I.

– Должен вам сказать, капитан, что в вашем отряде очень низкая дисциплина, – барон Яктук показал на солдат, игравших в кости, – Им что, делать больше нечего?

– Барон, скажите, чем я должен занять солдат, свободных от работ по уходу за лошадьми, готовке пищи и не занятых в дозоре? – Паджеро удивлённо посмотрел на Яктука, – Устроить им строевые занятия, учения или тренировочный бой на мечах?

– Это ваше дело, но будь я на вашем месте, не допустил бы такого падения дисциплины. Я всегда считал, что среди солдат слишком много бабников, игроков и пьяниц.

– И какой же вы предлагаете выход? – спросил подошедший Морон, – В дворцовую стражу отбирают лучших солдат по всему Раттанару.

– Если эти лучшие, то каковы же остальные?

– В любой группе солдат всегда найдётся и пьяница, и игрок, и бабник, – Паджеро недоумённо пожал плечами, – Вы, барон, не знаете этого, так как никогда не служили в армии.

– В любой группе, говорите, капитан? – это подошёл Инувик, – А если солдат всего один?

– Значит он и пьяница, и игрок, и бабник, – Паджеро дерзко посмотрел на сановников, – Простите, господа, у меня служба.

– Каков нахал, – Яктук недовольно посмотрел вслед капитану, – Мы, Яктуки, потому и не служим в армии, чтобы не иметь дела с такими наглецами, – барон вспомнил о сыне, – До сих пор не служили.

– Капитан всю дорогу нервничает, барон, не повторяйте при нём ваших слов. Я никогда не завидовал людям, обидевшим капитана Паджеро.

– Вы о чём-то не том говорите, – Лонтир обвёл рукой помещение трактира, в котором разместились все свободные от службы люди, – Как мы все здесь будем спать? Никогда ещё не ночевал в такой тесноте. Ваше Величество, вы тоже собираетесь спать в этом муравейнике?

– Почему бы и нет! Я ничем не отличаюсь от вас, кроме этой штуки, – Фирсофф показал пальцем на сверкнувшую в свете факелов Корону, – Ничего, разместимся. Плохо, что освещение у них здесь совсем уж никудышнее.

На стол короля солдаты несли продукты из обоза: копчёности, сало, солёную рыбу. Прикатили бочонок раттанарского крепкого, взятый в Винном по приказу Фирсоффа.

– Это такой у нас будет ужин? – Демад разочаровано глядел на высыпанные на стол сухари, – Кухня же в этом борделе не сгорела? Да и в кладовой трактира кое-что должно найтись.

– Приказ капитана Паджеро – ничего не брать на постоялом дворе. Если желаете горячего, господин министр, обождите, пока солдаты сварят кашу.

– Ладно, солдат, это я так, от усталости. Спасибо и за это. Обойдусь и сухарями с окороком, особенно, если их размочить в сладком вине.

– Господа, не ворчите. Капитан Паджеро знает, что делает. Я лично сейчас перекушу – и спать. Присоединяйтесь, если не хотите спать голодными. А про это вино я совсем забыл. Вот и отведу душу.

– Не помню, чтобы я ворчал, Ваше Величество, – Тандер потянулся за рыбой, – Солёная рыба и сладкое вино – какой контраст вкусов! Вы не находите, министр Демад? Вы же гурман!

– Я пока вино заедаю копчёным окороком, барон. А это другая вкусовая гамма.

Солдаты получили на ужин те же продукты, только вино было попроще, и степенно жевали в ожидании каши. Вокруг Ахваза по-прежнему толпился народ, всё с тем же неподдельным интересом выслушивая историю про мост.

Оттуда доносилось:

– ...а он сказал... краешек парапета... грохот и плеск... и так спокойно говорит: «Был мост»...

Из другого угла слышался стук костей и звон монет. Иногда прорывался азартный крик разошедшегося игрока и дружное на него шиканье: король, тише, тш-ш-ш.

Паджеро обошёл посты, проверил лошадей, попробовал кашу из солдатских котлов. Вернувшись в трактир, улыбнулся неугомонному Ахвазу с его бесконечной историей про мост и сел за стол короля.

– Интересно, что сегодня обсуждают короли, и какие решения приняли? Знать бы мне то, что знают они.

– Завтра вечером Вы всё узнаете Ваше Величество.

– Надеюсь, что будет ещё не поздно. Что-то мне, Паджеро, не по себе. Очень не по себе.

От стола, за которым солдаты бросали кости, донеслись испуганные крики, совершенно не похожие на крики азартных людей, возмущённых нечестной игрой. К столу игроков сбегались солдаты со всего трактира. Кинулся туда и капитан.

Столпившиеся у стола солдаты были настолько возбуждены, что не сразу расступились перед командиром, пропуская его к игрокам.

– Что галдите, как перепуганные сороки? – капитан строго прикрикнул на солдат, – Говорите же в чём дело!

– Монеты, господин капитан...

– Что монеты? Кто может сказать что-нибудь толковое?

– Монеты, господин капитан! На них пропали портреты королей, – солдаты показали на горсточку монет, где между раттарскими с портретом Фирсоффа попадались пустые кружки.

– Каких королевств были монеты, что остались без королей?

– Всех, кроме Раттанара, господин капитан.

– Началось! – капитан бросился к Сурату, уверенный, что у королевского казначея должны быть монеты всех королевств Соргона, – Проверьте монеты, Сурат!

Прекратившие ужин министры и советники уставились на казначея с отчаянием и надеждой: вдруг – ошибка или шутка, хоть и страшно глупая, но шутка.

– Да, так и есть. Все монеты, кроме раттанарских, пусты, – Сурат побледнел, роясь в своих многочисленных карманах и сумке с медведем-застёжкой, и доставая то раттанарские монеты, то пустые кружки, – Неужто все мертвы?

– Похоже, обвал моста спас нам жизнь, Ваше Величество. Пойду, удвою посты. Прикажете готовиться к отъезду, Ваше Величество?

– Посоветуемся и решим, капитан.

– Знайте, я – за немедленный отъезд. Назад. В Скирону, – Паджеро вышел, позвав с собой ещё с десяток солдат.

Слышавший его последние слова Лонтир произнёс, нервно грызя ногти:

– Ваше Величество, я считаю, что нужно возвращаться в Раттанар, – голос барона слегка подрагивал от напряжения, с каким он произносил слова, – А в Аквиннар послать Паджеро: выяснить, что там произошло.

– Я согласен, что надо возвращаться, но не дальше Скироны, – барон Яктук говорил, положив левую руку на рукоять меча, – Оттуда легче будет организовать помощь, если таковая понадобится, Ваше Величество. Вам это будет проще, чем кому-либо другому.

– Верно, Ваше Величество, – Тандер, как всегда, держался внушительно, – И необходимо объявить войну – это самый быстрый способ сообщить в Раттанар о происходящем.

– О происходящем в Раттанаре и так узнают – монеты и у них есть, – Инувик, как дипломат, был осторожен, – А объявлять сейчас войну... Мы напугаем и так перепуганное население королевств. Если же скиронские войска неверно примут объявление войны, наше положение станет угрожающим.

– Возвращаться в Скирону и там совместно с их Баронским Советом решать, что делать дальше, – Морон совершенно не нервничал, – Разведка в Аквиннар, конечно же, необходима, Ваше Величество.

– Министр Двора, безусловно, прав, – Сурат прокашлялся, – а войну можно объявить и в Скироне, Ваше Величество.

– Присоединяюсь к господину казначею, Ваше Величество, – Тараз почесал в затылке, – И разведка, конечно.

Демад был краток:

– Возврат и разведка, Ваше Величество.

– Приятно видеть такое единодушие, господа советники и министры. Мнение капитана Паджеро вы все слышали. Готовьтесь к отъезду, господа.

Солдаты, внимательно слушавшие совещание придворных, кинулись к выходу – собираться в дорогу. Трактир опустел.

2.

Раттанар превратился в один военный лагерь.

Сразу же по исчезновении портретов королей (с монет соседних королевств) закрылись тяжёлые городские ворота. Все улицы были перегорожены рогатками, и у заграждений выставлены посты квартальной охраны. Ни проехать, ни пройти по городу не мог никто, не имеющий специального пропуска, а пропуска почти никому не выдавали. Людей, попавших до перекрытия улиц в чужие районы, где их никто не знал, доставляли по домам солдаты дворцовой стражи и рот Тусона. Всем остальным вооружённым формированиям запрещалось покидать казармы и баронские особняки.

Вустер носился по Раттанару, проверяя посты квартальной охраны, его сопровождали два десятка всадников, набранных из завсегдатаев «Костра ветерана» во главе с самим Ларнаком, который ловко сидел на лошади, выставив вперёд свою деревяшку.

– Хорошая мы с тобой пара: один безрукий, другой безногий. Оба – бойцы хоть куда, – посмеивался Вустер, – Смотри, доездишься – растащат твой трактир, потом и места не найдёшь.

– У меня там размещён надёжный резерв, капитан. Если что – всегда помогут.

– Они и сейчас тебе помогают: пьют – надрываются. Небось, погреба уже пустые.

– Для своих мне не жалко, капитан, лишь бы чужие не сунулись – тогда, точно, всё разнесут, – и Ларнак начинал хохотать, и Вустер его охотно поддерживал.

Лейтенант Яктук выслушал Тусона, скрипя зубами и еле сдерживаясь:

– Значит, они знали, что не вернутся?

– Наверняка – нет! Предполагали – да!

– Зачем же они поехали?

– Долг службы, долг чести. Желание знать точно, желание предотвратить. От их приезда на Совет могла зависеть судьба остальных одиннадцати королей. От их отъезда из Раттанара могла зависеть наша подготовка ответных мер. Мы ведь только сегодня поняли суть происходящего, но так и не узнали – кто за этим стоит.

– У вас есть список замешанных в заговор?

– Есть. Но ваша задача, лейтенант, наблюдать за порядком, а не карать виновных. Мы ещё не знаем степени вины каждого. Несите службу и не делайте глупостей. Утешать вас не буду – вы не маленький ребёнок. Будем молиться и надеяться, но не в ущерб службе.

Табун лошадей в пятьдесят голов прибыл из имения Яктуков сегодня утром, и сейчас рота Водяного имела две сотни всадников. Конные патрули были высланы по восточной дороге в сторону Бахардена – наблюдать, не идут ли основные силы мятежников.

Сам Яктук сидел в штабе, положив на стол перед собой раттанарскую монету. Он, принимая донесения и отдавая приказы, время от времени поглядывая на неё, и тихо бормотал: «Только бы ничего не случилось, только бы ничего не случилось...».

Сержант Хобарт, расслышав, не удержался:

– Вы, господин лейтенант, самый верноподданный среди раттанарских офицеров.

– Короля сопровождают мой отец и дед Сальвы, сержант. Если вы ещё раз попробуете сострить по этому поводу – я вас изобью.

– Простите, господин лейтенант, я не знал..., – толстяк в смущении вышел за дверь и наорал на первого же подвернувшегося солдата.

Лейтенант Илорин занялся постройкой крепости вокруг дворца. Солдаты дворцовой стражи нарезали из слежавшегося снега кирпичи, переложили их досками и обильно полили водой. Ледяная стена выросла внутри дворцового комплекса в сорока шагах от решётчатой ограды. Наружную часть стены поливали до зеркального блеска.

Затем Илорин обошёл помещения дворца и позакрывал все лишние, с его точки зрения, двери. Ключи передал сержанту Клонмелу:

– Каждый час обходить и проверять, что они закрыты.

Вдвоём с сержантом они наметили места для постройки баррикад в коридорах дворца, прикинули время на их постройку – успеют ли после нападения на дворец, или нет. Решили, что успеют, и мебель пока оставили на своих местах.

К королевским покоям лейтенант выставил усиленную охрану из самых добросовестных солдат, придворных разогнал по комнатам и запретил без дела шататься по дворцу.

Тусон, приехавший посмотреть, как молодой командир дворцовой стражи организовал защиту дворца, только головой покачал в удивлении:

«Ну и наворочал лейтенант. Всего за какой-нибудь час – крепость! И из чего!»

3.

Магда сидела в библиотеке на любимом месте мужа и полными слёз глазами глядела на рассыпанные по столу пустые кружки и раттанарские монеты:

– О боги, все, какие вы есть, спасите мужа моего от беды, – шептали её губы, – Защитите его и помогите ему: дайте приют, если он в нём нуждается, дайте силу, если ему не хватит своей. Спасите и защитите сына моего приёмного, раз уж не дали родных. И если так нужна вам чья-нибудь жизнь, возьмите мою – жизнь никчемной старухи, безродной и потому чужой в этом дворце. За Фирсоффа молю вас и за Паджеро. Пусть я дождусь их, пусть они вернутся, пусть избегнут участи остальных королей...

Губы шептали эти слова снова и снова. Магда не слышала суетящихся вокруг фрейлин и ничего не видела. Только монеты с портретом мужа, только молитва, бесконечная и безнадежная:

– О боги, все, какие вы есть...

Между книжными стеллажами, на плече у Огасты, беззвучно плакала Сальва.

4.

– Господин капитан, лошади отравлены, – Ахваз стоял навытяжку с таким виноватым видом, словно это он их отравил, – У нас нет больше лошадей.

– Опоздали! – Фирсофф подошёл незаметно и всё слышал, – Ловушка захлопнулась! Мост – это был знак свыше, нам не следовало ехать дальше.

– Найти косоглазого и всех его безъязыких! – Паджеро рассвирепел, чувствуя то же, что и Ахваз – вину за недосмотр, – Я их на куски, своими руками...

– Господин капитан, Ваше Величество, – от волнения солдат перепутал порядок доклада, – хозяин постоялого двора сбежал вместе со слугами – там, в углу, хорошо замаскированная калитка...

– Они сбежали, капитан, пока мы рассматривали монеты, – король был спокоен, – Ещё не всё потеряно, Паджеро. Сколько до аквиннарской границы? Час езды? Надо послать лучших разведчиков на пост пограничной стражи. Надеюсь, командир стражей не потерял голову от страха и придёт нам на помощь. А мы будем держаться, сколько сможем. И пусть идут лесом – дорога может быть перекрыта.

– Ахваз! Ахваз! Ах, да, ты здесь. Слышал слова Его Величества?

– Так точно, господин капитан!

– Возьми, кого считаешь нужным и – вперёд! Если дойдёшь, считай себя капралом.

– Берите выше, капитан. Если Ахваз сумеет привести помощь, мы подумаем над сержантскими нашивками. Не так ли, капитан? – король ободряюще похлопал по плечу растерявшегося солдата, – Да, пожалуй, это стоит сержантского чина.

Ахваз отобрал четырёх солдат, и они, закутавшись в нарезанные из белых скатертей балахоны, скрылись за частоколом.

Подошли Бальсар и Баямо:

– Я посмотрел лошадей: их отравили сеном, – сказал маг-лекарь, – Подмешали в сено какой-то дурман или яд – мне он незнаком. Поэтому и были конюшни пусты. Своих лошадей они кормили во дворе – помните, весь двор был затрушен сеном, когда мы приехали?

– Я не обратил внимания – следы пожара отвлекли от таких деталей. Вы были правы, капитан, здесь не следовало останавливаться на ночлег.

– Я должен был настоять на своём, Ваше Величество.

– Как ведут себя господа министры и советники? – спросил король у подошедшего Морона, – Или в трактире ещё не известно?

– Разве такое скроешь? Лонтир бьётся в истерике, утратив остатки высокомерия. Демад воспользовался методом капитана и укрепляет его дух раттанарским крепким. Остальные – кто как: Яктук выгребает из своего возка неимоверную гору железа – как только это всё туда вместилось? Остальные ждут указаний Вашего Величества.

– И министр Тандер ждёт?

– Тандер закладывает окна трактира столами и скамейками. Не один, с солдатами, конечно. Можно сказать, что мы ко всему готовы, Ваше Величество.

– Невесёлый у вас получается отпуск от дворцовых интриг, господин Морон. Ох, и невесёлый.

5.

Посланник Брашер объединил свои переживания с волнениями министра Астара и его зятя Дамана.

– Сейчас вся надежда, что ваш король успеет вернуться в Скирону. Здесь его поддержим мы с моим зятем – а это уже сила. Почти полторы тысячи мечей дворцовой стражи. Вы видели, что творится в городе?

– Видел, Астар. Я еле пробрался во дворец, имея полсотни солдат. Люди испуганы, и на каждом углу – проповедники Разрушителя. Городская стража в растерянности. Город больше никому не принадлежит – ни порядка, ни дисциплины, ни власти. Вы не пробовали связаться с Баронским Советом? Порядок в городе – это их задача.

– Пробовал. Мне ответили, что когда выберут преемника королю Шиллуку, я получу соответствующие указания.

– Получается, что тот, кто заварил всю эту кашу, ещё не готов захватить столицу?

– Похоже, что так, Даман. И причина может быть только одна – король Фирсофф. Они понимают, что должны его остановить.

– А вы уверены, Брашер, что он едет сейчас в Скирону?

– Очень хочется в это верить. Смерть королей застала Его Величество на аквиннарской границе. Самое верное решение – удалиться от Аквиннара как можно дальше. Надеюсь, что ваши пограничники ему помогут.

– Если они не замешаны во всей этой истории, то – да.

– Что вы намерены делать, министр?

– То, что мне остаётся – ждать. Одно я знаю точно – во дворец я пущу только законного короля. Пока я жив – ни один самозванец порога дворца не переступит.

– Я придерживаюсь того же мнения, – сказал Даман, – Мы будем стоять до последнего. Вам, барон Брашер, лучше держаться от дворца подальше.

– У меня есть разрешение Его Величества в случае необходимости поддержать сторону Короны. Поэтому я приехал со всеми своими людьми. Моё посольство – пусто. Можете располагать мной и моими людьми по своему усмотрению, Астар. Вот вам моя рука. До последнего и я стоять умею.

6.

От страшной силы удара распахнулись дубовые створки ворот: одна рассыпалась полностью, вторая повисла на нижней петле. В открывшийся проход, бросив бревно тарана, молча ринулась толпа вооружённых людей. Рассмотреть нападавших было трудно – всё освещение постоялого двора состояло из отражённого от снега света звёзд да ещё не погасшего и уже не нужного костра, на котором топили снег – поить лошадей.

Со стороны дороги запоздало прозвучал свисток тревоги и, захлебнувшись, смолк.

– Проворонили, раззявы! – Паджеро потянул меч из ножен, – Все-е-е, ко мне-е! – и кинулся между нападавшими и Фирсоффом.

Его опередили стоявшие ближе к воротам Инувик, Морон и Сурат. Безоружный казначей, широко расставив руки, словно стараясь остановить нападавших только их движением, шагнул навстречу своей смерти, и его безголовое тело упало под ноги надвигавшейся толпы.

Инувик яростно отбивался, отступая под натиском нескольких противников. Рядом, даже в бою не утратив гибкости своих движений, мелькая кружевами, рубился Морон.

Сбежались солдаты, оттеснив короля за свои спины. Из распахнутых дверей трактира поспешили Тандер, Яктук и Тараз.

В горячке боя Паджеро с удивлением увидел рядом с собой Фирсоффа. Король раз за разом взмахивал своим, гномьей работы, мечом, и при каждом взмахе брызгали кровью лысые головы нападавших.

«Да, ведь, они без шлемов, и головы у всех обриты, – вдруг понял Паджеро, – Все до одного без шлемов, и даже шапок нет!»

Фирсофф медленно продвигался вперёд, прорубаясь сквозь встречный поток, и, вместе с ним, прикрывая его, двигались вперёд дворцовые стражи.

– Нажми, ребята, – Паджеро старался опередить короля и загородить его собой, – Нажми, наша берёт!

Противников, действительно становилось всё меньше. Слабел и их нажим. Но они не бежали. Они падали под ударами раттанарских мечей, унося с собой жизни то одного, то другого стража, но – не бежали.

Потом они просто кончились. Весь двор был усеян телами, за частоколом – никого, пусто.

Паджеро приказал тащить возки, сани, бочки – строить баррикаду, загораживая въезд с разбитыми воротами.

Загородившись, принесли факелы, стали подбирать раненых и относить их в трактир.

Подняли изрубленного Инувика. Он был ещё жив и всё искал глазами Паджеро, пока его несли, и, наконец, нашёл:

– Капитан, капитан! – и, когда Паджеро подошёл, – Лила, Довер...

– Не волнуйся, барон, – капитан легонько нажал ему на руку, – я всё понял.

В груде тел отыскали Морона: кружева и ленты изорванными лохмотьями закрывали его разрубленное лицо. Морона положили в общий ряд убитых: павших раттанарцев складывали под стеной трактира.

Ряд был длинный – в нём лежала почти половина и так небольшого отряда. Раненых, которые не могли самостоятельно двигаться, было немного – около десяти человек, но изранены были почти все.

– Ваше Величество, я настаиваю, чтобы Вы надели кольчугу, – Паджеро взывал к благоразумию короля, – Вы не имеете права рисковать ни собой, ни Короной.

– Вы, капитан, не имеете права так разговаривать с королём. Одевать мне кольчугу или нет – я и сам решить в состоянии. Ваша задача сейчас состоит совсем в другом, – и, вдруг переменив тон, – Мальчик мой, чтобы не были напрасными все наши смерти, ты должен думать не о том, как защитить мою жизнь, а о том, как дать возможность уйти отсюда Гонцу. Только тогда вся наша поездка обретёт смысл. Помнишь, что я говорил тебе в библиотеке? Нужен новый король. Помни, ты не имеешь права умереть, пока Гонец не будет в безопасности, – Фирсофф говорил устало, и в его голосе Паджеро с удивлением улавливал нотки, нет, не страха, а неуверенности и безнадежности.

Они ходили, при свете факела рассматривая своих врагов. Трупы лысых были одеты в лохмотья, и от них сильно несло тяжёлым духом давно немытых тел. Сами же тела были какими-то высушенными, истощёнными.

– Странные у нас враги. Оборванцы и одеты, во что попало. Я узнаю то обноски формы скиронской армии, то – ливреи баронских лакеев. А этот, вообще, в обрывках сутаны, – Фирсофф ногой перевернул на спину одного из убитых, – Так и есть, служитель Лешего – видишь, цепь служителя на шее? Головы у всех обриты. Нет, не обриты – они просто лысые: на черепе ни пушка, ни щетины. И дрались они странно, как-то слишком одинаково. И, главное, молча.

– И ни один не убежал, не ушёл, не спрятался среди мёртвых, чтобы спастись. Среди них даже раненых нет – падали только мёртвыми, – Паджеро был удивлён не меньше короля, – Интересно, кто они?

– Я думаю, пропавшие люди. Как те, что пропали у нас, в Раттанаре.

Возбуждённый Яктук пересчитывал врагов.

– Двести! – закричал он, – Я насчитал их двести!

– И чему вы радуетесь, барон? – в голосе Тандера звенела злость, – Подсчитайте лучше, сколько осталось нас. Может, тогда вы реально посмотрите на наше положение.

– Вы считаете, что атака повторится?

– Безусловно, повторится. Эти смертники сократили нас наполовину. Нас на ещё одну такую атаку и осталось.

Инувик потерял сознание и лежал, бледный и окровавленный. Бред срывал с губ его звуки, непонятные и бессмысленные.

Рядом рыдал Лонтир:

– Я не солдат... не солдат... Я не должен... меня... отпустить...

– Барон, возьмите себя в руки. Вы же всю дорогу вели себя достойно вашего титула, – Демад утешал его, как ребёнка, – Неудобно перед солдатами – ещё решат, что вы – трус.

– Я – кто? – советник, наконец, опомнился. Только редкие всхлипы ещё рвались из его горла, – Я не трус, господа. Просто я не умею быть храбрым. Безоружному тяжело ждать подобной смерти. Но я – не трус!

Бальсар помогал Баямо с ранеными.

Лечили пока только лёгких – восстанавливали боеспособность, кому могли. Тяжёлые, кто был в сознании, не роптали: от стойкости их товарищей зависела жизнь всех.

Над лесом, за дорогой, приподнялась луна, осветив постоялый двор, разбитые створки ворот, баррикаду из возков и бочек, длинный ряд убитых солдат Раттанара у стены трактира, разбросанные по двору трупы лысых оборванцев. И, живых, немногих, собравшихся за баррикадой вокруг короля Фирсоффа.

Фирсофф поднялся на крышу возка – осмотреться. Стоящий внизу Паджеро видел, как он глянул влево, потом перед собой и, с выражением удивления на лице, стал разворачиваться вправо. Губы короля шевельнулись, начиная говорить, но слов капитан не услышал: оттуда, куда поворачивался Фирсофф, прилетела стрела, с чавкающим звуком войдя королю в грудь. За ней – ещё одна.

Старый король пошатнулся, осел в коленях и повалился на руки стоявших внизу солдат.

–...спа... сит-те... Коро... ну..., – прохрипел он, захлёбываясь хлынувшей изо рта кровью, и, закатив глаза, мёртво обвис на руках стражей.

Сверкнув в лунном свете хрусталём и драгоценными камнями, из его головы выделилась Корона и мягко шлёпнулась в окровавленный снег.

Паджеро склонился над Фирсоффом – закрыл ему глаза и поцеловал в лоб. Обломав торчащие из груди короля стрелы, он сложил ему руки, подсунув под кисти со сплющенными тяжёлой работой пальцами последний мастерок старого каменщика Фирсоффа – гномьей работы меч, на котором не оставалось зазубрин. Затем накрыл его солдатским плащом.

Подошедший Бальсар наклонился и поднял Корону из лужи крови – ему показалось, что этой красоте не место на кровавом снегу.

– Теперь ты – Гонец, маг. Уходи конюшнями и через овраг – там ещё лунная тень, может, проскочишь. Наш же путь кончается здесь. Прощай, Бальсар.

Маг огляделся: никто не двинулся, чтобы ему помочь, никто не шевельнулся, чтобы идти с ним. Тогда он наклонился, стянул через левую руку с безголового, почему-то не убранного в общий ряд, тела Сурата его большую денежную сумку с пряжкой-медведем, открыл её и опустил туда Корону.

Забросив за спину дорожный мешок и посох – на перевязи, Бальсар взял в одну руку сумку с Короной, другой – поднял меч убитого солдата, и побежал к конюшням.

– Прощай, Гонец, – повторил ему вслед Паджеро, – Эй, солдаты, кто ещё жив, ко-о мне-е!

7.

Спотыкаясь в темноте о туши отравленных лошадей, маг пробирался к задней, выходящей на овраг, стене. Кажется, здесь. Точно, здесь.

Бальсар обе руки положил на брёвна и слегка надавил. Между пальцами мелькали голубые искорки и исчезали, впиваясь в сосновую древесину. Дерево крошилось и опилками ссыпалось к ногам Бальсара.

«Жаль, не камень, было бы легче, – подумал он, – Камень я бы враз разметал».

Когда образовалась дыра, достаточная, чтобы пролезть, маг, подхватив сумку и меч, соскользнул в овраг.

Пола мантии сразу зацепилась за что-то. Раскидав снег, Бальсар обнаружил окаменевшую от мороза человеческую руку с аккуратно обстриженными ногтями.

«Вот они где, постояльцы. Присыпало утренним снежком – и не видно. Знать бы раньше...»

Проваливаясь в снег, местами по пояс, он побежал по оврагу вглубь леса, стараясь не выходить из лунной тени. За его спиной, на постоялом дворе, снова зазвенело железо: лысые возобновили атаку.

«Я не попрощался с ними! Оставил умирать – и не попрощался! Что это – моё равнодушие или целеустремлённость избранного в Гонцы? Думаю, вроде бы, самостоятельно. И бегу самостоятельно. Или убегаю? Но Корону надо спасать – она последняя. Прощайте, друзья! Извините, что не остался, и что не простился...»

8.

Лысые возобновили атаку.

Так же молча и неистово волна лысых накатила с трёх сторон – они лезли и через баррикаду, и через частокол.

В этот раз за ними шли лучники – стрелы летали по постоялому двору, находя раттанарцев и жаля их до смерти.

Упал Тандер со стрелой в глазу. Упал Тараз, получивший по стреле и в грудь, и в спину.

Хмельной в упоении боем, Яктук крикнул Паджеро:

– Я могу не хуже тебя! – и, услышав в ответ:

– Ты отличный солдат, барон, – упал на снег, ещё счастливый, но уже мёртвый – стрела клюнула его в висок, открытый свалившимся шлемом.

Из трактира вышел Демад с охотничьим луком в руках и легко, не целясь, бил без промаха по вражеским лучникам на частоколе, без труда отыскивая их своими выпуклыми глазами.

Лонтир, запыхавшийся и всё ещё дрожащий от нервного напряжения, подносил ему стрелы, выдёргивая их из тел мёртвых раттанарцев. Ничего, они свои, не обидятся,

Вместе их накрыла волна лысых, вместе они и остались лежать – барон и мужик – обнявшись, как родные братья – когда волна эта схлынула, разбившись о каменную твёрдость дворцовых стражей, собравшихся вокруг мёртвого короля.

Больше враги не атаковали – забросали стрелами, от которых не было ни защиты, ни спасения.

Паджеро упал последним, накрыв собою Фирсоффа, словно и после смерти оберегал мёртвого короля, хотя и не уберёг его – живого.

Побоище кончилось, и теперь всё казалось нереальным в холодном свете луны: и мёртвые тела, и залитый кровью снег, и странное войско лысых, строившееся и уходившее с постоялого двора, равнодушное к добыче и своим павшим товарищам.

Лучники, негромко переговариваясь, что-то всё искали среди мёртвых тел. В трактире они кинулись, было, добивать раненых, но дорогу им преградил Баямо.

Лучник с сержантскими нашивками стукнул мага рукоятью меча, до крови рассадив ему кожу на лбу. Остальные, заметив это, тут же выскочили в страхе во двор: тому, кто навредит лекарю, дорога одна – неминуемая смерть.

Наконец, кто-то обнаружил дыру в задней стене конюшни и следы Бальсара, ведущие в лес. Плюясь и ругаясь, лучники спустились в овраг.

В погоню.

9.

Над дворцовым комплексом раттанарских королей разносился дикий вой:

– А-а-а...

Он держался на одной ноте, ровный, без вариаций и изменений тона.

– А-а-а...

Этот вой разрывал сердца и уши.

– А-а-а...

Вой заполнял пустые коридоры дворца и, усиленный эхом, вырывался на улицу:

– А-а-а...

Начинался вой в библиотеке:

– А-а-а...

Выла худая морщинистая женщина:

– А-а-а...

Выла, изливая в этот несправедливый мир свою боль:

– А-а-а...

Выла, потому что кроме боли в ней ничего не осталось:

– А-а-а...

Выла, потому что этому:

– А-а-а... – было тесно в пустой оболочке женщины.

– А-а-а... – неслось над дворцом.

– А-а-а... – неслось над Раттанаром.

Казалось, надо всем Соргоном неслось:

– А-а-а...

И вдруг – смолкло.

Упала тишина.

Королева Магда потеряла сознание.