы и бухкалы, выливались и выливались из порталов в степь. При перемещении таких масс скота, падёж какой-то его части неизбежен. Вожди полканов понимали это и не тревожились поначалу, от сообщений о слишком многочисленных случаях падежа горбачей. Другой мир, ведь. Здесь и солнце не такое яркое, и воздух пахнет по-другому, и трава непривычного цвета. Главным было, успеть пройти через порталы до заката. В едином порыве спешил пусть и четырёхногий, но гордый народ… назовём их кентаврами, чтоб не заморачиваться сложными для человеческого языка звуками. В родном мире они добились выдающихся побед. Сначала захватили степь и полупустыню. Всё ровное, покрытое травами пространство, уничтожив всех конкурентов. Не только своего вида, но всех крупных хищников, могших, хотя бы потенциально, напасть на горбачей. Потом вынудили забиться в глухие ущелья и забраться на горные вершины горцев, пустив почти все их земли под пастбища своих священных горбачей. Следом загнали в болотистые низины лесников, спалили их леса, освободив земли, опять-таки, под пастбища. Воистину, они стали подлинными хозяевами единственного материка родной планеты. Ненадолго. Никто из народа победителей, даже самые мудрые, так и не смог понять, чем они прогневили богов. Степь и полупустыня стали стремительно превращаться в безжизненную пустыню. Совершенно непригодную для кочёвок со стадами горбачей. Священные животные стали страдать от недоедания. Никакие, самые обильные и кровавые жертвы не помогали. Всё меньше и меньше оставалось земель пригодных для кочёвок разраставшихся стад. Наконец боги услышали мольбы о помощи и предложили переправить весь народ кентавров со стадами в другое место. С не вытоптанными степями. Пригодная для жизни (в понимании кентавров-кочевников) земля съёживалась как мелкая лужа под жаркими лучами полуденного солнца, и вожди согласились. Они хотели жить. Спастись из образовавшихся, на месте привычных прерий пустынь. Где угодно, пусть в другом мире, но спастись. Они успели. Разве что малая часть стад, отставшая из-за истощения, осталась в родном мире. С несколькими охранявшими их бухкалами. Свет родного, ярко-белого и жаркого солнца, в последние годы ставший проклятьем, исчез навсегда после громкого захлопывания порталов. Местное светило, с точки зрения пришельцев тусклое, уже скрылось за горизонтом, освещая ещё, впрочем, последними лучами непривычно блёкло-голубое, а не ярко-синее небо. Бешеный, будто под тревожный бой тамтамов, гон, закончился сам собой. Все, полканы, горбачи, бухкалы, все смогли расслабиться и отдохнуть там, где их застала ночная тьма под незнакомыми, ещё чужими созвездиями. Ведь даже великие вожди Великого перегона сделаны не из каменного дерева и нуждаются в отдыхе. Они спали, не подозревая, что великие беды для их народа только начинаются. То, что, открывая им порталы, боги могут спасать не их, с драгоценными горбачами, а природу планеты от них, они и представить не могли. Размер надвигающейся катастрофы стал проясняться уже утром второго в новом мире дня. Но ещё сутки никто из полканов в это не хотел верить. ВСЕ отведавшие местной травы горбачи подыхали через несколько часов после еды. Подыхали в страшных муках, раздирая сердца пастухов-полканов пронзительным мычанием от непереносимой боли. Попытки шаманов спасти хоть часть скота, закончились неудачей. Стоившей многим из них жизни. К вечеру погибли шестиноги, прошедшие через портал последними и отведавшие местную растительность только днём. Жалобно мычавших у туш павших матерей сосунков, добили сами полканы. Горбачей, уход за которыми был смыслом жизни полканов, в новом мире не осталось. Мире, оказавшимся невероятно жестоким к переселенцам, вся жизнь которых до этого зависела от горбачей. Их состояния и числа. Наставал черёд пастухов. Материнское сердце не обмануло орлицу. Утром, с первыми лучами солнца прилетев к родному гнезду, она обнаружила в нём внешне совершенно неповреждённых, но мёртвых птенцов. Два холодных и уже начавших пованивать трупика. Попереживав немного в напрасных попытках растормошить и накормить своих орлят, орлица, вместе с подлетевшим позже, из осторожности, супругом, поднялась в небо и до следующей весны покинула гнездо. Слабым утешением ей стало невероятное обилие пищи вокруг. Хищники и стервятники слетали и сбегались к миллионам павших горбачей, со всех сторон. Такого обилия пищи для хищников этот мир ещё не знал. На невиданный пир прибывали, только боги знают, как узнавшие, вороны из тундры и волки из лесов. Мясо шестиногих пришельцев оказалось всем им по вкусу и шло впрок. Тысячи лет полканы питались молоком, кровью и выраставшими на теле горбачей жировыми «колбасками». Не позволяя себе убивать их для еды. И вот этот источник жизни для них пересох. Сразу и навсегда. Обратной дороги у них не было, да, собственно, и идти то назад, не было смыла. Священные горбачи успели уничтожить растительность в родных прериях, превратив их в безжизненную пустыню. Отчаянье от произошедшей катастрофы стоило жизни тысячам. Но большинство хотело жить. Пусть и без горбачей. Вставал вопрос, где добыть пищу? Не имея соли и дров, они не могли сохранить мясо падших горбачей, ставших пищей стервятников. Даже если бы решились нарушить табу и стали есть их мясо. Однако, то ли страх перед запретом богов, то ли преклонение перед единственными кормильцами, не позволили им воспользоваться мясом павших горбачей. Зато решились на поедание охотников на горбачье мясо. Те объедались до потери способности летать или бегать. На севере к пиру присоединилось даже небольшое стадо свиней из предгорий Поперечного хребта. Свиньи и стали первой мишенью для бумерангов. Успевшие порядочно оголодать, полканы охотились именно таким, весьма эффективным при их силе, оружием. Охота была удачной, а свиное мясо оказалось для них не менее вкусным и питательным, чем мясо горбачей для местных хищников. Вскоре бумеранги полетели в коршунов, ворон, волков и шакалов. Во всех, кто решился подкормиться горбачьим мясом на дармовщинку. Мясо хищников и падальщиков существенно уступало свинине по всем параметрам, но для обречённых на голодную смерть и оно было даром небес. Пока женщины и дети прочёсывали поля с павшими стадами горбачей, мужчины, сбившись в охотничьи отряды, бросились во все стороны в поисках добычи. Жизнь продолжалась. Охотничьи отряды Восточной (по отношению к Одинокой горе, невольно ставшей точкой отсчёта для полканьей миграции) орды, уже на следующий день столкнулись с разведывательными отрядами орков, обитавших в Поперечном хребте. Орки были в доспехах, имели луки, арбалеты, острейшие копья и мечи. У полкан были только бумеранги из каменного дерева, дубины, да каменные топоры. Зато их было больше. Много, несравнимо больше. Да за их спинами жёны и дети, которым грозила голодная смерть, ждали еды. И орки стали полканьей едой. Сгоряча, орки выставили против пришельцев большое войско, спешно собранное из обитателей южной части Поперечного хребта. Его постигла судьба разведывательных отрядов. Тогда орки спрятались в своих пещерах, укрепились на крутых склонах. Вот тут проблемы возникли у полкан Восточной орды. К лазанью по крутогорам, не говоря уж о пещерах, они были приспособлены плохо. Тысячами погибая при штурме укреплённых позиций, они не могли взять их. Потери стали недопустимо высокими даже с учётом огромного их численного превосходства, а приток еды прекратился совсем. Восточная орда последней признала поправку к Главному закону: Священно и не употребимо ни под каким предлогом – только мясо горбачей. Любое другое мясо есть можно. Любое другое, в силу сложившихся обстоятельств, означало мясо сородичей. Каннибализм. В остальных трёх ордах положение дела были, поначалу, ещё хуже. Южная, уже на третий день пути, вышла в безводную полупустыню, где не знакомому с особенностями местности, особенно летом, выжить было невозможно. Спасаясь от жажды кровью зарезаемых соплеменников, а от голода – их мясом, орда повернула на северо-запад, где её вожаки надеялись найти воду и хоть какую-нибудь пищу. Западная смогла захватить большое, по местным меркам, стадо лошадей. Съев пастухов-кочевников, никто не успел уйти, орда остановилась. Из-за того, что в ней разразилась ожесточённая междоусобица. Вожаки хотели оставить большую часть стада на развод. Агрессивная молодёжь требовала всё немедленно поделить и съесть. В результате пяти дней беспощадной резни, съели горлопанов и невезучих, имевших неосторожность чем-то насолить вождям. После чего двинулись всей ордой на запад. К новым пастбищам и стадам. Которым ещё предстояло сменить хозяев. Северная орда, дойдя до Великого каньона, разрезавшего эту часть континента от Поперечных гор до моря, не решилась на спуск к реке по круче почти в версту. Они свернули на запад, и пошли быстрым маршем. Вождям этой орды лошади, как подопечные для выпаса, не приглянулись. Орда шла по степи, убивая всё, что попадётся под бумеранги её воинов. Она и вышла первой на земли лужан, единственного из славских племён, живших южнее Великой реки. Кочевники, занимавшие степи до полкан, оказать им серьёзное сопротивление не смогли. Никогда не бывшие особенно многочисленными, они переживали в этот момент худшие свои времена. В степи более десяти лет шла ожесточённая гражданская война всех против всех. Количество воинов в родах сократилось в разы, у некоторых, так и на порядок. К тому же, полканьи кобылицы, женщинами их язык не повернётся называть, были не намного менее боеспособными, чем их мужья. А женщины степняков привыкли быть послушными работницами. В большинстве они не знали, с какого конца за саблю берутся и к какому уху надо лук натягивать. При столкновениях они становились лёгкой добычей. Конечно, племена, на земли которых накатывали орды полкан, пытались отбиться. Лук рядового кочевника был втрое дальнобойней броска полканьим бумерангом. Всадник, на короткой дистанции – быстрее, чем массивный и не очень длинноногий полкан. Пришельцы в этих битвах гибли сотнями и тысячами. Но на смену павшим, являлись новые толпы полкан. У кочевников заканчивались стрелы и ломались луки. В рукопашных же схватках у кочевников шансов на победу не было. Полканы имели уникальную способность сражаться после получения тяжелейших, даже смертельных ран. Зато, одного удара, не всегда очень точного, полканьей дубиной, хватало для расправы с человеком. Все, кому удалось избежать расправы, пленных полканы не брали, бежали на запад. Разнося весть о страшной напасти, обрушившейся на Великую степь. Умные, тут же, сами начинали бег на запад. Храбрые, собирались в родовые и племенные ополчения, для отражения вражеского нашествия на их земли. И, вне зависимости от своих воинских умений, становились полканьей пищей. Такие сражения лишь немного замедляли движение полканьих толп. Волна невиданного прежде нашествия, наваливалась на земли лужан, единственного из славских племён, жившего южнее Великой. |