Он жил во тьме. Он ничего не видел, он ничего не чувствовал. Он лишь слышал неумолимо бегущие секунды. Часы отбивали время, больно отдаваясь в ушах. Он пытался закрывать уши ладонями, но этот мерзкий, холодный, настойчивый звук безразличия просачивался сквозь плоть, убивая его. Тогда он выл от бессилия, но даже воем не мог заглушить время. Его тело было в напряжении. Каждое прикосновение тела с чем-либо было невыносимым. Он напоминал сгусток нервов, готовых взорваться. С его сердца содрана оболочка, и оно болело, жгло и выжигало грудь. Бывали моменты, когда его кровь закипала, бурлила в жилах, стремилась прожечь кожу и вылиться на волю. Его крови стало тесно в измученном теле. Волосы, прилипая ко лбу, закрывали глаза, но ему было все равно. Он был слеп. Он ослеп давно, что казалось, он никогда не знал света. Свет стал таким же нереальным, как дождь из творога. Самого понятия слова «свет» для него перестало существовать, остались лишь «тьма», «тишина» и «бессилие».

Раньше он различал, где утро, где ночь, где вечер. А сейчас каждая секунда длинна как вечность, а вечность коротка как секунда. Время для него не существовало. Он даже не знал: возможно, оно остановилось? А может, возвращается назад? Он не знал, он ничего не знал.

Иногда он полностью отключался, тогда он думал, что его нет, что он умер. Иногда он ощущал лишь гнетущее давление стен, неба, земли, воздуха-всего, даже жизни. И он радовался этому. Он радовался тому, что способен ещё хоть что-то чувствовать.

Но потом… радость сменялась горем. Кроме этого угнетающего, он ничего не чувствует! В это время он зажмуривался (или ему казалось, что он зажмуривался) и пытался убить себя, изъедая несчастьем изнутри. Он надеялся, что однажды тьма смилуется над ним, отпустит его из своих мёртвых объятий.

Когда он так думал, в его израненном и изъеденном временем, в самых его глубинах просыпалось инстинктивное желание-желание жить.

Но проходило это самое ужасное время; все оставалось по-прежнему. Он понимал, что то, что он делает трудно назвать даже существованием, это ничто. И сам он ничто.

Но внезапно… неожиданно… его поразило то, что для ничто было ничем. В его глаза, выцвевшие и изъеденные воронами: болью, бессилием, тьмой - ударил... свет… свет вдохновенья...