Достало! Сколько можно так жить?! Ни света, ни радости, ни счастья. Лишь боль, горе, скука и бесконечные унижения. Прихожу с работы утром, сразу же в душ, смываю с себя остатки грязных, похотливых рук клиентов, которые за ночь излапали всю, буквально каждый миллиметр тела. Затем забираешься под мягкое, теплое одеяло, в уютную кровать, сворачиваешься калачиком, принимая позу человеческого эмбриона в утробе матери; становишься похожей на кошку, пытающуюся согреться. В сознании всплывают какие-то воспоминания: приятные, но режущие сердце тупым иззубренным ножом. Где, черт возьми, то светлое будущее, что было так близко, когда заканчивала школу? Где тот принц, который, я была уверена, будет ждать движения моей брови, чтобы свернуть горы ради меня одной? Где все это? В какой яме гниет? Вместо этого лежу в темной грязной квартире, на грязной постели, которая, тем не менее, кажется мне самым лучшим и приятным местом в этом чертовом мире. Несколько часов сна, поесть, отдохнуть, сходить в магазин за продуктами, к одиннадцати снова на работу, снова отдаваться за деньги, хотя эту роль прекрасно исполнила бы резиновая кукла, что продается в специализированных магазинах за меньшие деньги, а выполняет те же функции, что, по сути, и я. Сон забрал меня в страну, где я была не дерьмом на асфальте, а Человеком, Личностью. Там я была любима и могла любить. Там был рай… *** Ступаю босыми ногами по мокрому холодному асфальту, не обращая внимания на крохотные камешки, что больно кололи ступни, иду по улице. Моросит дождь, так приятно подставлять лицо его каплям, которые смывают всю боль и грязь, которая налипла за долгий, будто бы не собирающийся никогда не закончиться день. Даже от самых простых, обыденных, приевшихся до свода скул, вещей можно получать удовольствие… нужно только захотеть… Мимо протекает толпа. Плотная безликая масса, которая, кажется, только и может двигаться по улице, вдоль серых стен домов. Гвалт, шум шли с ней рядом. Некоторые смотрят на меня своими незрячими глазами, пытаясь разглядеть душу, а видят лишь тело. Я иду, мимо них. Мне весело, на лице играет улыбка, глаза горят. Мир обрел цвета, стал таким прекрасным, что захотелось зажмуриться от удовольствия. Еще и капли дождя падающие на лицо. Начало даже казаться, что мир это не такая уж выгребная яма, как думалось раньше. Во сне он выглядит как прекрасный сад, полный интересных и неизведанных уголков. Во сне… …во сне я могу быть кем угодно, даже чем угодно. Хоть свободным ветром стану и буду летать меж зданий и деревьев, куда захочу, когда захочу. Хоть кошкой можно стать. С детства обожаю этих милых, так мало от человека требующих, созданий. Им всего лишь нужна ласка и любовь. Создатель заложил эту способность – дарить любовь и быть любимым – в каждом существе, что населяет Землю. Но люди по своей неугомонной привычке все портить, даже здесь смогли нагадить. Умение любить было настолько опорочено лицемерием и жаждой денег и власти, что стало роскошью, доступной далеко не каждому человеку. В этом плане, думаю, я была богата. Но кому нужна моя любовь? Кому нужна я? Никому. …во сне я могла быть одна. Совсем-совсем. Никому ничего не должна, принадлежу только и исключительно себе, даже сука-сутенер не имеет надо мной власти. Просто потому, что в этом мире даже такого грязного и отвратительного слова нет. И не было. И не будет. …во сне мир видится идеальным. Он не имеет шероховатостей и углов, присущих реальности. Все лини плавные. Мир как будто бы слега смазан, такое чувство, что он стремится закрутиться в спираль. Необычно и красиво. Но это все во сне, в моих глупых, никому ненужных, кроме меня самой, мечтах. Кому в нашем стремительном мире денег и информации, мире потребителей, нужны чувства? Они же мешают, отнимают время, делают людей слабыми. А во сне все наоборот. Во сне мир прекрасен именно потому, что все вышеназванное там есть. Есть еще много чего, чего нет в реальном мире, но всего не упомнишь. Во сне есть все… Волшебство мигом пропало, будто кто-то плеснул на картину гениального художника ведро кислоты. Я открыла глаза, сердце сжалось от горькой мысли, осознания того, какая сраная у меня жизнь. Но судьбу не выбирают… *** Когда увидела все ту же комнатушку, грязную и темную, сердце пронзила боль. В глазах показались слезы, но не от жалости к себе. Нет. Слезы душили меня от злости на этот жестокий несправедливый мир, который сломал меня, не дал поддержки и опоры, когда я в этом особенно остро нуждалась. Встала, подошла к вешалке у двери, на которой висело старое серое пальто. Достала из кармана сигареты и зажигалку. Закурила. Как только затянулась, ощутила некоторое облегчение. Все насущные проблемы и тревоги словно бы отступили на пару шагов, в тень вон в том углу. Стоят и ждут. В приступе накатившей ярости кинула в них туфлю. Но она ударилась об стену и беспомощно, даже как-то жалко, упала на пол и так там и осталась лежать. Плевать, потом подберу… Докурила сигарету, взяла еще одну. По две я курила крайне редко, поскольку потом все время мучила головная боль и жуткий кашель – прокуренные легкие давали о себе знать. Другой бы на моем месте задумался о своем душевном и физическом здоровье, а мне было все равно. К тому же объяснение этому ждало меня каждый день в одиннадцать вечера на обочине одной из центральных улиц нашего захолустного городка. Сжечь бы его! Посмотрела на часы. Старые электронные, советские. Зеленый цифры показывали двадцать один. Полтора часа еще были в моем распоряжении. Потом пальто, красивое белье, которое свое тошнотворной красотой и нелепостью больше походило на маскарадный костюм. Оденусь, сигареты с зажигалкой в один карман, пачка презервативов – в другой. Запереть дверь, вроде защита от посторонних, но воровать-то абсолютно нечего, такую рухлядь даже на помойке в наше время не увидишь, не говоря уж о жилых домах. В общем, это было чисто рефлекторно, мне было все равно, украдут у меня что-нибудь или нет. Потом заснеженная улица, притоптанный сотнями ног снег тротуара с пятнами крохотных катков - весело кататься, но радость секундная. И вот она, улица. Даже – Улица, с большой буквы. Ничего особенного, просто дорога, по бокам которой фонари, на обочине вереница молоденьких и не очень девушек. Просто стоят, как коробки конфет на полках магазина. Понравилось – бери и ешь. Отвратительно. И так с незапамятных времен, не зря ж древнейшая профессия. Но до этого еще полтора часа. Пока сходила, умылась, заварила кофе, выпила с куском белого вчерашнего хлеба и двумя ломтиками колбасы. Голод утолит только на время, потом придется терпеть, деньги все идут на погашение бесконечных долгов – даже за такую халупу приходится платить деньги и притом немалые, по крайней мере, для меня. На еду практически не хватает. А секс отнимает много сил, которые нужно постоянно восполнять. Вернулась в кровать, закуталась одеялом, стараясь хоть как-то сохранить ускользающее тепло, которое вытекало, как вода сквозь пальцы. Как же холодно! Задрожала. Встала, надела шерстяные носки, купленные прошлой зимой на местном рынке. Помню, их продавала сухонькая бабушка, которая, наверное, еще царя видела, добрая такая, милая. Стояла в тридцатиградусный мороз в старой шубе, валенках, на голове шерстяной платок и бойко так, весело, словно и не помирать скоро, и не платить каким-то образом плату за квартиру, которая почти совпадала с пенсией. Меня это очень сильно поразило. Помню, как стало противно по отношению к самой себе. Я, молодая, здоровая, вся жизнь впереди, и на душе так скверно, что хоть в петлю лезь. А напротив стоит бабулька. Ей лет под сто, у нее склероз, артрит и прочие старческие болезни. Но она радуется каждому мгновению, каждому вдоху, каждому лучику солнца, прыгающему на сморщенном, как старая картофелина, лице. В носках вроде теплее стало. Лежала под одеялом, закутавшись почти с головой, и рассматривала небо за окном. Серое, хмурое, как лицо алкоголика с похмелья, нависшее над землей, как дамоклов меч. Чуть-чуть почернеет от переполняющих его людских грехов и рухнет на землю… Сама не заметила, как уснула… *** Опять мокрый асфальт, моросит дождь, такой приятный, такой родной. Шлеп-шлеп по лужам. Я кошка. Иду сквозь постоянно двигающийся лес человеческих ног. Они меня не замечают, словно и нет меня. А я только рада. Проскальзываю меж ног-стволов, как тень или лучик солнца. Не видят – отлично. Пусть думают, что меня не существует, так свободнее дышать. Никто не держит, никто не смотрит, никто не слышит. Тебя нет ни для кого, ни для чего. Совсем одна, принадлежу только себе и больше никому. Прелесть. Если б всегда было так… Хорошо, наверное, ветру. Носится себе среди серых домов, серых людей, серого мира. Его, правда, все чувствуют, но влиять не может никто. Не зря же говорят «свободный как ветер». А я кошка. Маленькое черношерстное создание, которое нуждается в ласке и заботе, которые я не видела с самого детства и там, в другой жизни, когда была слабым человеком. Сейчас я кошка. Самая обыкновенная - самая счастливая… *** Зло, грубо, громко проорал будильник, вырывая меня из прекрасного мира сна. Тварь! Ударила ни в чем, по сути, неповинный прибор. Он слетел на пол, но не сломался. Крепкий, зараза! Так и остался лежать рядом с кроватью, никому не нужный. Почувствовала в себе что-то вроде жалости к этой вещице, но подавила в себе это чувство, посчитав безумием. Пусть валяется, гаденыш, пока не вернусь – заслужил… Накинула пальто на плечи, вышла из квартиры, по привычке заперла ее за собой, сбежала по лестнице, рукой распахнула дверь и шагнула в серый мир. А на улице было красиво. Голые деревья, утопающие в вечернем сумраке, свет фонарей, искрящийся в сугробах и вальяжно падающих снежинках. Вечер больше подходил для свиданий, чем для работы, особенно моей. Улыбка, завладевшая было моим лицом, куда-то уползла до лучших времен. Я нахмурилась и, накинув на голову капюшон, опустив его на глаза, чтобы прохожие не смогли случайно увидеть кусочек души, зашагала прочь. Скрип под ногами, следы моих ног словно пытались меня догнать. Четно, разумеется. Со стороны я, уверена, была похожа на смерть – черное пальто, капюшон, скрывающий глаза… не хватало только косы и отсутствия кожи на костях. Немногочисленные прохожие, которых я встретила, смотрели на меня, как смотрят на чумных: с опаской и злобой. Они ведь даже не знают меня, а уже ненавидят! И люби после этого каждую тварь, что населяет Землю: от навозной мухи до человека! Если любишь кого-то неизбежно надеешься на взаимность, но когда ее не встречаешь, то поневоле начинаешь задумываться, что что-то не так с тобой. Поэтому и наплевала на мнение людей, которых абсолютно не знаю. Любят, не любят - черт с ними. Я такая, какая есть, если не нравлюсь, то это ихние проблемы. От злости, вспыхнувшей внутри, даже пнула снег на вершине сугроба. Маленький звездопад расцвел над тротуаром… До той улицы было примерно пятнадцать минут ходьбы. Жить под боком гнилого места, скажу я вам, очень неприятно, особенно если ты часть его. Рядом прошла девушка в белой пушистой шубе натурального меха. На пальцах блестели кольца. Вот у нее есть очень-очень богатый покровитель, который не жалеет денег за то, чтобы она ему отдавалась. По идее, он явно запретил выходить на панель, но она, по-видимому, слишком жадна и алчна и решила подколымить. Если тот богатей узнает – ей, вряд ли удастся выжить. Богатые люди очень часто еще и жестокие, так как деньги зарабатывают незаконно. Мысли мелькали в голове, а сердце никак не реагировало. Ну, убьет ее любовник, мне- то что? Я не она. Как ей плевать на меня, так и мне на нее. Лично меня одиночество устраивало. Еще бы были деньги, чтобы не зарабатывать их таким унизительно-омерзительным способом. Не очень приятно заниматься любовью с пьяным вонючим неудачником (это средний тип клиентов). Очень-очень неприятно, даже если все это происходит на огромной мягкой постели, на чистом белье, в роскошном отеле. Такое чувство, что совокупляешься в свинарнике со свиньей…ужас… Представила себе эту картину, и передернуло от отвращения. Но не было времени морщиться – я пришла на работу… Все до боли знакомо. Со времен моего первого здесь появления абсолютно ничего не изменилось. Та же цепочка женщин, уставших, поломанных жизнью, а некоторые еще и клиентами, которые, бывало, ломали руки и ноги, тех, кого только что имели. Они после этого, правда, далеко не уходили. Наш сутенер, рабовладелец, по сути, и его качки просто-напросто убивали грубых клиентов, тела прятали в багажник старенькой «Волги», вывозили за город и выбрасывали на городскую свалку. Мол, чайки и вороны съедят. То же самое могло произойти и со мной или с любой другой проституткой, если мы вдруг недодадим доли или решим «уйти из бизнеса». Такая смешная фраза, что ужас охватывает… Ноги слабеют, словно не хотят, чтобы я шла туда, в этот ад. Так каждый день, уже привыкла, но сегодня я чуть было не упала от накатившей внезапно слабости. Как будто месяц работала без еды и отдыха. Вот так каждый день через силу, держась за счет воли и нечеловеческого упрямства, выхожу на работу, чтобы дарить людям за крохотные деньги свое тело. А оно ведь не вечно и дается единожды за жизнь. Хотя потом все равно смерть, что дорожить тем, что умрет, исчезнет, растворится в водах реки времени? Тело настолько в грязи, что не отмыть и тонной мыла, можно даже не стараться. А раз тело грязное, то и душа не чистая. Но я-то и не претендую на титул ангела… Цепочка девушек все ближе и ближе. Здесь еще далеко не все, но и тех, что пришли, довольно-таки много. Перед ними прохаживается сутенер: маленький, почти коротышка, одетый в норковую шубу, с толстой, два пальца толщиной, золотой цепью на шее. На обочине припаркован его лимузин, длинный и белый, сверкающий в свете фонарей. Заниматься сутенерством, судя по всему, было весьма и весьма прибыльным бизнесом, но, как и половина таких дел – незаконным. -Надо же, вовремя сегодня, - брюзжание сутенера задолго до того, как я к нему подошла. По бокам двое громил с пистолетами за ремнем, обернулись ко мне с каменно-тупым выражением лица, узнали «свою», хотя ей я никогда не являлась, и, потеряв ко мне всякий интерес, отвернулись. Их взгляды, скрытые темными очками скользили по цепочке проституток. Другая бы подумала, что их глаза светятся возбуждением и похотью, но только не я. Сомневаюсь, что эти идиоты могли испытывать даже такое животное чувство, как это. Я даже не посмотрела на сутенера. Во-первых, он бесился, когда на него смотрели сверху вниз, а это при моих ста семидесяти пяти сантиметрах было неизбежно, так как он-то доходил мне до груди. Во-вторых, на этого червя, на эту движущуюся кучу дерьма, смотреть не было никакого желания. Прошла мимо него, скорчив гримасу отвращения. Это его взбесило, хотел было отвесить пощечину, но не смог дотянуться, в отместку с силой ударил по заднице, так, что даже прижгло. Скотина! Ответить не могла, иначе его громилы меня бы так избили, что неизбежно остались бы синяки на лице. А когда клиенты выбирают, то смотрят и на лице в том числе. Это потом оно становится вторичным и ненужным… Встала рядом с давней подругой. Пожилая, лет под сорок женщина, избитая жизнью так, как никто другой, ВИЧ-инфицированная. Ей осталось жить пару месяцев, но она все еще выходит на работу, словно собираясь захватить с собой в тот, несомненно, лучший мир как можно больше народу. У нее были давние счеты с этим миром и этой жизнью. И хоть ни один человек не имел права забирать жизнь другого, я искренне желала ей успехов. Большинство наших клиентов не заслужило права на жизнь. Уж в этом-то я была уверена как никто другой, на себе все-таки испытала… -Скоро умру, - внезапно и без предисловий сказала она. – Во сне уже вижу смерть: в черном балахоне и костлявая, такая нелепая, как из мультика. Вряд ли она такая на самом деле. Думаю, она вообще не имеет привычного для человека образа. Как я тогда узнаю, когда она за мной придет? Ты как думаешь? – повернулась ко мне, в глазах мольба о помощи. А у меня ни миллиграмма желания кому-то помогать. Мне б кто помог! -Не думала б ты о смерти, пока стоять можешь, а не прикована немощью к кровати. Не дело это, - единственное, что пришло в голову. Все ж таки она – самый близкий человек во всем мире. Родители в прошлом году сгорели в собственном доме на другом конце страны. Папа курил пьяный и уснул. Сгорел сам и жену, мою маму! прихватил с собой. И где после этого справедливость? Гниет в яме с отбросами, на городской свалке рядом с трупами тех, кто помешал разного рода бандитам. Если она – справедливость - вообще когда-то существовала… Она отвернулась. В глазах отчаяние и слезы. Мне тоже было не лучше. Слезы подступали к горлу, сердце заныло. Все ж таки не плевать мне на весь мир. Один человек, жалкий на вид, но очень близкий духовно, мне дорог. И скоро умрет. Только обретешь надежду, как ее кто-то вырывает из рук. И так постоянно. И люби после этого мир… Закрыла глаза и на удивление быстро другой мир, намного добрее и красивее этого, но, если смотреть на вещи трезво и беспристрастно, далеко не идеальный, утащил меня в свои объятия. Я не препятствовала… *** Снова кошкой на мягких лапах бегу по мокрым лужам, по трясинам грязи. Нежные лапки перепачканы, потом будет очень трудно их очистить, а уж если засохнет, то придется ходить в природных сапожках. Тяжелые и грубые, не самая приятная обувь – уж больно стесняет движение, стесняет свободу. А для меня это недопустимо, смерти подобно. Люди-тени, брызги машин, несущихся по лужам сбоку от тротуара, толпе плевать, хоть грязь и попадает на их одежду. Толпа словно заведенная идет себе вперед, как на эскалаторе в метро поднимаешься вверх, так и тут идешь в строго зафиксированном направлении. Ни свернуть, ни покинуть бесконечный поток. Ни свободы, ни воли, ничего. Пустота, ни мысли, ни даже ее тени, не говоря уж об эмоциях. И я. Как лучик света в темной комнате, как камушек, брошенный в безупречно гладкое зеркало озера, от чего оно все идет волнами, движется и шевелится, словно живое существо. Могла бы в любой момент осветить этот мир своими большими зелеными глазами, даже глазищами, вмиг окрасить эту серость. Но зачем мне это, если в результате наткнешься на непонимание, если впоследствии в тебя полетят камни из рук тех, кого спасла? Зри в корень и удастся избежать многих неприятных для тебя же самого вещей. Платить злом за добро, насмешкой и презрением за искренность и недоверие – все это навязал человеку современный мир, мир информации, денег и карьеры, иллюзорного самосовершенствования. И пусть все религии, нравственные учения и нормы морали порицают, укоряют и сжигают меня на своих кострах, защищая свою догму. Пусть. Мне все равно. Я кошка! Я свободна! И я живу! *** Удар. Кто-то с такой силой отвесил мне пощечину, что, я думала, голова слетела с плеч. На месте осталась. Спасибо и на этом. Открыла глаза. Один. Второй пострадал от удара и опух, открывать было больно, поэтому смотрела на мир одним глазом, как пират из книжек. Ударил один из громил моего сутенера. Тот, что пониже и поуродливей. Хотя оба они выглядели так, будто были жертвами экспериментов сумасшедшего пластического хирурга. Была бы парнем или был бы у меня прямо сейчас пистолет, то, не задумываясь, всадила бы ему полю в живот,… чтоб мучился… Невольно бросила взгляд ему на пояс, туда, где блестела полированная рукоятка его шестизарядного револьвера. Резко выхватить, взвести курок, ткнуть в толстое брюхо телохранителя и выстрелить раза два-три, чтоб все кишки прострелить. Сама удивилась своей жестокости, внезапно нахлынувшей кровожадности. Отнесла все на негативное воздействие этого мира. Не было бы страха перед смертью, думаю, уже бы выстрелила громиле в его жирное, без грамма мускул, брюхо. -Эй! – голос прорвался через какую-то пелену. По-видимому, в ухо мне кричали давно и упорно. Подруга. Вот, докричалась. Этот чертов мир снова принял меня обратно, целиком и полностью. - Очнись, ты под кайфом что ли? – трясут за плечи – болтаюсь, словно марионетка в руках неумелого кукловода. – Да очнись же! -Что? – в глазах какая-то муть, в голове неприятно пусто, словно не было только что таких ярких кровожадных видений убийства одного из телохранителей. Это вообще мои мысли были или какого-то дьяволенка, что каким-то образом поселился во мне? -Там… это…клиент тебя просит, - пробурчала подруга, старательно отводя глаза. Стыдно сказать вслух, что, мол, иди, там тебя уже купили, осталось только отдаться, чтобы не приговорить к смерти, ибо желание клиента почти закон. Почти, потому что я должна делать только то, что относится к «плотским услугам». Тот громила, что ударил меня, толкнул меня в плечо по направлению к дорогой иномарке, стоявшей на обочине. Легонько толкнул, в меру, так, чтобы не полетела лицом в сугроб, а приняла верное направление. На удивление, вспышки жгучей ненависти и образы убийства обидчика в голове не возникли. Дьяволенок затаился? Или я приняла этот мир, впитав в себя его жестокость и порочность, став его частью? Не хочу так!!! Нет! Я против! Не хочу! Отпустите меня! Как там кто-то сказал? Остановите Землю – я сойду… С каждым шагом подходила все ближе и ближе к белоснежной, почти не отличимой от снега иномарке, из бокового окна, которой торчит лысая голова моего клиента, моего покупателя. Не забывайте, я товар, надувная кукла из секс-шопа. Подошла к машине. Красивая. Чего не скажешь про ее владельца. Лысый, глаза мелкие, короткие усики над тонкогубым ртом, усеянным золотыми, блестящими в свете фонарей зубами. Глаза горят похотью и желанием, буквально пожирая меня. Захотелось врезать этому возбужденному уроду по роже, лишь бы смыть эту неприятную, вызывающую ассоциации с рвотной массой, улыбку. -Покажи мне свое тело, красотка, - голос человека, который привык, что ему все приносят на блюдечке с голубой каемочкой. Я распахнула полы плаща, под ним было лишь кружевное, ненавистное мне, нижнее белье. Ветер провел незримой холодной рукой по телу, выступила гусиная кожа. Как только он попытался потрогать мой живот, поспешно запахнула плащ. И автоматически, совершенно против моей воли, спросила, на какое время он меня хочет. Вместо ответа этот богатенький урод залез в карман, достал толстый, буквально рвущийся от денег, бумажник. Хрустящие доллары еле-еле поместились, их там, наверное, было около тысячи бумажек… -Сколько времени можно провести с тобой за вот эти вот деньги, красотка? – нездоровая улыбка. Маньяк, блин. Стало страшновато. Если откажусь, то потеряю такие огромные деньги, сутенер потом отправит в последний путь до помойки высшим классом в багажнике «Волги». Если же соглашусь, то, боюсь, за такие-то деньги мне придется неделю провести с ним, не вылезая из постели и только и зная, что отдаваться ему. Опять чертова возможность выбора, данная нам Богом, как символ свободы. Ага, свобода. Посмотрела бы, я на того, кто скажет так, когда будет стоять на моем месте. Что ж делать-то?! -Решайся! Че мнешься-то, не целка ж, - голос стал похож на лаянье собак, резал слух. Обернулась и посмотрела на сутенера. Он показал рукой на машину и затем провел пальцем по шее, как ножом по горлу. Или в ад, или в ничто… Шаг, навстречу открывается белоснежная дверь, лысый урод, протягивая руку, помогает мне залезть внутрь. Кавалер чертов! Нужны мне его манеры. Дверь закрывается. Назад дороги нет. Прощай мир, прощай небо, прощайте. -Трогай! – сказал он водителю, и машина, шурша шинами по снегу, двинулась с места, поехала. Дорога в ад… Закрыть глаза. Отрешиться от мира, умереть здесь, возродиться там, кошкой, у нее ведь девять жизней. Не получается! Его руки ползут по ноге, выше и выше, пальцы как пауки. Мерзость! Сознание тонет в приступе отвращения, и я падаю. Ветер воет в ушах, но недолго. Снова дождь, снова улица, снова я… кошка… *** Мокрый асфальт холодит лапки. Приятное, необычное, веселое ощущение. Так хочется петь, играть, танцевать, веселиться. На мутный серый поток сбоку уже не обращаешь внимания, будто это не люди, а стена. Вон их тут сколько, одной больше, одной меньше - какая разница? Зачем обращать внимание на плохое, злое, негативное, если в мире столько хорошего, доброго, светлого? Прыг-скок по лужам. Брызги взмывают вверх, словно силясь слиться с небом, со своей матерью. Одновременно солнышко выглянуло из-за тучи, осветило тротуар, лучики пронзили капельки, и над мокрым асфальтом повисла цветная улыбка, радуга… Вот красотища! Кажется, что готова провести вечность просто наблюдая эту радугу. Чудо прямо перед тобой - можно пощупать, понюхать, лизнуть маленьким розовым язычком, словом, сделать все, что душе угодно. Люди-тени из толпы не замечают ее, проходят мимо. Вот кто-то попытался повернуть голову. Видимо, не совсем безнадежен. Но сзади-то напирали, давили всей мощью толпы, что шла за этим несчастным. Либо он повернулся бы, либо остался бы без головы. Выбрал первое… Обратила на это внимание и тут же забыла. Что мне эти призраки, если я счастлива? Зачем мне чужое горе, если мне хорошо? Оно ведь может испортить все волшебство, порвать ту тонкую ниточку, что связывала меня с Небом, которые словно бы подпитывало мое счастье дождем. Серые люди, конечно, даже и разницы не заметят, так и будут двигаться прямо, без каких-либо поворотов. Пока не упадут в пропасть, в которой лишь пустота, залитая белым-пребелым светом. «По инерции в облаке света неживые шагают тела»… *** Тело пронзает противное чувство, и я открываю глаза. Лимузин, заднее сиденье, я голая, а рядом этот лысый извращенец, пытается расстегнуть молнию брюк. Другой рукой тянется к груди. Скотина! Касается ее. Как будто гусеница по телу ползает. Отбрасываю его руку. Он хватает меня за волосы, второй рукой все еще снимая брюки. Я пинаю его ногой в живот. Даже ногой касаться донельзя противно. Не думала, что обладаю такой силой. Он отлетает к противоположному окну. Стукается головой о стекло и безвольным кулем валится на пол. Дальше все происходит как в кошмарно сне. Сильный удар бросает меня вперед. Я больно ударяюсь головой о потолок, падаю на пол и на несколько минут теряю сознание. Когда открываю глаза, вижу над собой Его. Глаза горят возбуждением. Он во мне!!! Хотела пнуть, но его правая рука, бывшая вне поля моего зрения, слегка повернулась, и я почувствовала у горла острие раскладного ножа. Слегка нажал, чтобы я смогла почувствовать остроту лезвия. Как бритва. Мне же хуже. -Лежи не рыпайся, шлюха! – угрожающе прорычал он. Тут только ощутила, что машина стоит. Пахнет дымом. Если учесть, что чуть ранее был удар, то нетрудно предположить, что мы попали в аварию. Наверняка, водитель засмотрелся на меня, голую, и не заметил или столба, или впереди стоящий автомобиль. В результате, мы врезались. От еще одного удара, клиент очнулся и накинулся на меня, пока я валялась без сознания. Извращенец! Машина вот-вот взорвется, а он удовлетворяет свою похоть. Лишь бы было хорошо, а остальной мир пусть хоть в ад к чертям катится! Взрыв, пламя слизывает кожу с костей, от меня остается лишь тень… *** Тень посреди бескрайнего мира, залитого ослепительным белым светом. Черная фигурка, утопающая в этой кристальной чистоте. Маленькая, беззащитная точка посреди бесконечности. Одинокая, но свободная. Далеко впереди появляется черная дверь. То ли она движется ко мне, то ли я к ней бегу. Так или иначе, она приближается, с каждой секундой становится все больше и больше, пока не вырастает передом мной огромной черной-пречерной аркой, высотой в четыре или пять человеческих ростов. Словом, громадная. Я делаю шаг и ощущаю знакомый уже рев ветра в ушах. Падение, вспышка света в слепых глазах и… …я открываю глаза, как будто впервые. Не знаю, как это было у меня, но вот сейчас я уверена, что смотрю на мир новыми глазами. Отличие всего одно. Мир обрел краски. Серости нет вообще. Вместо него все цвета радуги, перемешанные чье-то безумной рукой так, что непонятно из каких цветов состоит местная палитра. Но я в восторге. Новое все время притягивает. Особенно, если это новое не хорошо забытое старое. Шлеп-шлеп по лужам. Моросит дождь. Я иду по улице. Вокруг люди, не серый поток, а люди. Живые и цветные. Кто-то потрудился их раскрасить. Но если бы даже они были серые, я бы не сильно расстроилась. Я иду среди них, но почти никто на меня не обращает внимания. Я кошка, маленькая, пушистая, с черной, как смоль, шерсткой. Самая обыкновенная – самая счастливая… |
Администрация // Объявления
