Самый сильный наркотик для людей – сами люди.
|
Мини-псевдо-пьеса. Действующие лица: Женя – пару недель назад уволенная с поста секретаря дама, по поводу увольнения сразу скатывающаяся на дно. Адам (ударение на первый слог) – влюбленный в Женю парень. Стефан (ударение на первый слог) – парень, имеющий на Женю определенные виды плотского характера. -------
Комната с плотно занавешенным окном. В комнате – стол у окна, большая кровать напротив. Больше мебели нет, зато много мусора – бумаги, объедков, какого-то производственного хлама. Обои желтые от табачного дыма. В стене – дверной проем без двери, ведущий в такую же заваленную мусором прихожую, соединенную с кухней и дверью в ванную. Кухня не отличается убранством от всей прочей квартиры, и очень несуразно выглядят на ней новенькие, блестящие холодильник и печка. Ванная закрыта. В комнате, в кровати неподвижно лежит Адам, укрытый толстым клетчатым пледом. Видно лицо: глаза зажмурены с силой, с синяками, будто он долго плакал. Кажется, что он просто зажмурился, но он неподвижен, только иногда издает какие-то звуки, похожие на стон. Наверное, он спит. У окна стоит Женя и курит дешевую сигарету. Она была б красива, если б привела себя в порядок – волосы спутаны, лицо заспанное, руки в синяках. Где-то под завалами мусора тикают часы. Женя сплевывает на пол и отходит от окна. Видно, что она нервничает. Раздается стук в дверь. Женя сжимает зубы, втягивает воздух ртом, идет открывать. Около двери на полу находит пепельницу, тушит в нее сигарету. Открывает. Входит Стефан. – Женька, – говорит он. – Привет. Стефан одет с иголочки, костюм-тройка, блестящие от черного лака ботинки. Белоснежный платок ровным треугольником торчит из нагрудного кармана. В руке – целлофановый пакет с ярким логотипом какого-то магазина. Он оглядывается по сторонам, демонстративно морщится. – В говне живешь, – говорит он. Женя закатывает глаза. – Иди к черту, – отвечает она. Голос хриплый; слышно, что у нее сильные проблемы то ли с горлом, то ли с легкими. – Пришел поглазеть на хату? – Не, я, так сказать, в гости. – Ну, заходи, – бормочет Женя, как будто сразу теряя всяческий интерес. Бредет на кухню и ставит чайник. Стефан разувается, аккуратно (даже, пожалуй, слишком) ставит туфли в угол. Стряхивает с них пыль. Все движения какие-то нарочитые, демонстративные. Проходит вслед за Женей на кухню. Женя стоит над чайником и говорит сама с собой. – Вот и чайник скоро сдохнет, сука. Дерьмовая страна. Надо было сваливать в Польшу, когда могла. Надо было... – Я, так сказать, с гостинцем, – бодро говорит Стефан. Белоснежные зубы так и сияют в безупречной улыбке. Выглядит это неестественно. – Что за гостинец? – спрашивает Женя без интереса. – Вот, – говорит Стефан и протягивает ей пакет. Женя берет его, заглядывает внутрь. Не спеша, она достает бутылку дешевой водки, стакан, еще один стакан и какой-то окровавленный сверток – все складывает на стол. Разворачивает сверток и вздрагивает. – Ребра! – восклицает она. – Тихо ты, дура! – грубо отвечает Стефан. – Незаконно же. – Как так? – удивляется Женя. – Да вот так. Газет не читаешь? Надоело всем, так сказать, что трупы свежие на ребра растаскивают. И закон сделали. Мне-то, так сказать, ни холодно, ни жарко: связи-то у меня есть. Даже название для тех, кто ребра ест, придумали – «реброеды». Чтобы, так сказать, сделать акцент на то, что ребра-то едят человечьи. – Понятно, – прерывает его Женя и наливает водку в стаканы. Звонко чокаются, выпивают. Женя еле сдерживает рвотный позыв. Тяжело дышит несколько секунд. Потом открывает духовку, достает лист, ставит на печку. Из холодильника извлекает растительное масло, наливает на лист, аккуратно раскладывает на нем несколько ребер. Ставит в духовку, поворачивает ручку на максимальный жар. Стефан молча наблюдает, чешет ухо. Включив духовку, Женя снова наливает водку в стаканы. Молча выпивают. – А тебя, так сказать, уволили? – спрашивает Стефан. – Да, – коротко отвечает Женя. – И что, так сказать, делать будешь? – Не знаю, – Женя снова наливает в стаканы. – Ты такой умный, – продолжает она. – Почему другое мясо зависимости не вызывает, а вот эти ребра... Ну, это... – Не знаю, – поняв, о чем она хочет спросить, отвечает Стефан. Выпивают. – Мне кажется, – сипло от водки продолжает Стефан, – все дело в том, что мясо, так сказать, человеческое. А людей чем только не кормят последние пару веков. Вот и образовалось что-то такое, чего нет в других, так сказать, животных. Из комнаты доносится стон. Стефан вопросительно смотрит на Женю. Женя криво усмехается. – Это Адам, – говорит она. – Представляешь, ребра свои мне скормил, идиот. – Чо?! – вскрикивает Стефан. – Как? – Да вот так. Любил меня очень, – опять криво усмехается она. – Ну, я его отговаривала, а потом как-то спать легли, он у себя ребро и выковырял. Сам и приготовил. Мне утром дает, типа скушай, я его спрашиваю – где взял, а он смеется, а майка вся в крови. Я чуть сознание не потеряла, а когда в себя пришла – он мне целую речь продекламировал о том, что все это ведь ради меня, а я-то что, а все равно вот ради меня, говорил, и все только мне, и что все равно он не отступится. Ну, я и... А потом он еще одно ребро у себя выломал, ну и тоже сготовил сам. Теперь вот ребер ну него нет почти, или нет даже вовсе, но он уже не может, и лежит уже третий день, спит. Стонет только иногда. – Вот это да, – говорит Стефан. Он явно ошарашен только что услышанным. – Я б, так сказать, не смог. – Что? Отдать или взять? – Да и то, и то! – Стефан морщится, кладет руку на живот, как будто представляет, как выламывает себе ребро. – Да ты вообще ничего не можешь. Любил бы – мог бы! – неожиданно визжит Женя. Впрочем, этот ее резкий выпад так же быстро проходит, и глаза пустеют. Она говорит: – Извини. Из духовки начинает доноситься тихое шипение. – А можно на него взглянуть, так сказать? – спрашивает Стефан. – Смотри, чего. Стефан идет в комнату, встает у изножья кровати. Смотрит на плед. Приподнимает его, заглядывает. Потом сдергивает. Под пледом обнаруживается простыня, скрывающая человеческое тело. Она насквозь пропитана кровью. – Н-да, – говорит Стефан. – Это ж надо... Нашел выход из положения. Адам просыпается. Глаза поворачиваются в сторону Стефана, но, похоже, ничего не видят. – Кто здесь? – спрашивает Адам. – Стефан, – отвечает Стефан. – Кто здесь? – снова спрашивает Адам. Похоже, он ничего не слышит. Повисает тишина, в которой резко и неприятно выскакивает тиканье часов. На кухне начинает что-то бормотать Женя. Адам издает сдавленный стон и говорит: – Скажите... Жене... Женя... Женя... Скажите... У меня есть... Есть еще ребро... Замолкает. Стефан с отвращением смотрит на простыню. Потом прижимает руку ко рту, шумно дышит носом. – Есть ребро... – бормочет Адам. – Одно ребро... – Ребро Адама, – глухо говорит Стефан, продолжая держать ладонь у рта. – Ты явно сделаешь себе из него женщину. Адам замолкает и, похоже, снова засыпает. На кухне Женя приоткрывает дверцу духовки. Смотрит внутрь, потягивает носом воздух. Закрывает дверцу. Снова повисает тишина, заполненная тиканьем часов. Адам пытается перевернуться на другой бок, но у него ничего не получается. Стефан стоит, как вкопанный, прижимая ладонь к лицу. Женя улыбается. |