- Вагонные споры - последнее дело, Когда больше нечего пить. Но поезд идет, купе опустело И тянет поговорить,
- пел Макаревич сидящим в купе двум женщинам. И две женщины лет сорока пяти, как говорится «ягодки», ехали в опустевшем вагоне. Оставалась ночь пути. Колеса мерно постукивали. Макаревич закончил петь. И наступившая пауза мрачно затуманивала глаза пассажирок. Ехать в тишине – что может быть хуже для двух женщин, которым есть что поведать. - А я вот к дочери еду, - начала разговор первая. – Она у меня вот-вот родить должна. В Москве живет теперь. В институт поступила, там с парнишкой хорошим познакомилась, замуж вышла. Поработать не успела, вот… Но это ничего. Муж-то есть – это главное. - А сколько ей лет? – поинтересовалась вторая. - Двадцать два. - Совсем еще ребенок. И снова замолкли. - Меня, кстати сказать, Раисой зовут, - медленно проговорила та, что ехала к дочери. - А я Вера, будем знакомы, - и Вера улыбнулась уголками губ. Они были почти одного возраста, но по внешности Веры было труднее определить, сколько ей лет. Раиса же явно готовилась стать бабушкой и в ее поведении, облике и одежде сквозила эта самая первая ласточка перевоплощения в новую роль. Волосы, пережженные химией, были выкрашены в дешевый рыжий оттенок, слишком яркий для ее белой с веснушками кожи. Платье тусклого фиолетового цвета совершенно не шло ей. Свободный покрой скрывал еще достаточно хорошо сохранившуюся фигуру. А живые глаза тепло и открыто смотрели на собеседницу. Вера, подтянутая брюнетка, напротив была несколько замкнутой, но в то же время корректно-общительной. В ее темных волосах практически отражались достаточно крупные гонорары парикмахерам и производителям дорогих шампуней. Ее глаза, подчеркнутые качественной тушью, откровенно долго задерживались на попутчице. А губы изредка подергивались неким подобием улыбки. Но только подобием. - А Вы зачем в Москву? – простодушно поинтересовалась Раиса. - В командировку, - коротко ответила Вера. Разговор совсем не клеился. Майский вечер мягко опускался на землю. Включился свет. - Ой, что же это мы всухую сидим. У меня же винцо домашнее есть! –воскликнула Раиса и живо накрыла стол, нарезала закуску и разложила приборы. Вера с некоторым недоумением наблюдала за действиями попутчицы. Но не рискнула мешать ее отточенным движениям. - Ну, за встречу? – радостно подняла Раиса граненый стакан. - За встречу, - впервые за вечер улыбнулась Вера. А улыбка у нее, надо сказать, была легкой и задорной. Как у девчонки. Раиса оценила яркость цвета ее глаз – голубой, небесно-голубой. - А я вот думала, как же мне расслабиться. Нервничаю за дочку сильно. Тяжелая у нее беременность была. И не ела почти, и готовить не могла. А я ж и помочь не могу. Ну на кого я брошу хозяйство. А сейчас вот зять сказал, что поможет, так я распродала подворье. Мужу-то заниматься некогда скотиной. Он у меня по полям мотается, агроном. А сын у меня с женой в городе живут, будут к мужу ездить. Невестушка у меня хорошая. И наготовит, и приберет. Дай бог ей здоровья. Раиса посмотрела на Веру и неожиданно для себя увидела живой интерес к собственной судьбе. Ведь никому и никогда женщина не рассказывала о себе. Да ее никто и не спрашивал, кроме детей да мужа. Загруженная с утра до ночи работой и хозяйством, она совсем забыла о себе. А как это бывает приятно просто посидеть за столом с кем-то и посудачить о чем-то, кроме домашних дел да сериалов! Вера поставила на стол стакан и закусила бутербродом с домашней колбасой. Этот вкус она почти забыла. И вот сейчас в этом купе, женщина ощутила себя как дома. Как в детстве, в своей маленькой комнатке старого кирпичного дома, который был продан более двадцати лет назад. - А муж? Легко отпустил? Это же не на один день, - поинтересовалась Вера. - Да что он дочке враг? Она же итак измучилась бременем. Да я ж хоть помогу по дому. Ей же еще мужа обиходить надо. А с ребеночком столько забот. Поживу несколько месяцев, а там посмотрим, - и снова руки Раисы запорхали над закуской. Мгновение – и появились новые бутерброды. Вера постепенно начала расслабляться, она свободно откинулась и даже подтянула ноги к груди. Раиса улыбнулась. Кажется, соседка довольна столом. Вся жизнь Раисы была наполнена домашними заботами. Она всю жизнь только и делала, что старалась для других. Видеть чужую благодарность было для нее самой большой радостью. Она хлопотала по кухне, ее руки быстрыми и точными движениями накрывали столы, смахивали пыль и гладили белье. А в рабочее время ее натруженные руки были незаменимыми в тепличном хозяйстве. - И Вы не боитесь его оставлять одного так надолго? – удивилась Вера. - Да что Вы такое подумали? Господь с Вами. Мы уже двадцать семь лет женаты. Я ж в семнадцать замуж вышла. Сразу сына родили. Потом у нас следом еще сынок родился, да только не выжил. Переживала очень и не беременела три года. И потом уже дочку родила – Машеньку. Маленькая она у меня была, слабенькая. Да выходила я ее. И дом весь на мне держался. Мужу-то домом заниматься только по зиме было когда. Он с пяти утра до полуночи в поле. Да когда ему о глупостях думать. Раиса знала, что всегда была опорой мужу. Он любил ее. Конечно, уже той страсти как в молодости не было. Но ведь он никогда не забывал об их семейных праздниках и старался ее порадовать. Вера с участием посмотрела на попутчицу. Она с трудом представляла себе такую жизнь. Она переехала в город сразу после школы. - А у Вас дети есть? – улыбнулась Раиса. Дети – это самая замечательная тема для общения. Всегда есть что вспомнить, рассказать и о чем помечтать. - Есть, - с неожиданной теплотой в низком и тихом голосе проговорила Вера. – Сын Егор. Девятнадцать лет. - Один? – переспросила Раиса. - Один. - По нашей жизни одного иметь нельзя, - вздохнула Раиса. – Вон у нашей соседки сынок в аварии инвалидом сделался. И помочь некому. Нельзя одного иметь. - Да где ж второго мне уже брать. Не в том я возрасте, - горько усмехнулась Вера. – Хоть Егорка у меня есть. - А муж? – осторожно прошептала Раиса. Вера несколько мгновений помолчала, то ли раздумывая над ответом, то ли не зная отвечать ли вообще. - Нет. Я так и не вышла замуж, - и, видя безмолвный вопрос попутчицы, решила продолжить, - был у меня бурный роман… Раиса затаила дыхание. Ой, как же она любила истории о любви! Она ведь не изведала той страсти и красоты, которой так и пестрят современные дамские романы и сериалы. Ее-то девчонкой совсем отдали замуж. И на дискотеке-то не успела натанцеваться. Да как же это в деревне в восемнадцать лет да замуж не выйти. Это ж совсем одной остаться. Или в город перебираться. У них в деревне в двадцать лет девушки уже старые девы. И чтобы избежать этой участи, Раиса сразу согласилась на предложение застенчивого и работящего Бориса, который вернулся в родное село после техникума. И душа в душу они прожили двадцать семь лет. Как один день. Один бесконечный день. Вера продолжала: - Мне было двадцать четыре, когда я устроилась в одну крупную контору. Иностранцы приезжали, большие начальники из Москвы. Голову стало кружить… Приемы, дорогие наряды, поездки на курорты… Ох, затянуло. И тут появился он. Марат тогда приехал к нам подписывать договор. Потом был банкет. У меня до сих пор лежит то самое платье, в котором я кружила с ним в танце. Была зима. Я тогда достала по знакомству шикарные белые сапоги. И мое платье василькового цвета с серебристой отделкой с этими сапожками смотрелось просто чудесно. Марат мне тогда сказал: «Когда я тебя увидел в этих сапогах с высоко поднятыми волосами и сияющими глазами, у меня возникла только одна мысль: Снегурочка все-таки существует». Потом последовали беспрестанные звонки и письма. Я ползарплаты отдавала за телефонные переговоры с Москвой, он отдавал еще больше. Мы просто не могли лечь спать и проснуться, не услышав голоса друг друга. - Милая, уже утро! Новый день, который ты осветишь! – и каждый раз он говорил что-то новое, романтичное и красивое. На работе я тоже не отходила от телефона. Мне казалось, что я слышу его звонки, словно они особенные. У меня загорались щеки и глаза, все сотрудники внимательно следили за развитием нашего романа. Снова и снова он приезжал. И вот, наконец, я стала интересоваться, что с нами будет. Мы живем слишком далеко друг от друга. И так не может продолжаться вечно. И он сказал: «Через три недели я тебя забираю с собой. Сегодня можешь подавать заявление об уходе». И я мигом написала заявление и полетела в кабинет начальника. Он не удивляясь поставил визу и сказал: «Будь счастлива дорогая. Я давно знал, что ты уедешь. Но знай, что бы ни случилось, ты всегда сможешь вернуться». И по-отечески меня обнял. Марат приехал и огромной охапкой роз. Мне кажется, что когда я закрываю глаза, то вновь слышу их аромат. Он вынес меня из квартиры на руках и усадил в свой шикарный автомобиль. Мы неслись в Москву навстречу нашему счастью. Марат был заботлив и нежен. Он был против того, чтобы я сразу же устраивалась на работу. Мы запланировали поездку в Сочи. Боже, чудеснее времени в моей жизни не было. Волшебные дни сменялись волшебными ночами. Каждый день в кафе музыканты играли мою любимую песню «Нежность». Я смотрела на Марата и мечтала о настоящей свадьбе. Как же мне хотелось надеть белое платье, фату и быть королевой на этом самом главном для любой девушки празднике. Марат ни на секунду не отпускал моей руки, не отводил взгляда. Если я просыпалась ночью, а видела, что он тоже не спит. И ласково смотрит на меня. Я улыбалась ему и засыпала снова. - Как же я хочу, чтобы у нас родился ребенок, похожий на тебя! – прошептал он, зарываясь в мои волосы. И в тот момент я искренне этого захотела. По возвращению в Москву я спросила, когда будет наша свадьба, о которой он постоянно говорил до отъезда, Марат нахмурился. - Что-то не так? – удивилась я. - Понимаешь, есть обстоятельства, о которых ты не знаешь. Мы пока не можем пожениться. Дело в том, что я должен был развестись еще месяц назад, но теперь… Моя жена, ну точнее, моя бывшая жена… мы не живем уже три года. И вот сейчас она узнала, что у нее очень серьезная болезнь. Я не могу ее сейчас вот так бросить, - запинаясь проговорил Марат. - Ты же с ней три года не живешь, что может изменить свидетельство о расторжении брака? – возмутилась я. - Дети… Я опустилась в кресло. Почему он мне ничего не сказал раньше? Почему? - Они могут жить с нами, - прошептала я. - Ты не понимаешь! Это наши с ней дети. Они не примут тебя! Все слишком сложно! – выкрикнул он. Я закрыла лицо руками. Как мне ему сказать, что у меня будет ребенок. Что теперь будет? - Как мы будем жить дальше? – только и спросила я. - Как сейчас. А когда все решится, я разведусь. И мы сыграем свадьбу, - и Марат поцеловал мои руки. Я так и не решилась сказать ему о ребенке. Потом он стал пропадать в доме своей бывшей жены. Хотя почему бывшей? По документам она была настоящей женой. Он практически перестал бывать дома. Он даже не замечал моего изменившегося состояния, а я молчала. Когда мы на выходных поехали в магазин, меня стало сильно тошнить, он заволновался и отвез меня к доктору. Там-то все и открылось. Только в тот момент я не увидела радости. Его глаза потемнели, руки задрожали… - Как не вовремя этот ребенок захотел родиться, - покачал он головой. И в этот момент у меня началась истерика: - Ты же хотел ребенка! Ты же сам мне это говорил! - С тех пор многое изменилось… Не вовремя. А до скольки недель можно делать аборт? В этот момент у меня закружилась голова, и я медленно осела на стоявшее в коридоре кресло. Я чувствовала, что руки Марата меня подхватили, и больше ничего не помнила. Очнулась я на улице. Марат встревожено наблюдал за моим лицом. - Как ты? – заботливо спросил он, заглядывая в мои затуманенные глаза. - Не знаю… - прошептала я. – Не знаю. В тот момент я поняла, что мои мечты разбились. Прошел еще месяц, Марат все также пропадал у жены и детей. Практически перестал интересоваться моим здоровьем. Оказалось, что у детей появились психологические проблемы. Они стали бояться, что с мамой что-то случится. Папе чаще приходилось оставаться с ними. Но к «новой маме» они идти не хотели. И вот я решила уехать. Думала, что он поймет, как ему будет без меня плохо. Заберет меня, женится. Я осторожно собрала самые необходимые вещи. Я не думала, что уеду больше чем на месяц. Утром, проводив Марата на работу, я вызвала такси и поехала на вокзал. Я вернулась домой, напугав подругу Валю, которой сдала квартиру. Она осталась жить у меня, я ведь не думала задерживаться. Ночью я разрыдалась в подушку, но потом остановила себя, погладила едва наметившийся живот, и уснула. Вестей от Марата не было пять дней. И вот наконец-то раздался долгожданный звонок. Я почувствовала, что это он. - Ну что же ты не предупредила! – воскликнул он. – Я не знал где тебя искать! - Целых пять дней? – мрачно спросила я. - Да! - Да к кому я могла пойти в Москве? Ты же знаешь, что я могла вернуться только сюда, - горько выдохнула я. Повисло молчание. - Скоро я приеду. Жди меня. Просто сейчас не могу. У нее большие проблемы, дети не в себе… Я скоро… И раздались гудки. И потянусь дни, недели, месяцы. Малыш рос, давал о себе знать сильными пинками в ребра. Я пошла к своему бывшему начальнику и, поведав ему о своем не самом лучшем положении, расплакалась. Он принял меня на работу, помог достать вещи для малыша. Обещал держать место. Виктор Сергеевич тогда просто спас меня. Марат если и звонил первое время, то потом его звонки стали реже и короче. Казалось, что он боялся спросить о ребенке. Это была для него неприятная тема после того, как я, в очередной раз сказав «о неподходящем моменте», разрыдалась и наговорила гадостей. - Я скоро, - каждый раз повторял он одни и те же слова. Это «скоро» наступило в майские праздники, когда малыш уже собирался появиться на свет. Дождавшись новости, что у него родился сын, Марат сказал, что жена попала в больницу и с детьми быть некому, а ему надо срочно в Москву. Мы оформили свидетельство о рождении для нашего сына. Марат дал ему свою фамилию. Из роддома меня забирала подруга Валя и Виктор Сергеевич. - Ну, счастливый папа, забирайте своего сыночка! Красавец-то какой – просто вылитый Вы! – и медсестра подала Егорку моему начальнику. Виктор Сергеевич улыбнулся и крепко прижал его к себе. Он мечтал о детях, но у них с женой после пятнадцати лет совместной жизни не получилось. Так у моего сына появился крестный папа. Марат не объявлялся. Изредка высылал денег. Когда звонил, то разговоры были только о его тяжелой судьбе, о бедных детях и больной жене. Я стала привыкать к жизни с сыном. Раньше я была предоставлена только себе, а теперь… Столь непривычное состояние, когда все время отдаешь малышу! Я была счастлива своим материнством, но понимала, что мне надо еще больше стараться, чтобы мой малыш не чувствовал, что рядом с ним только мама. Мой начальник стал чаще бывать у нас. Егорка обожал его. Когда мы праздновали ему годик, он посмотрел на Виктора Сергеевича и сказал «папа». Тот прослезился и зацеловал крестника. Жене Виктора Сергеевича не нравилось, что он так часто бывает у нас. Но с другой стороны она понимала, что не смогла дать ему детей, а ему надо чем-то заполнять эту пустоту. Да и скандалы затевать ей не хотелось, куда она пойдет, если муж ее бросит. Ни работы, ни профессии – всю жизнь за спиной у мужа. А Виктор Сергеевич о нас не забывал. Когда я отказалась от финансовой помощи (у меня были сбережения), он стал привозить продукты и одежду для меня и Егорки. Я не знала, как реагировать на подобные знаки. Но отказываться тоже была не в силах. Летом я отдала Егорку в ясли совсем рядом с работой. Конечно, с помощью начальника. Когда я вышла на работу заметила, что ко мне совсем по-другому стали относиться на работе. Поползли слухи, что я сплю с начальником, что и ребенок тоже не от Марата, а от него… Я прибежала к Виктору Сергеевичу и попросила на время прекратить его приходы ко мне. Мол, я только хуже сделаю для его семьи. А он схватил меня за плечи и горячо поцеловал. Раиса вытаращила на Веру глаза: - И Вы стали его… - … любовницей, - закончила Вера. – Да, так и произошло. В тот момент мне так не хватало тепла и ласки. А он был таким заботливым, Егорка его называл папой. Наверное, я его любила какой-то особенной любовью, которая сродни благодарности. - А Марат? Неужели он перестал ездить? Как же сын? – Раиса подалась вперед и жадно внимала словам попутчицы. - Марат… Он появился совсем недавно. - Когда понял, что жить без Вас не может? – предположила Раиса. - Нет, когда понял, что жена его все это время водила за нос. Никогда она не болела. И детей подговаривала, угрожая тем, что папа навсегда от них уйдет и все игрушки и книжки заберет для другого ребенка. А их отдадут злой мачехе, которая будет заставлять их убирать, стирать, готовить, а спать они будут в подъезде. - Какой кошмар! Неужели мать может такое говорить собственным детям? – всплеснула руками Раиса. - Может, когда она одержима боязнью навсегда потерять мужчину. Это ненормальная любовь, - заключила Вера. - А когда снова пришел, чего хотел? - Вернуться ко мне. Видеть сына. Но это уже другой человек, не тот, которого я помнила и любила. А сын с ним общаться не захотел. - А начальник? Что было с Вами дальше? - Много всего. Он хотел уйти от жены, оставив ей квартиру и назначив содержание, но я была против. Она хорошая женщина, даже приходила ко мне, плакала. Молила, чтобы я мужа не забирала, что он – единственное, что есть у нее в жизни. Скажи я Виктору, что хочу выйти за него, он бы оставил жену. Но я запретила. А еще он старше меня на пятнадцать лет, и как-то сказал, что надо искать себе мужа помоложе. Потом Егорку отдала в школу. Он стал ходить в спортивную секцию по легкой атлетике. И вроде сказали, что у него талант. С двенадцати лет стал ездить по соревнованиям, медали привозил. Виктор Сергеевич очень им гордился. Его жена смирилась с нашим общим незавидным положением и даже стала звать Егорку в гости по выходным. А потом сын закончил школу, поступил учиться в Москву. Его там с атлетическими медалями просто с руками и ногами забрали учиться. Вот как раз в командировку еду и его проведать. Скучаю. Вот, думаю, перееду в Москву. Заодно разорву отношения с Виктором. - Так Вы до сих пор вместе? – подняла брови Раиса. - Да. Даже не знаю почему. Меня уже тяготит эта связь. Я ему благодарна. Но другого мне хочется. Хочется той страсти, что была с Маратом! Я никогда не забуду тех волшебных месяцев с ним. Сочи… Те цветы и поцелуи! Боже, да я эти восемнадцать лет спокойной и размеренной жизни с Виктором отдала бы за месяц жизни с Маратом. Эти воспоминания у меня никто не отнимет. То, что не сложилось потом, – не важно. Та яркая вспышка дала мне силы вырастить сына, стать той, кто я сейчас. Я любила Марата всем сердцем. Я забыла все его обещания и уверения, я простила его слова о «ребенке не вовремя». Если бы я тогда не влюбилась, кто знает, может, не ехала бы сейчас к сыну в Москву. По крайней мере, я бы точно не родила бы ребенка тогда, на рассвете своей карьеры. Только бросившись в омут любви, я позволила себе отклониться от запланированного курса. Я достигла всего потом. Ушла из конторы Виктора, открыла свое агентство. Работаю с иностранцами. - А неужели не хочется домашнего тепла? Ну, с мужем фильм по телевизору посмотреть, пообедать дома горячим борщом? – Раиса с нескрываемым удивлением смотрела на веру. Нет, не смогла бы она так. - Я привыкла сама. Не хочу я половину счастья. Я хочу пусть короткую, но бурную любовь! Чтобы дух захватывало! Чтобы днем звезды были в небе! Чтобы каждый поцелуй – как первый! - Вера, да куда нам уже. Я вот уже внука жду. Да и вы уже не девочка. Где ж сыскать мужика, чтоб он в сорок пять-пятьдесят был способен на такую страсть? Вот на своего посмотрю – да он уже и не просит. Прошло наше время. За стиркой да уборкой, - вздохнула Раиса. - Не прошло, Раиса, не прошло. Человек сам выбирает свою судьбу. Только иногда чуть-чуть теряется. И рада я, что Марат тогда встретился мне на пути. Он перевернул мою жизнь, заставил меня хотеть большего. На его поступке я выросла. Кто знает, где бы я была, если бы не он. - Как в фильме «Москва слезам не верит», - заметила Раиса. – Помните, как этому оператору Катя сказала? Эх… Разные мы с Вами все-таки. А мне вот и вспомнить нечего. Как-то все вроде и хорошо было, а вспомнить нечего. Не видела я звезд днем. И дух у меня не захватывало. Но не смогла бы я одна. Без мужика я бы никак. - Нет таких испытаний, которых человек не смог бы перенести. Судьба не дает больше, чем в силах пережить каждый из нас, - заключила Вера. - Ох и засиделись мы. Уже и спать не к чему. Рассвет занимается, - и Раиса начала собирать остатки ужина в пакет. Вера достала косметичку, осторожно, стараясь попадать в такт движениям поезда, сделала легкий макияж, причесалась. Раиса все поглядывала за попутчицей, постоянно возвращаясь к сказанным Верой словам. Сильная женщина, - подумала она. Тут она развернулась к попутчице и спросила: - Вера, а Вы счастливы? Вера улыбнулась: - Конечно. - Ну неужели те несколько месяцев с Маратом и разрыв нисколько не сломали Вас? Неужели то время было таким прекрасным? - Да, Рая! Да! Кто-то выпивает чашу сразу и до дна, а кто-то долго и понемногу смакует, разбавляет. Количество одинаковое, а концентрация разная. Как со спиртным. Можно выпить залпом и опьянеть, а можно разбавить – и будто не пил. А результат один: спустя какое-то время ощущения одинаковые. Вера сложила вещи и посмотрела прямо в глаза Раисе: - А вы счастливы? Раиса оставила вещи, повернулась, чтобы ответить. Но слова застряли в горле. Поезд замедлял ход и медленно подъезжал к вокзалу. Женщины двинулись к выходу. Раису встречали дочка с зятем. Маленького росточка беременная Маша прыгнула к маме на шею: - Мамочка, как хорошо, что ты приехала. А то мы и с ремонтом не успеваем. Да и вообще мне страшно как-то рожать. Когда я буду знать, что ты рядом, мне будет легче, - и они направились к выходу. Веру встречал Егор. У него в руках был огромный букет желтых роз, которые она так любила. Молодой человек обнял маму, расцеловал и сказал: - Как же я по тебе соскучился, моя родная! Вера оглянулась и на мгновение встретилась глазами с Раисой. На секунду обеим на ум пришли строчки из вчерашней песни Макаревича:
«И оба сошли где-то под Таганрогом, Среди бескрайних полей. И каждый пошел своею дорогой, А поезд пошел своей» . |