1.

Следом за королём историю на приёме творил Эрин.

Князь Ордена и первый рыцарь Соргона, посвящая героев Раттанара – в рыцари, чувствовал себя намного уверенней, чем в Скироне. И не только опыт проведения церемонии был тому причиной, и даже не доверие к шкатулке, выдающей беспрепятственно рыцарские «причиндалы», как назвала Капа шпоры и гербовые цепи вместе с Грамотами. Эрин был счастлив – наблюдая за уверенной поступью короля по политическим лабиринтам королевства, и глядя, как запутанные узлами коридоры власти ложатся под ноги Василию широкой прямой дорогой.

Не скованный соргонским воспитанием и привитыми этим воспитанием традициями, король опирался в своих поступках только на здравый смысл и целесообразность. Препятствий он или не замечал, или не желал считаться с ними, когда шёл к намеченной цели. Без особых усилий и особо выдающихся деяний, Василий сумел собрать в своих руках столько власти, что у недовольных не хватало смелости даже на жалкий писк по углам, не говоря уже об открытом неповиновении королю.

Король решил, король пожелал, король потребовал – и всё делалось по слову короля. Решил – и гном уже полноправный министр Кабинета, пожелал – и новое дворянство пошло по Соргону, дразня баронов красотой подвигов и дерзким узором своих гербов. А каждый новый дворянин – это новый меч, обнаженный за короля. И он, Эрин, множил их число, раздавая рыцарские шпоры, потому что каждый рыцарь – дворянин. И оттого весельем звучал в тронном зале голос князя Ордена:

– Капрал Тахат!

– Я здесь, сэр Эрин!

– Ко-о-о мне-е!

Услышав, что его вызывает Эрин, Тахат покраснел, и лоб его покрылся испариной. Сердце замерло, сжавшись в комочек, и провалилось куда-то в пятки, откуда с барабанным боем в ушах снова погнало холодную кровь по заледеневшим жилам Тахата. Оглушенный неожиданностью, капрал подошёл к Эрину старательным строевым шагом, и замер, громко щёлкнув каблуками. Для полуобморочного состояния Тахата была только одна веская причина: он не считал себя достойным рыцарского звания, и даже не помышлял об этом. Подумаешь – случайно попал в сложную ситуацию и, спасаясь сам и спасая своих людей, сделал единственное, что оставалось – атаковал. Но выбора-то не было: дерись или умри! Чего же тут героического? То ли дело – подвиги рыцарей под Скироной!

Имена соргонских рыцарей в Раттанаре были известны каждому горожанину и солдату – тут постарался сержант Ахваз, сильно расширивший свой запас солдатских баек. Следопыт вернулся домой, наполненный военными историями, что называется, под завязку. Наблюдательный и памятливый, Ахваз не упустил ничего из увиденного им в дороге, а также, в «Голове лося» и в Скироне, и по памяти шпарил, не переврав ни единого слова, описания подвигов, за которые Эрин вручал золотые шпоры.

Тусон, услышав повести Ахваза, выпросил его у лейтенанта Илорина, и три дня, до вступления в Раттанар короля, сержант провёл в казармах Тусоновых рот и на постах квартальной охраны, без конца повторяя свои истории. После детальных рассказов следопыта имена Котаха, Брея, Готама, Бушира и Астара, наряду с именем самого рассказчика, перекочевали на улицы, дав названия для новых мальчишечьих игр.

– Играем в «Котаха»! Играем в «Бушира»! – можно было услышать в любом конце города, где в сугробах возились пацаны, изображая битву под Скироной. Своих, раттанарских, героев, конечно, тоже знали повсюду, но... То, что рядом, то, что можно потрогать во всякое время, никогда не бывает так же интересно, как чужое и недоступное. К тому же, свои герои не стали дворянами, не получили золотых шпор и цепей с гербовыми щитами. А вот герб Ахваза – охотничью собаку, бегущую по следу, и его девиз: ВРАГУ НЕ СКРЫТЬСЯ – с закрытыми глазами мог изобразить на снегу любой мальчуган, едва освоивший написание букв алфавита.

Обалдевший от нежданной чести Тахат, будто сквозь толщу воды, слышал голос Эрина:

– ...за дерзкую атаку... в пешем порядке... конный... вдвое большего состава... добился победы...

И так же, сквозь воду, слышал собственное «Клянусь честью!» А взгляд никак не мог отвести от своего гербового щита, на котором пехотинец опрокидывал всадника под девиз: НЕТ НЕВОЗМОЖНОГО. И только с третьей попытки понял обращённые к нему слова Эрина:

– Сэр Тахат, вы желаете что-то сказать? – с намёком, что пора, мол, вернуться на место. И Тахат правильно понял князя, но не ушёл.

– Сэр Эрин, у меня есть одна просьба...

– Я слушаю вас, сэр Тахат.

– Мой отец умер... давно... Я прошу вас, сэр Эрин, быть моим сватом к купцу Ахаггару, сватать за меня его дочь Огасту.

– Ой! – пискнули где-то в зале специальное фрейлинское слово. – Ой, мамочки! – пискнули снова. – Ой!

«– Это, сир, не приём, а непрерывное сватание какое-то. Что же Вы отстаёте от подданных? Давайте и Вам кого-нибудь подберём, – тараторила Капа, пока Эрин выполнял просьбу Тахата. – Вон та бородавчатая старушка с трясущейся головой, что сидит рядом с баронессой Лонтир, Вам не подойдёт?»

А королева Магда прошептала непонятное:

– Решился всё-таки, переписчик... – и тень улыбки сошла на губы королевы – впервые за много-много дней.

2.

После успешного сватовства Эрин вернулся к своим княжеским обязанностям. И опять не обошлось без драматических эпизодов. Прежде, чем князь вызвал следующего кандидата, в центр зала вышел Инувик:

– Сир! У меня прошение к Вашему Величеству!

«– Возьмите меня, пожалуйста, в рыцари, а то самому мне туда не пробиться! Пока тех подвигов ещё насовершишь, а мне уже сейчас золотых шпоров хочется... – стала помогать Инувику Капа. – Кстати, сир, сделайте из меня рыцерессу...»

«– Кого-кого?»

«– Рыцерессу, сир! Чтобы и мне золотые шпоры... А я Вам подвигов насовершу, а?»

Король не смог сдержать ухмылки, и, отвечая министру, показал ему все свои зубы:

– Слушаю вас, барон.

– Я прошу признать законным моего сына, рождённого не в браке.

– Дайте мне прошение!

Один из стражей взял у барона свиток и принёс его королю.

– Ваш сын – Довер!?

– Да, сир. За него и прошу.

– У вас есть дети, рождённые в браке?

– Одна дочь, Сула. Сейчас она – фрейлина Её Величества.

– Ваша дочь здесь? И чему же вы так рады, дама Сула? – спросил король, когда девушка стала рядом с отцом.

– Тому, что у меня появился брат, Ваше Величество. И тому, что он – замечательный воин.

«– Сир, это та самая, из палатки королевы. Ну, помните, вчера вечером...»

«– Я узнал, Капа», – король ещё раз перечитал прошение: – Барон, вы не просите признать Довера вашим наследником. Почему?

– Довер отказался, сир, а я не настаивал. Пусть с наследством всё остаётся, как есть...

– Сержант, объясните нам, почему вы отказались от титула и наследства, – потребовал король, когда Довер присоединился к отцу и сестре. – Разве быть баронетом настолько плохо?

– Для потомства Инувиков, Ваше Величество, нет разницы, мои это будут дети или Сулы. И те, и другие получат по четверти крови нашего с Сулой отца. Я молод и силён, и могу своими руками сделать своё будущее, каким захочу. Женщине же приходится рассчитывать только на удачное замужество. Суле, имеющей в приданом титул барона, будет легче выйти замуж за достойного человека. А уж мы с отцом сумеем отшить от неё хватких ухажёров вроде Тимона...

– Я вижу, сержант, что вы смелы не только в бою. Что ж, да будет так! – король достал шариковую ручку и размашисто написал на прошении барона: «Признаю Довера законным сыном барона Инувика, с сохранением прав на наследование за дочерью барона дамой Сулой». Кудрявая от завитушек подпись «король Василий» завершила резолюцию короля.

Но точку в этой истории поставил не король, а сэр Эрин, произнеся вслед уходящему в толпу придворных семейству Инувиков:

– А вас, сержант Довер, я попрошу остаться.

Немного времени спустя у Сулы появился ещё один повод гордиться братом: Довер стал рыцарем и получил собственный герб – закрытые на висячий замок городские ворота с девизом ВРАГУ НЕ ПРОЙТИ. В углу герба сиротливо нахохлилась куропатка, намекая на принадлежность сэра Довера к роду Инувиков.

Завершился приём обсуждением судьбы двух детей – Индура и Саланы. Илорин, как и было приказано королём, позаботился о них: сирот отмыли и приодели. За несколько часов, прошедших от поединка до приёма, дворцовые портные и сапожники сумели доказать, что не даром хлеб едят. На Индуре ловко сидела ушитая форма дворцового стража, перетянутая в талии золочёным поясом с кинжалом. За голенищами щёгольских сапожек были видны головки метательных ножей («До чего же бравый солдатик, сир!»). А над Саланой, дополнительно, потрудились ещё и фрейлины королевы. Наряжали её со знанием дела: тут были и кружева, и рюшки, и банты с лентами. Две косички соломенного цвета волос торчали в разные стороны, делая девочку похожей на большую куклу. На тоненькой шейке – в три нитки бусики, подаренные Сулой. И белые туфельки с золотыми пряжками («Чисто прынцесса, сир!»).

Король повторил свой скиронский маневр: пересел на третью снизу ступеньку тронного возвышения – ему было намного удобней разговаривать с детьми, сидя здесь.

– Я вижу, что с тобой, Индур, вопрос уже решён: будешь воспитанником дворцовой стражи. Лейтенант, поставьте парня на довольствие, и пусть проходит службу новобранцем. Владение мечом, верховая езда, в общем, пусть изучает всё, что положено. Место в строю – среди барабанщиков. Найдите ему учителя – изучать школьную программу, и выделите ему время для занятий: я хочу, чтобы Индур мог окончить офицерскую школу, когда подрастет. Что касается средств на существование обоих детей, то каждому из них я назначаю пожизненную пенсию по два золотых в месяц. И, конечно же, Индур будет получать жалование согласно занимаемой должности и чина. У тебя возражения есть, рядовой дворцовой стражи?

– Никак нет, сир! Благодарю, сир!

– Теперь подумаем, что делать с твоей сестрой. Её в солдаты не запишешь...

– Ваше Величество, пусть девочка живёт в моём доме, будет мне внучкой вместо Сальвы. Я дам ей воспитание, достойное ребёнка из состоятельной семьи.

– Я не сомневаюсь, баронесса, что Салане будет хорошо в доме Лонтиров, но решать не мне – за Салану несёт ответственность Индур, как старший в роду, где его слово главнее моего. Что скажешь на предложение дамы Сайды, солдат?

Ответ Индура был ответом главы семьи:

– Не скрою, сир, это лучший вариант из тех, что у меня есть. Вот только сможем ли мы видеться? Моя сестра без меня пропадёт...

– Я тебе обещаю: вы будете видеться всякий раз, как позволит тебе служба. А на королевской конюшне ты всегда найдёшь транспорт, чтобы добраться до дома баронессы...

«– Хочется верить, сир, что Вы не станете обременять ребёнка солдатчиной – он же совсем ещё кроха. Их бы с сестрой не разлучать, жалко же!»

«– Успокойся, золотце, я – не пожиратель детей...»

«– Кто вас, королей, поймёт: что у вас на уме? Эксплуататоры несчастные... »

Василий понял, что Капа опять обиделась. Интересно было бы узнать, почему?

3.

Новый Кабинет собрался сразу по окончании приёма. Кресло Фирсоффа король уступил Магде, с извинениями за своё лидерство и на приёме, и сейчас, на заседании Кабинета:

– Мне, Ваше Величество, необходимо решить важные для войны вопросы и указать каждому его место в этой войне. Когда всё наладится, я не буду вмешиваться в Ваше правление Раттанаром без крайней на то необходимости: мало ли какие сюрпризы нам подкинет война...

На первое заседание, кроме назначенных Василием министров и советников, были приглашены Тусон, Эрин, Бальсар и Гечаур. Ахаггар, как министр торговли, рекомендовал хорошо знакомого ему Абера на должность королевского казначея. Василий не возражал, узнав, что тот долгое время был помощником Сурата. Не возражали и другие, и Абер занял место за столом Кабинета. Так же, без препятствий, в Кабинет вошли: Бодрог, с подачи Маарда, как будущий глава Совета Городов, и барон Ванбах – преемник Геймара в Дворянском Собрании.

– Итак, мы все в сборе. Тогда приступим... Сначала – главное. Как я уже говорил, через два дня мы выступаем на Бахарден и Кумыр. Опыта командования большими массами войск, что в походе, что в бою, нет ни у вас, ни у меня. Идти будем быстро, и нужно придумать, как нам избежать путаницы в войсках и обозах. По моим прикидкам, наша армия составит примерно девять тысяч солдат. Давайте ещё раз подсчитаем, какие отряды войдут в наступающую армию. Сэр Эрин?

– Полторы тысячи солдат, сир – вместе с гномами Бренна...

– Мастер Бренн – министр, и не ему командовать войсками. Вы, господа гномы, заканчивайте этот делёж: мне с головой хватает Железной Горы, которая сама не знает, чего хочет. Все гномьи войска, что у нас есть, я подчиняю вам, сэр Эрин: министру Бренну некогда будет вздохнуть после обнародования моего указа о равенстве прав гномов и людей. Министр, учтите, что сразу возникнет множество спорных вопросов. И, решая их, не забывайте – вы не только гномий министр, но и человеческий. Мы, люди, ведь тоже народность, не так ли? Поехали дальше: командор, вам слово.

– Пять тысяч солдат, сир. Из них пятьсот – конных.

– Что может дать город, министр Вустер?

– Три сотни всадников Ларнака и тысячу пехотинцев. Остальные квартальные охранники не годятся для долгих переходов и серьёзных битв – у них нет ни опыта, ни военных знаний. Да и возраст у многих неподходящий...

– И тысяча триста ваших солдат, граф. Вот и все наши силы. Кстати, кто мне скажет, как долго будут валять дурака солдаты городской стражи? Неужели там некого пустить в дело? Что скажете, господа Коллегия?

– Мы, сир, ограничились наблюдением – до Вашего приезда. Солдаты городской стражи не покидают своих казарм...

– Дорогой мой советник Рустак! Вы держите почти шесть тысяч солдат в казармах? Сколько же войск их сторожит? И когда мы все покинем город, какими силами можно будет удержать от бунта эту толпу ненадёжных бездельников? Сегодня, после заседания Кабинета, поедем, поглядим, чем они дышат, наши стражи...

«– А чем в казарме можно дышать, сир? Увидеть, Вы, конечно, не увидите, без мелкоскопа – я имею в виду, но вот нанюхаетесь от души! Представляю, как они озверели за пятнадцать дней сидения взаперти. А провонялись, так это уж точно. Можно, я останусь дома?».

– ...Со мной поедете вы, Вустер, вы, Тусон, вы, сэр Эрин, и вы, Паджеро. Жалования мы городским стражам не задолжали? Если за нами есть долги – сегодня же выплатим. Абер, насколько вы хорошо осведомлены в денежных делах Раттанара?

– По казначейству я готов сделать Вам подробный доклад, сир. Что касается жалования, то задержек по выплате не было – тем войскам, которым оно назначено.

– Чьи солдаты, господа, сидят без денег? Одним энтузиазмом не победишь. Кстати, сэр Эрин, ваш отряд должен получать денежное довольствие из казны, а не из вашего кармана. Абер, затраты князя следует возместить... Как и затраты Её Величества, связанные с похоронами погибших во время попытки захватить город. Деньги, собранные горожанами на приют – на приют и должны быть истрачены. Это ваш недосмотр, Рустак, вы не имели права позволять тратиться Её Величеству. Министр Ахаггар, от вас мне нужна подробная перепись имущества и товаров купца Тетуана – я конфискую их на нужды королевства. Из запасов купца мы снабдим наши войска. Рустак, самого Тетуана арестовали, как я распорядился?

– Да, сир. Он возмущён и требует Вашей аудиенции.

– Хорошо, я встречусь с ним после казарм. Он где, в городской тюрьме?

– Нет, сир, у себя дома. Пока у себя дома – там ещё не закончен обыск. Я жду доклада с минуты на минуту...

– Ладно, пусть остаётся дома – до нашей встречи. Министр Вустер, прикажите расчехлить Знамя Раттанара – мы возьмём его с собой в казармы...

«– Знаете, сир, а трагедии у Скиронских ворот не случилось бы, если бы Знамя достали раньше. Моя промашка с Гайей не идёт ни в какое сравнение с небрежностью Коллегии и штаба квартальной охраны...»

«– Ты права, только ничего уже не исправить. Упрекать их сейчас и поздно, и вредно: нам только самоубийств совестливых командиров не достаёт... И без того опытных военных мало».

«– Может, они и не столь виноваты, сир: со времени битвы у Белого Камня, за двести с лишним лет, уже забыли, что объявление войны меняет не только монеты, но и Герб на Знамени, и как этот Герб умеет рычать на врагов, и даже убивать... А всё равно, людей – жалко...»

«– Ещё бы не жалко!» – король одновременно разговаривал и с министрами:

– Госпожа Апсала, как нам быть с ранеными? Раненых будут тысячи, и армейские лекари не смогут исцелить сразу всех. Многие тяжёлые умрут без врачебной помощи.

– Вы хотите, сир, чтобы я послала жриц вместе с армией?

– С армейскими обозами, госпожа. И под бдительной охраной, которую мы им обеспечим. В моём мире госпиталя и лазареты следуют за войсками, что помогает сохранить немало жизней и быстрее возвратить раненых в строй. Правда, их присутствие сказывается на маневренности войск и скорости передвижения. И, если придётся отступать, для жриц может возникнуть опасность: пустоголовые умеют двигаться очень быстро, и очень скрытно.

– Но Вы же не бросите женщин и раненых на растерзание лысым, сир! Что касается опасности, то защитить нас от неё может только Ваша победа. Мы отправимся всем Храмом...

– Ни в коем случае, госпожа. Вы останетесь здесь, в столице, а с войсками отпустите тех, кто вызовется добровольно: от подвижниц будет больше пользы, чем от подневольных и перепуганных женщин. Если к вашим жрицам присоединятся желающие из горожанок – на подсобные работы, то и малым числом ваши жрицы спасут многих. Думаю, что женщины Раттанара откликнутся на ваш зов, а вы уж отберёте подходящих – в санитарки...

«– Крест, сир! Дайте им красный крест!»

«– Спасибо за совет, Капа»:

– В моём мире для лекарей принята эмблема – красный крест. Думаю, и для Соргона она вполне подойдёт, если, конечно, этот знак у вас не под запретом...

«– Ну, вот ещё, стала бы я Вам советовать что-то дурное, сир! Никакого ко мне у Вас доверия... Всё время Вы меня обижаете... Злопамятный Вы... Уйду я от Вас...»

«– Подожди, хоть чемодан купим, что ли. Куда ж ты так, налегке?»

4.

Предложение короля, простите – конечно же, Капы, приняли без возражений, и красный крест, отныне, стал медицинской эмблемой раттанарской армии. Походные лазареты решили придать каждому отдельному отряду, если для этого наберётся достаточно доброволиц: жриц и послушниц из Храма Матушки, в чём Апсала совершенно не сомневалась. Василий мудро решил, что это не его дело, каким образом она обеспечит добровольную явку нужного количества персонала, и поспешил переменить тему, пока не стали заметны его сомнения. Результат был ему важнее строгого соблюдения принципа добровольности.

«– Верно, сир, нечего им по тылам околачиваться, – одобрила короля Капа, – когда мы на фронте свою кровь вёдрами проливаем...»

«– Почему же – вёдрами? – поинтересовался король. – Почему не стаканами?»

«– Потому что ведро – больше стакана» – услышал он в ответ, и промолчал – с истиной не поспоришь.

После медицинской темы заговорили о похоронах. Собственно, король не стремился их обсуждать, чтобы не огорчать лишний раз Магду. К тому же, он не знал ни местных обычаев, ни похоронных обрядов: того и гляди, ляпнешь что-нибудь не то, и оно не забудется, и не простится. Но оставался один важный, на взгляд короля, момент, который без участия Её Величества не решишь. Как хоронить Гайю, закрывшую его своим телом от удара мечом? Казалось бы, чего проще: завтра, вместе со всеми... Но... Сложность была том, что Гайя оказалась представительницей одной из самых древних профессий, попросту говоря, трактирной шлюхой. Знать бы, как посмотрят на такое соседство родственники погибших, и, прежде всего – королева.

Поэтому король спросил осторожно, будто у воздуха в кабинете:

– Как вы думаете, имеет ли право Гайя на погребение в Мемориале?

Геймар дёрнулся сказать что-нибудь резкое, но сдержался, перехватив хмурый взгляд Паджеро. Остальные члены Кабинета дружно посмотрели на королеву, предоставив право ответа ей. Магда уже решила для себя, как следует поступить, и потому ответила сразу:

– Не вижу, сир, никаких препятствий. Давайте будем думать не о том, как она жила, а о том, что, умирая, совершила подвиг. Гайя погибла, защищая Вас, сир, так, где же ей и находиться, как не среди погибших за короля стражей? Я бы и одела её соответственно: в арсенале дворца можно подобрать для неё доспех и форму по размеру. А на памятной табличке следует написать: «Гайя, страж короля». Я уверена: раттанарцы не будут оскорблены, они всё поймут правильно. Вас же именно это беспокоит, сир?

«–Ещё раз Вам скажу, сир: воистину королева! И решает по-королевски щедро!»

– Вы угадали мои затруднения, Ваше Величество, и благополучно их разрешили. Благодарю Вас... Есть граница в поступках короля, перейдя которую, он теряет уважение подданных, а, значит, и свою власть над ними. Для воюющего короля это означает неизбежное поражение...

На этот раз Геймар уже не умолчал, разглядев в короле слабость: боится Василий осуждения подданных, ох, и боится.

– Сир, я – Ваш советник, и вижу свой долг в том, чтобы Вас предостеречь: не раздавайте конфискованные баронские земли без обсуждения с нами, баронами. Мы – опора Вашей власти, и...

– Звучит почти как угроза, барон. Хочу Вас предостеречь в свою очередь: давая советы королю, Геймар, тщательно обдумывайте свои слова, чтобы не быть заподозренным в измене. Это очень опасно в военное время, да ещё при короле, который изменников вешает... Будем считать, что любезностями мы обменялись. Что же касается самих конфискованных земель, то раздавать я их не спешу, и создание Бахарденского графства – шаг, прежде всего, политический. Я не только стремился наградить капитана Паджеро за многолетнюю службу Короне, но и показал всем подданным, и баронам, в том числе, что верная служба может быть щедро вознаграждена: ведь следующим графом может стать любой, заслуживший это право, в том числе и барон. Вы сумеете, советник, назвать мне барона, который бы отказался от расширения своих владений до размеров графства?

– Затрудняюсь ответить, сир...

«– Ха! Затрудняется он! Да Вам, сир, пора покупать большую губозакаточную машину – баронам губы закатывать. Этот уже раскатал свою – края не видно...»

– Моё поручение вам, советник Геймар, как раз и состоит в том, чтобы направить мысли баронов в нужном направлении. В Раттанаре, я думаю, справится барон Ванбах – ваша рекомендация позволяет надеяться на это. А лично вам предстоит поездка в Скирону: тамошний Баронский Совет должен идти в ногу с Раттанаром и с решениями нашего Кабинета. Постарайтесь удержать Крейна от глупостей и сделайте так, чтобы он не лез в армейские дела.

– Кто из нас там будет главным: я, Готам, Крейн или Брашер? – ничего не скажешь, умел опытный политик Геймар держать удар: напросился на почётную ссылку, и глазом не моргнул. – Мы все – бароны, и в этом равны, а по должностям – я не пойму, чья выше...

– Советник, главный в Скиронаре – я! Я, король Скиронара! Что касается управления королевством в моё отсутствие, то я ещё не решил, кого назначить... Думаю я пока об этом, советник, думаю...

Потом, с участием Велеса и Гечаура, обсуждали возможности городских оружейников и кузнецов: король дотошно выяснял, какими запасами военного снаряжения обладает Раттанар, и как увеличить производство оружия и доспехов. Здесь Василию пригодились заученные в Чернигове сведения о видах и конструкциях «шоломов и броней», и Гечаур унёс с заседания Кабинета пачку листов с набросками калантарей, юшманов, куяков и зерцал. Велес же озаботился изготовлением тегиляя – древнерусского ватника, начинённого, для пущей надёжности, обрывками кольчуг. Ничего не скажешь – поразил король своими познаниями раттанарских спецов, до глубины души поразил.

«– За два дня, сир, я сделала из Вас академика по оружейной части, а Вы мне за это – чемодан совать. Интересно, есть ли у некоторых королей совесть?»

5.

Казармы городской стражи были удивительно схожи между собой. Не архитектурой, нет. Построенные в разное время, при разных королях, фасадами они, как раз, отличались, и очень сильно. Роднила их атмосфера запущенной безысходности, какой бывает она в комнате безнадежного больного: он ещё подаёт признаки жизни: шевелится, дышит, ест, пьёт, но уже давно бесповоротно мёртв и для себя, и для его окружения. Это понимаешь сразу, лишь только заглянешь в безжизненные глаза и больного, и ходящих за ним людей. И, заглянув, да ещё и вдохнув воздуха, пропахшего смертью, тут же стремишься убежать куда-нибудь в лес, в поле, в кабак: туда, где всё движется и кипит от избытка бурлящей жизни, а не жалко коптит и тлеет в ожидании обленившейся смерти.

Король брезгливо кривился и только скрипел зубами при виде зданий, пропитанных духовной людской немочью. Вид выходящих из них солдат тоже не радовал Василия. Неряшливые, расхлябанные, немытые, с обрюзгшими от долгого сна или долгого пьянства лицами – король ещё ни разу не встречал в Соргоне человеческого убожества в таком изобилии.

Солдаты выползали на зов рассерженного Вустера из дверей казарм, и нехотя строились на плацу, равнодушно глядя себе под ноги. До чего же этот марш обречённых не походил на победное шествие войск, совсем недавно – шесть дней назад – виденное королём в Скиронаре!

– Как вы находите городскую стражу, граф?

– Мне кажется, что Рустак пережал с презрением к этим людям, сир. Не умея отличить правых от виноватых, он наказал недоверием всех. Похоже, бедолаги не ждут от нас ничего, кроме расправы... Эх, вот и доверяй солдат судейским!

– За что нам с ними расправляться!?

– За смерть короля, за предателей-командиров, за нападение на город... Да за что угодно! Им твердили, что они ненадёжны, они и верят теперь в свою ненадёжность... Если уж баронов вешают, чего же ждать им?

– Разве не вы первым заговорили о ненадёжности городской стражи – после бегства арестованных вами подстрекателей бунта в Храмах? Не вы ли настаивали на осторожности в отношениях с городскими стражами?

– Я, сир. Но осторожность по отношению к человеку не означает, что он обязательно должен быть арестован без доказательства его вины. Это уже не осторожность, сир, это – страх... Надо бы нам за Джаллоном послать: среди солдат, наверняка, есть его люди...

– Ну, так, посылайте, Паджеро! Я хочу скорее прекратить этот балаган: вид понурой солдатской толпы слишком сильно напоминает мне о методах Разрушителя. Вроде бы, мы – ничем его не лучше...

Закончилась долгая возня с построением, и король, спешившись, вышел перед строем.

– Солдаты! – заговорил он. – Вот перед вами Знамя Раттанара, перед вами Медведь, ставший на защиту родной земли от безликих завоевателей и примкнувших к ним предателей из разных сословий соргонских королевств. Долг каждого из нас, способных крепко держать в руке меч, выйти на битву с врагами Соргона, выйти и – победить! Я пришёл звать вас на бой...

– Как на убой гнать, – прервали короля, – так мы теперь хороши стали, годимся, а как нормальную жизнь солдату дать, так – на-ка, служивый, выкуси... – в сторону короля вытянулась рука со смачно сложенным кукишем. – Да что с тобой говорить, одно слово: Василий-вешатель...

«– Так вот Вы какой, сир! Народ просто так прозвищ не даёт... А я-то, дура, нашла, с кем связываться...»

– Обесчестили нас перед народом, оболгали, – не унимались солдаты. – Без вины заточили в казарме, словно злодеев с большой дороги! К ответу виновных и оскорбителей наших!

И без того едва заметный, порядок в строю совершенно развалился, и двинулась на короля разгневанная солдатская масса. Поползли из ножен мечи, и шагнули навстречу друг другу две силы, убеждённые в своей правоте – стражи городские и стражи дворцовые. И быть бы здесь кровавой свалке, если бы не дерзость короля.

– А это ты видал? – сунул он в толпу ответную дулю. – Что, мало? Так на тебе ещё, – добавил он дулю со второй руки. – Может, сверху маком посыпать? С маком, оно вернее будет Прямо, по-королевски получится...

Кто-то не выдержал, рассмеялся, мысленно присыпав маком нехитрую комбинацию из трёх пальцев. Засмеялись и другие. Оно и понятно: глупо пытаться напугать того, кто тебя не боится. Король воспользовался сменой настроения толпы и, как ни в чем, ни бывало, продолжил прерванную речь:

– Солдаты! Слушайте сюда дальше! Во-первых, я не стану ни виниться перед вами, ни наказывать виновных за ваше недолгое заточение. Вы заслужили наказание своими прошлыми проступками, прошлой своей службой. Я имею в виду обирание пьяных и поборы с въезжающих в город. Вы занимались этим не все, я хочу верить, что многие из вас служили честно. Но и они, своим молчанием, тоже помогали процветанию продажности среди городских стражей. Про ваших офицеров я и говорить не буду: если бы вас не посадили под замок, то, по их приказу, вы натворили бы кое-чего похуже вымогательства. Не зря же они сбежали после нападения Масок на Раттанар. Второе: в моём мире принято за мелкие преступления наказывать пятнадцатью сутками лишения свободы. Вы свои уже отсидели, пора возвращаться к службе. Теперь, что касается вашей поруганной чести: я даю вам возможность счистить с неё все пятна, и большие, и малые, самым лёгким и самым опасным способом – на поле боя. И последнее: у вас есть время до утра, чтобы привести себя и свою казарму в соответствие с уставом. Предупреждаю: если завтра на прощании с королём Фирсоффом что-то у вас будет не так, вот тогда вы точно попомните Василия-вешателя...

Подобным же образом развивались события и у других казарм, только уже без угрозы для жизни короля, и без его жестоких обещаний: подоспевший Джаллон постарался распространить слух о проделке Василия по всем казармам ещё до приезда туда монарха, и солдаты слушали короля, не проявляя враждебности.

Завершилась поездка по казармам в Северном районе. Король, под конец своей речи, объявил там своё решение о слиянии всех отрядов городской стражи в одну воинскую часть – Раттанарский городской полк, а, заодно, назвал и его командира: полковника Паджеро, графа Бахарденского.

Но последнее слово всё равно осталось не за королём:

«– Надо было Вам, сир, объясняться с ними по матери – легче бы договорились, и не пришлось бы пошлые дули вертеть...»