любовь, не выложенная до конца зашитая двумя стежками в чёрный целлофан отправленная скорым рейсом к праотцам обыгранная сотни раз наивными стишками в который раз налитая в стакан живёт себе, фальшиво припеваючи на траурной кайме затерянных могил
мой первый снег осел, его помяли жалобным теплом давно не дышащий в углу весны апрель распределяет жизнь, улыбку, взгляд – всё то, что списано давно на слом в чернеющий провал статистик, что медленно, недрогнувшей рукой мне пишет глупая разлука наугад на с осложнением больных бесцветностью осенних листьях - падение назвавшие игрой за неимением фантазии назвать этюдом весну, шагающую с тростью– стоянку умирающих снегов, где каждый вздох – ничей, где ожидание становится привычкой и вниз летят уже растаявшие капли слов,
навеки замурованные в штампы – что оттиском из чёрных несмываемых чернил невидимыми стали а нам бы из последних сил рвануть в остывший полумрак зашторенных окон печали и заживо замуровать себя в её неведомом прохладном равнодушье
но, знаешь, ты мой нищий в глаза не глядя, я кладу в твою ладонь пятак а ты – «возьми моё удушье – одиночество. мне без него никак. и для него я – никогда не лишний».
|