Литературный клуб «Мирари» на правах Информационного спонсора ИТОГОВОГО КОНКУРСА ПРОЗЫ «СУПЕРДЕСЯТКА» приглашает своих авторов и читателей проголосовать за понравившееся произведение. Победители «Супердесятки» получат денежные призы от администраторов конкурса. А победитель, выбранный Вами на нашем Форуме, станет нашим новым автором.
ДЖАЗОВАЯ Е. На кладбище ветер свищет…( НЕ ЛЕЖИТСЯ или девочка из гробика),!)
Поговаривают, что все произведения на планете Земля исходят от одного Духа Литературного, он где-то глубоко-глубоко в Укосмосе живет в виде незримой субстанции, коя посылает сигналы в разные концы света, а писатели - это всего лишь приемники, которые могут принимать его волны. Да, простится мне пошлейшая тавтология, ибо пока помехи идут...Шшшшш… Чик-чик. Настраиваю! Шшшш… Пип-пип. "Говорит Москва, сегодня"…Шшшш… "Вас приветствует радио "Шансон"". Не мешай, подлый критик! Шш...шшш…шшшш. "C вами "Русское радио" и последние новости: Николай Басков и Алла Пугачева обвенчались - встречайте новый блокбастер "Зловещие мертвецы эстрады три"" … Ого-го! Будущее поймал… В общем, прочистил я уши, глаза выпучил, слушаю, смотрю по сторонам: коннектит фантастишн… А там!... Мертвые с косами стоять и тишина…Угугугууу! Ужасть! И птичку жалко. Развенчали, изнасиловали и бросили на изгаживанье толпе некогда гордого Буревестника, после изгалятельсва, вместА непримиримого искателя бури оказался миляжка мальчик в стиле аниме. Вот этА меДамарфоза. Хорошо хоть по утрам кукарекать пернатый не стал.
*** "Господи, на тебя одного уповаю, дай мне сил душевных, чтобы по достоинству оценить сей труд", - первые слова, кои изрек я, после прочтения рассказа. Поправив сползшее пенсне, закурил и даже на несколько секунд закрыл глаза. Почему-то все мысли устремились к "Песне о Соколе". Рожденный ползать, действительно, летать не может. Вот и я, не смог подняться до тех высот, где парила Муза Джазовой Е.
Велик талант Горького, велик. С этим не поспоришь, да и не нужно, кого в свое время не зажигали строчки:
Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет буревестник…
А мне, как глупому пингвину, захотелось спрятать тело жирное в утесах, подальше от рассказа с черной-черной аурой, где в черном-черном городе, на черной-черной горе… В общем, бегут спешатЪ зеленые глаза. Читая, у меня часто рот распахивался от всевозможных писательских языковых извЁртов, вывертов ли. Гулевал в миру давным-давно Крузо, не Том, а Робинзон, вот он лодку такою выстрогал и выжег из дерева, ажно жуть какую, потом как ни кажилился, ни силился, а она с места не айда. Вот тебе и проза жизни, близок локоток, и не укусишь, бери ношу по себе, что б не падать при ходьбе. А ныне доски дубовые пошли из цельного бревна, просто брусья какие-то, из них потом гробы строгают, только где? В Вологде! Может на Колыме, я не знаю. Переняли у героя Дэфо методы. В первой строчке уже нелепость.
Часто возникал у меня спор с собратьями по перу, предметом служили именно жаргонизмы в авторской речи, упрощенная, народная, вариантность фразеологизмов. До конца девятнадцатого века все на этом поприще было просто. Либо пиши от первого лица и используй все изыски свойственные герою, или от третьего, блистать тут можешь только в диалогах и монологах. Однако в начале двадцатого века появился еще и третий взгляд, Б.Успенский в своем труде "Поэтика композиции" называет его "внутренней точкой зрения". Этот прием и дает возможность писателю использовать в своей речи, именно те средства, кои более соответствуют персонажу, нежели автору. Да, этот метод сложен невообразимо, начиная от троп, которые должны быть с ювелирной точностью выверены, и заканчивая виденьем мира; но эта точка зрения оправдывает средства, ведь с помощью фокального персонажа можно с удивительной глубиной и точностью передать недоступное при использовании других приемов. Можно отметить, что сей метод вобрал в себя плюсы повествования от первого и от третьего лица; однако, как ни всматривался в данный рассказ, "новаторства" в произведении Джазовой Е. не рассмотрел. А значит… Ошибка вышла. Как и последующее смешение стилей, зачастую смешное. Тут и напыщенность слога, свойственного скорее одам, густо приправленная жаргонизмами, канцеляризмы здравствуют вкупе с архаизмами. Про динамичность языка поминать не приходится. И когда сам автор не может представить картину, чего он хочет от читателя? Тем более, внимательного?
"Девочка как девочка. Только платье чем - то изгажено, и огромные глаза смотрят с нездешним, потусторонним высасывающим любопытством". Так все же, чем изгажено платье? Может, стоит парочку штрихов добавить? И убрать "чем-то", "как-то"? Писатель не желает показывать мастерство, а я должен биться, представляя стаю черного воронья и испытывать радость от того, что рогатые с выменем крыльев не имеют. Но это не так страшно и вполне по зубам шарада в отличие вот от таких кульбитов: "потусторонним высасывающим любопытством", - строчки милы тем, что знаток душ, в просторечии ваятель миров, фразы составляет на слух: шипит, непонятно и хорошо, убаюкивает, а смысл? Ну-ну, а вы, батенька, педант и сноб! Вам смысл еще подавай? Это не к Джазовой Е.… Чем больше я разбирал язык писателя, тем больше поражался множеству ошибок, кои соответствуют званию "новичок", но никак не гордому титулу "Мастер", хорошо хоть не изящной словесности. Времена глаголов, тавтология… Впрочем, заканчиваю про средства воплощения, оговорюсь… Волновал меня и другой вопрос, может осознанно, именно такое средство выбрала Джазовая Е, а я по глупости своей записал несомненные плюсы в минусы? Чтобы оценить правильность своих выводов относительно языка автора, я перешел на его страничку, где прочел историю про гномика, все тоже самое. Казалось бы, зачем, зачем и почему раз за разом, анализируя всего одно произведение, читаю еще что-то? Да, и в конкурсе два рассказа Джазовой Е. Однако, второй рассказ написан от первого лица, но об этом поговорим позже.
Так вот, все те же самые языковые огрехи, даже концовка сделана в духе арии "про девочку в платьице в клеточку". Писатель даже не думает объяснять что-либо читателю, надо будет - сам поймет, нет - глупый значит…
Безрадостная картина. Суть рассказа: Автор наделил душой прах, зажег его интерпретацией строк Горького в стиле аниме, и направил прямиком на вокзал. Куда еще? Здесь бабуля, атакованная "лярвами" поведала о горЕ, пупе земли ли, где исполняются желания, и вот предварительно задышав педофила, прикупив пирожков, две девицы ломанули автостопом к михмасу радужных мечт, мечтов ли, где их ждет сканирующий местность выходец из другой оперы - про птичку жалко.
- А в чем дело-то? - спросит меня Естет, коий до этого выдвинул на победу сей шедевр, как мысли, так и слога. - Дядя, латынь учите! В данном случае у писателя Джазовой Е. все не просто, не сказать, чтобы сложно уж так, но простого тоже нет. Просто тОка мухи летают, и червяки по лицам покойников ползают. Вот так легко и небрежно девушка или женщина вводит литературного героя, коий, будучи уже мертвенно-бледным, с душою не пожелал расстаться, о чем писатель и повествует в красках. Назло всем врагам, назло всем верам! И зомби любить умеют! А вы думали… Карамзин благо не читывал вот этого рассказа, кто знает, какой бы была история государства Российского.
"Барбармия киргуды", - воскликнул бы дядюшка Сэм, а ведь это их, их гнильцой напахнуло(слово из "местных", в данном случае краткий миг восприятия запаха анатомического театра), мертвая невеста ожила и вышагнула смердя(кстати любимое авторское словцо) из "выстроганного из досок дубовых гробика". Что ей руководило? Почему именно так? Неизвестно. Еще меня смутила ненависть к героям, но я так понял это, от неумения работать со слогом, не чувствуя его оттенков, в сем помогло мне убедиться прочтение и второго конкурсного рассказа, в коем присутствуют и "тушки" и еще несколько характерных словес. В текстологи мне, что ли податься. Ясно, что автор рассчитывал на эффект отторжения и изумленных воскликов: "Вот так проза!" Отторжение у меня возникло из-за тематики, так же из-за откровенно чернушного повествования, в коем ни капли мастерства. Да, Хемингуэй сказал, что писатель должен обладать встроенным, противоударным детектором дерьма. С этим не поспоришь, но смотря на труды писателя, мастера, видно, что несмотря на его безукоризненно работающий прибор, произведения из под его пера назвать черными, язык не повернется. Так в чем же дело? Писатель, на мой взгляд, должен кроме всего уметь разглядывать в плохом и хорошее, а в хорошем плохое. Точнее, найти среди нечистот что-то чистое, и увидеть за чистотой и блеском грязь. А так… Что же есть филантропы затейники, кои видя кучу экскрементов, радуются и бросаются в неё, вот где пища для их пытливого ума. Я - нет, я задаю вопрос: а в чем смысл? В большом понимании, какова идея? И все-то герои умерли, кои еще не перешли в мир иной, обязательно там окажутся? - Впрочем, проглотил ведь ведро с помоями, - скажет злопыхатель - И не одно, вон и про гномика… - Товарищ, на третьем глотке сопля попалась, к концу второго ведра только перекусить смог.
Смрадно? Честно говоря, со многим миришься, когда сделано все ради чего-то, но этого самого "чего-то" нет в произведении. И данный поток на грани сознания я принял сначала из-за ненависти автора (а она видна в каждой строчечке, обращенной к литературным героям) за произведение комическое: "Острит писатель!", и накидал таки закорюк в память о враге каком-то, или о вражине. Но, даже в этом ракурсе, как отдельное, произведение слабо. Весь рассказ напомнил мне, простите за заимствованную аллегорию, ходячего мертвеца: жизни в нем нет, но передвигается, видимо добрался до заветной горочки и загадал желание, после чего оказался на данном конкурсе. Итоговом.
Сигареты кончились, когда я обозревал первый рассказ, поэтому, прочтя второй Джазовой Е., названный просто и броско, пришлось оторваться от дел высоких и вернуться в обыденный и гадкий мир. Полный смрадными старухами, цепко держащими в крючковатых пальцах пожелтевший и вонючий шмат сала. Не то чтобы я на халяву надеялся, но… На улице давно стемнело. Холод, снег. Ветер злился, цеплялся за всевозможные углы, скулил, словно обиженный пес, и плакал вместе, с тающими по моим щекам, снежинками. Чуть дальше ларька в ночной тишине раздавались веселые пьяные выкрики, чисто по-русски люди радовались снегу, произнося витиеватые сравнения, а привычное эхо повторяло: "мать-лять…мать… зда…уй". Романтика: ночь, снег, пьяные девушки, желающие ласки, дорога… С ума сходишь от этой близости настоящей жизни - ведь там живут, живут автостопом. А я… Я существую, я безликая тень. И чувствуешь себя кудесником, когда знаешь, что превращение в сгусток тьмы, дело рук собственных. Эх, все мое время заполнили какие-то умствования, гон знаков на бумаге. Они же - настоящие, брутальные выходцы из Новых Волочков. Все с большой буквы, впрочем, как и в первом рассказе. Оно понятно, нужно сразу же подчеркнуть величественность и грандиозность собственного труда в жизни простых смертных. И это не мания, творения под такими большими символами глубокие настолько, как все тома В.Ульянова-Ленина. Кругом символизм зашифрованный, вот только с таких сторон я склонен рассматривать произведение, когда язык автора хотя бы на среднем уровне. Чего опять же не видно и в данном рассказе. Да, верна истина: пути Господни неисповедимы, вот и девочка из гробика, оказалась в Волочках. Это ее автостоп. …В ларьке продавщица, злобно зыркнув и одарив мою скромную персону нелестным эпитетом вкупе со словами: "Поспать не дадут! Приспичило!", бросила на грязный прилавок, словно собаке кость, блок "Винстона". Это там, на западах и в больших магазинах клиент всегда прав, в темных заулках и закоулках прав продавец. Могла и не дать. "Любка, спиртику на все", - вывалил рядом со мной в окошко гору мелочи сутулый тип, обнимающий и целующий юную нимфетку. Прожженные глаза лярвы смотрели изучающе. Я знаю этот оценивающий взгляд. Милая, моя планета и так мертва… А ты живешь. Мечта у тебя - автостоп, дорога, далеко-далеко, туда, где, кажется, есть счастье. Я же знаю, счастье и жизнь есть там, где ты их творишь, и только в твоих руках, что ты создашь. Есть еще и Бог, да он может все… Но на него надейся и сам не плошай. У них автостоп, ночь, дорога, выброс адреналина в кровь. Как только не сходят с ума, чем бы дитятко ни тешилось, лишь бы, не плакало. Это жизнь. Причащаются, очищаясь люди. А я вернулся в обитель мертвецов. Вот и сейчас на моем столе лежали два экземпляра. И если первый уже был истерзан скальпелем, то второй предстояло еще кромсать и кромсать. "Пациент скорее жив, чем мертв!" - заорал я радостно, улыбнулся довольно так, водрузив пенсне на переносицу. Да, в теле, как бы пошло и криво не звучало, теплилась жизнь. Летаргический сон! Подставив зеркальце к губам покойного - так и есть. Запотело! Есть эта пошлая тавтологичная жизнь. Да, она подобно цветам мать-и-мачехи, которые, едва только сойдет снег, и реки еще не успеют скинуть до конца тяжелые оковы льда, проклюнутся, на еще пожелтевшей и жухлой прошлогодней траве. И ясно - весна. Вот эти самые цветочки и делают весь рассказ. Пусть неосознанно, но все же душа автора воспротивилась насаждаемым извне, точнее, с помощью здравого (тут большой знак вопроса) смысла и желания выделиться. Негтиффчик. Безусловно, данный рассказ выигрывает на фоне вокзалов на улицах Вязов. Автор, видимо, понял, что от первого лица многие ошибульки скрываются, и не стал обнимать необъятный окаем от третьего, а пошел по пути наименьшего сопротивления. За что ему почет и медалька. Да, речь не стала лучше, но, смотря на даты, странный регресс наблюдаем от вот этого перво-второго рассказа, и второго-первого. Что это? С ноющей в сердце беспредельной, тоскливой сутолокой, - да не ищете в тех строках смысла, его там нет, как нет и в большинстве фраз Джазовой Е.- вроде и говорит, а про что, ясно только автору. Но здесь, написав по образу и подобию, я все же сам подрастерялся: чего это изобразил-то? Что за мироощущение такое? Рецепт приготовления героев "со дна"(у Горького можно столько сюжетов найти, аналогия - ночлежка) простой: приправить убогую речь персонажей звучным матом, перемешать со смрадной гадостностью денатурата, и в итоге, если читать такое будет интеллигент, возжелавший немножечко хлебнуть лиха на бумаге, чтобы собственная жизнь поганкой не казалась, получим отклик: "Суровые реалии жизни", "Жесть". Вот именно истоки этого кинофильма видны в произведении. Но у человека знакомого со сленгом и его истоками, а так же знающего ту жизнь, возникнет сразу вопрос, который ставит под сомнение реальность героев.
Статья в УК РФ 162 "Разбойное нападение" - "бандитского" нет в помине, почему? Дальше читайте. Статья 161 "Грабеж", он же - на вашем языке "ограбление". В чем тут разница? В годиках, кои подчинятся ходикам. И ходочками. Хоть женские кухни и отличаются от мужских, но и там и там не сладко. Эх, по фене чисто ботать, не работать. Но ныне каждый сам себе законник, и любливают решившие, прочтя словарик уголовного жаргона, составленный незнамо кем и когда, насаждать красивые и малопонятные словеса. Дамочка, раз отбывала в просторечии "каталась", ну и еще не одно словцо типа "топала", будет точно говорить, за что она предстала на суд праведный и чего там в "объе…боне" написано. Разбуди ее среди ночи, она скажет статью, часть, и номер пунктика. Точна в формулировках, как юрист, никогда не спутает. Такие дела. Не буду вдаваться в подробности именно той жизни. Где в пионерлагерь съездить так же легко, как и совершить преступление, могу сказать одно. Вот из таких мелочей и складывается образ литературного героя. И это реалии, не местного значения. Впрочем, какие реалии, если дальше идет откровенная НФ? Был уже в фильме беременный губернатор, но наука ныне дальше пошла, что там овца Долли, когда сегодня животы беременеют. Чем вот они разрождаются? По антологии - животиками. Но это я так уже в злобе своей. Можно сказать рассказ вполне себе обычный на фоне таких же очищений и причащений богемы, шлифовки их мировоззрения о каменные иль деревянные джунгли, и честно говоря, я вряд ли стал бы искать что-то в труде, не будучи обязанным. И все же, произведение делают цветы. Простые цветы у дороги, которые метафоричны. И действительно, не было бы их и не было бы ничего. Положительного. Поэтому зеркальце и запотело, поэтому всего лишь летаргический сон автора, и может быть, кто знает, на этой благодатной почве вдруг вырастут розы…
<b>***</b> Произведение, которое должно быть написано обязательно будет, так получилось, что в разных уголках нашей планеты одновременно создавались схожие и по тематике и по композиционному построению труды, но дело ли тут в Духе Литературном или же в Канте? На этот вопрос я не могу ответить, однако могу сказать точно, поменьше бы посылал Он вот таких вот волн, поменьше. Все в этом мире должно быть оправданно, в мире литературы особенно. И хочется, чтобы послал он Джазовой Е. добрый, чистый и красивый сигнал, гудок ли, и тогда от улыбки станет всем светлей. Перестанет пакостить и смрадный дождик… И просто мир будет, хоть на миг, но лучше.
«Приз зрительских симпатий» - рассказ Нила Аду «В списках значился» – в рамках Итогового конкурса прозы «Супердесятка»
Майор Черноморов, начальник полкового отдела СМЕРШ, оказался перед непростой дилеммой: обречь на смерть героя, совсем юного парнишку, всего лишь на всякий случай, чтобы скрыть канцелярскую ошибку - бойца объявили погибшим. Штабистам портить имидж ни к чему.
Привлекает достоверность и узнаваемость исторических событий, авторская трактовка. Интересен используемый прием: решается судьба героя СССР Александра Матросова, имя которого использовано, чтобы подчеркнуть трагизм ситуации, сложность принятия чудовищного решения. Автор подсказывает нам, что это выдумка, балансируя между реальными фактами (подвиг Матросова, его пребывание в детском доме, затем в Уфимской трудовой колонии) и сознательными искажениями (название полка, номер, место, факт гибели А.М.).
Мне это не кажется кощунственным, потому что не только ошибки, но и заведомые искажения, реальный факт того времени.
Официальные сведения об Александре Матросове: в ноябре 1942г. добровольно отправился на фронт и был зачислен рядовым в 254-й гвардейский стрелковый полк 56-й гвардейской стрелковой дивизии. 23 февраля 1943г. в бою за деревню Чернушки закрыл своим телом амбразуру дзота, чтобы обеспечить успех своему подразделению.
Но он погиб не 23 февраля, а 27 февраля. Для чего поменяли даты, объяснять не надо: 23 февраля день рождения Рабоче-Крестьянской Красной Армии. И это можно использовать для поднятия духа воинов.
А теперь сравните: "Вот видишь, нет у тебя доказательств, - заключил полковник. - Зато налицо попытка подорвать наш боевой дух и веру в победу. Заставить наших бойцов поверить, что их тоже могут вот так в покойники записать. И объясняй потом, почему ты не спешил с разоблачением врага" (Нил Аду). Очень даже в духе времени, не так ли?
Майору Черноморову приказывают организовать убийство бойца "при попытке к бегству". Обтекаемая формулировка, открывающая дорогу любому преступлению. Убить солдата ради чиновничьего спокойствия, предать верного защитника Родины по приказу трусящего начальства, действующего по принципу "как бы чего не вышло". И возникают аллюзии с Иудой Искариотом
АЛЛЮЗИЯ, и, ж. лат. alludere намекать, подшучивать>. лит. Соотнесение описываемого или происходящего в действительности с устойчивым понятием или словосочетанием литературного, исторического, мифологического и т. п. характера. | Пример аллюзии: употребление словосочетания "великий комбинатор" (взятого из романа И. Ильфа и Е. Петрова "Двенадцать стульев" в качестве чьей-н. характеристики.)
Но не с традиционный образом Иуды Искариота - квинтэссенции предателя, омерзительного человека, который выдал за 30 сребреников Христа. Обратимся к Никосу Казандзакису и его скандально знаменитому роману "Последнее искушение Христа".
Иуда знает, что жертва его необходима, знает, что без его помощи и участия миссия Иисуса обречена на неудачу, а великое дело спасения мира, ради которого Сын Человеческий пришел на грешную землю, наверняка потерпит крах - и жертвует собой, жертвует своей бессмертной душой, жертвует совершенно бескорыстно, без малейшей тени надежды на воздаяние. Он сознательно идет на позор и унижение, доведенные до крайней степени, понимая, что этот шаг еще более оттенит чистоту и безгрешность Иисуса на фоне той мерзости, порока и грязи, которые олицетворяет собой Апостол-предатель, еще больше возвеличит Иисуса в глазах современников и потомков. И человечество "по достоинству" оценило эту беспрецедентную жертву, заклеймив Иуду позорным именем "предатель"!
Нил Аду, на мой взгляд, обыгрывает неканоническую версию поступка Иуды, выводя читателей к проблеме свободы выбора между предательством и верностью ЛГ самому себе, своей совести, Родине, воинскому долгу. Что поставлено на весы предлагаемого убийства по приказу: сокрытие случайной ошибки писаря, использование самого уничтожения "самозванца, шпиона", как политический акт в мобилизации воинского духа солдат.
Повторяющиеся головные боли майора, как следствие контузии, у меня ассоциируются с героем произведения Этель Лилиан Войнич "Овод" - Артуром, который безвинно оказался в роли предателя, мучительно переживающего это состояние.
Само название рассказа Нила Аду - намек историю главного героя повести Бориса Васильева "В списках не значился", в которой лейтенант Плужников спокойно мог дезертировать, сохранить собственную жизнь, так как он в списках не значится. Но он прошел героический путь защитника крепости, вынудил врага отдавать честь мальчишке, заявляющему: "Я - русский солдат".
А майор Черноморов в списках значится. И ему придется принять решение. Вот и мучится он своими мыслями. Опять не могу оценить решение автора: не в лоб, на одних только аллюзиях, повторяющемся "ритуале очищения" читателю дают понять внутреннюю борьбу майора:
" Чекисту нужна холодная голова, - вдруг вспомнилось Георгию Романовичу. - И чистые руки. Он машинально обтер ладони об гимнастерку и продолжил допрос. " Даже руки стали какими-то липкими, прямо неудобно такими за документы хвататься. " Черноморов все еще рассматривал собственную ладонь, которую на прощание пожал Дьяконов. Откуда-то со стороны, сквозь опять разгулявшуюся боль в затылке, упорно пробивалась мысль о необходимости срочно вымыть руки. Ощущение того, что он в чем-то запачкался, не оставляло майора ни на секунду. " Руки он, понимаешь ли, боится испачкать! Тут уже не в руках дело. Хотя нет, и в них тоже. Георгий Романович вдруг понял - ему противно еще и оттого, что он пожимал руку Дьяконову. " Майор подошел к окну и с сомнением посмотрел на умывальник во дворе. Первые капли дождя уже забарабанили по его металлической крышке. Сейчас хлынет. Может, все-таки сначала стоит вымыть руки?
Вот оно очищающее действие дождя, нахмуренная природа и грядущий ливень прямое указание на то, что напряжение снимается, решение почти принято. А слова автора - "Начполитотдела давно уже ушел, а Так вот запросто, между затяжками, приговорили человека. И ладно бы за идею, а то ведь так - ради собственного спокойствия. Когда это ты успел стать подлецом, майор Черноморов?" - дают нам надежду, что майор не окажется подлецом.
К тому же не могу не привести еще одну фразу их текста: "но Георгию Романовичу всё же хотелось закончить все дела в пятницу, чтобы завтра отправиться в баню с чистой совестью. Наверное, только совесть у него за эту неделю и осталась чистой, а всё остальное так пропиталось потом, что и настоящим, довоенным мылом не отмоешь".
У Нила Аду вопрос совести - центральный. Даже "баня с чистой совестью". Шучу, конечно ....................... С уважением, Нина Ротта (Татьяна_Гри).
Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда с тобой (с)
Когда читаешь произведения о послевоенной жизни, о той жизни, которая наступила после тяжелых лет и страшных лет войны, о тех простых солдатах героях, хочется еще раз склонить голову перед ними за их мужество и бесстрашие. Какой простой на первый взгляд казалось бы рассказ М. Смирнова « Отец», но как много автор сказал в нем, как много показал, выстраивая по ходу действия образы- вагоны( потому что, действительно, тяжело шла и надлаживалась жизнь) , что впору сравнить этот литературный прием только с кадрами черно- белого кино. Основная тема рассказа- послевоенное детство мальчика Володи, живущего в бараке вместе с младшими братишками и сестренками , с матерью и отцом и с другими семьями фронтовиков, вынужденных ютиться в полухолодных помещениях, терпя лишения и голод. « С трудом, распахнув промерзшую дверь, он оказался в длинном коридоре. Редкие, тусклые лампочки освещали с обеих сторон закрытые двери и висящие на вбитых гвоздях корыта, детские ванночки и старые вещи. За одними тишина. Из другой комнаты доносилась музыка патефона. Из третьей слышалась брань подвыпившего соседа. Володя шагал в конец барака, где была их квартира. Повсюду были запахи. Кто-то варил щи из квашеной капусты. Кто готовил пирожки с калиной. Ее запах забивал все остальные. А у кого-то пахло жареной картошкой на настоящем сале. У него заурчало в животе. Хотелось есть. Распахнув дверь, Володя сного, так может пахнуть только копченая селедка, которую отец очень любил.....».
Тяжела не по- детски жизнь мальчика, (хотя, наверное, она была одинаковой у всех детей того времени), он старший в их многодетной семье и на его долю выпадает уже взрослая забота о младших, он ощущает себя главным, хозяином, пока отца нет. Но мальчик с нетерпением ждет его возвращения, особенно в субботу, в их особенный день. « ...Сегодня он торопился. Суббота - это их с отцом день. Вечером мать уложит младших братишек и сестренку спать, а они вдвоем останутся сидеть на низкой скамеечке у раскаленной печки. В комнате темновато от сумерек, отблески огня будут освещать лица, играть на стенках небольшой кухоньки. Отец, задумчиво глядя в огонь, начнет рассказывать окончание истории, как он раненый выходил из окружения. Володя, притулясь к его крепкому надежному плечу, внимательно станет слушать, ловя каждое слово и представлять себя на месте отца. Это у них было заведено давно. С тех пор, как отец вернулся с войны. Правда, первое время Володя не мог упросить отца что-нибудь рассказать. Отец не любил вспоминать о войне......» Автор создал просто замечательный образ отца, совершенно не приукрашенный чем- то особенно, не построенный на антитезах, а именно живой и нежный. Нежный потому, что оценивается отец глазами сына. Старшего сына, который « любил подражать отцу. Его неторопливой, тяжелой походке. То как он по любому морозу ходил без рукавиц и шапки. Володя во всем хотел походить на отца, перенимая все его привычки. Ох, и попадало ему от матери, если замечала на улице в расстегнутом пальто и без шапки...». Мальчик даже свое маленькое « геройство» пытается скрыть, а не выставлять на показ.
»....Люди, простоявшие снаружи полдня на морозе, ломанулись в магазин, тесня друг друга. И с такой силой прижали Володю к прилавку, что он закричал. Ребра заболели. Дышать стало трудно. Он дергался во все стороны, стараясь освободиться, вдохнуть, но становилось только хуже. Толпа сильнее и сильнее прижимала его к краю прилавка. Теряя сознание, Володя, словно сквозь вату услышал крик тети Ани. Чья-то рука его дернула вверх на прилавок....» .
Он добыл хлеб, он принесет хлеб домой к ужину и они с отцом будут есть его с селедкой , которую мать Володи тоже доставала специально к возвращению отца. с работы .... И это подвиг... маленький, но заслуженный подвиг. «
в этот момент он представлял себя на месте отца. Тогда отец целый день, раненый в плечо, один выходил из окружения. Падал. Поднимался. Из последних сил шел к своим. Вот уж ему было больно! Намного больнее, чем мне сейчас. Он шел и думал об отце, не замечая, что ручонки, торчащие из коротковатых рукавов, замерзают. Дрожь пробегала по телу. То ли оттого, что случилось в магазине, то ли от холода, который, кажется, становился все сильнее и злее. Не говоря матери что случилось, стараясь не показывать боль, он пошел за водой к колонке, вокруг которой образовалась большая наледь. Оскальзываясь и падая, Володя с трудом ухватился за рычаг. Отдышался. Налил в ведро воды и осторожно присев на корточки, съехал с пригорка. Затем пошел в сараюшку за углем. Здесь было отцовское и Володино царство. В нем они пилили, строгали, мастерили для дома и соседей всякую мелочевку. Вешалки для одежды, скамеечки, а то и табуретки, если кто попросит..» Отец- это награда за страдания, это человек, на которого можно всегда положиться, который никогда не подведет и который .. рядом. Володя ждет его рассказа о войне. Ждет того дня, когда отец доскажет ему военную историю , и именно эта история важнее катания с горы в карьере, куда его зовут ребята после школы. Отец – это самое важное, что у мальчика есть. И недаром автор наделяет Отца такими главными чертами Настоящего человека, не того, кто, выпив, бахвалится геройством, а того, который любит и бережет свою семью., потому что это для него главное. Иногда, под настроение, отец детей баловал. Съездит в город, привезет с рынка кусочек мяса и начинает колдовать у плиты. В такие моменты он не подпускал к себе никого, даже мать. Сам моет, режет, отбивает, жарит, парит. Из выдвижного ящичка, в стареньком буфете, достанет какие-то порошки, травки, корешки. Мурлыкая под нос, перемешивает, пробует, чмокая губами. По комнате разносятся ароматы, язык проглотишь. Наконец приглашает за стол. Расставит тарелки, ложки разложит. Медленно несет большое, закрытое крышкой блюдо, торжественно ставит на середину стола. Откроет. Ребятишки, притихнув, ждут. Отец не торопясь, разложит еду по тарелкам. А сам сядет у печки, жмурясь и улыбаясь, наблюдает, как ребятишки жуют, счастливо поглядывая на него. В такой день отец редко садился за стол. Все делалось для ребятишек и мамы. Для отца было большой радостью видеть, как они все съедали, а потом старательно возили корками хлеба по тарелкам, собирая вкусную подливку. Отец немного печалился, потому что, поев, дети не вылезали из-за стола, а долго и молча, изредка облизываясь, смотрели на него. Отец кивал, вздыхал и разводил руками. Хорошая еда почему-то очень быстро кончается. Потом сгребет всех в охапку, повалит на кровать и начинает рассказывать свои нескончаемые сказки да истории. Редко ему удавалось устраивать такие праздники. Работал он много, а с продуктами в семье было туговато. И все же, хоть чем-нибудь, но отец всегда старался нас побаловать. Принесет пять яиц. И напечет их в печке, в золе. Коричневые, вкусные…». Отлично показан быт того времени. Особенно мне запомнилась картина, как мать собирала на стол к ужину, при чем показанная глазами Володи. Именно ребенка, а не Автора. «....Мать собирала на стол. Вареная в мундирах картошка, три пупыристых огурца, на боку одного прилипла веточка укропа. Капуста с маслом, и две очищенных луковицы. Черный хлеб крупными ломтями. В солонке - соль, крупная, серая, хорошая. Отдельно на газете – копченая, словно позолоченная, селедка. Две длинных, темных молоки пластами лежали отдельно – это только для отца. Отец любит селедку. Сколько мать его не просит похлебать хоть немного супа, так нет. Дай картошку! И все тут....».
И те просто неповторимые мгновения, когда , наконец- то, слышны шаги вернувшегося отца Володя прислушивался к шагам. Отца он сразу узнавал по его походке ." Вот раздались неторопливые тяжелые шаги. Так мог ходить только его отец. Подождал, когда шаги приблизились, распахнул дверь. Вошел отец, держа на руках закутанных по самые глаза малышей Галинку и Шурку: - Пополнение принимаете?- раздался веселый голос отца......» И , конечно же, долгожданный вечер. Тот, когда отец, наконец- то, доскажет свою историю о войне. « Сегодня отец обещал рассказать продолжение истории про войну. Пока он ушел к малышне с очередной сказкой, Володя выключил свет, сел на отцовское место у печки. В ту же позу, в какой обычно сидел отец: облокотясь на одно колено и задумчиво глядеть на огонь. Он с нетерпением ждал, когда отец доскажет сказку малышам. Потом поднялся, сел на лавку у окна и стал смотреть в окно, там была темнота. Два фонаря освещали тусклым светом пустынную улицу. Отец прошел на свое место у печки. Володька повернулся к нему. Ожидая, позовет его отец или нет. Отец молча, не глядя на Володю, прикурил папиросу и по кухоньке поплыл резкий запах табака. Курил и, как обычно, глядел на огонь, задумавшись о чем-то своем. Бросил недокуренную папиросу в печку, повернулся к Володе. Тот не шевелясь, сидел на лавке. Отец, внимательно поглядел на него и тихо, жестом руки позвал к себе. Володя понял этот жест. Сердечко его затрепетало, и он медленно пошел к отцу. - Садись, - сказал папа. – Ну, так вот.… Когда мы… - Наши доблестные шахтеры…- говорила черная тарелка. - Аннушка, мать!- сказал отец:- Выключи радио...». Кажется, что в произведении нет ни одной картины , о которой бы не хотелось сказать отдельно. Просто живые образы, целостные, неразрывные, очень памятные. Отличный рассказ..
«Приз зрительских симпатий» - рассказ «Вышнему Волочку посвящается...», Джазовая Е. – в рамках Итогового конкурса прозы «Супердесятка»
Заметный рассказ, вот уж где магия слова воздействует и гипнотизирует. Однажды я приняла участие в шоу Юрия Горного как испытуемая и знаю точно, что гипноз на меня почти не действует, но к словам и даже не озвученным мыслям я очень восприимчива. Помню то ощущение азарта, кружения и радости от возможности услышать, почувствовать, передать. Такое же чувство сопричастия я испытала, читая рассказ Евгении Джазовой. Но этот вихрь образов и звуков, вовлекая и кружа, не заставил логику умолкнуть и не окончательно притупил способность к анализу. Прав был Горный, сказав, что я восприимчива чрезвычайно, но не гипнотабельна. А раз ёще в не все потеряно, то выскажу своё мнение о рассказе.
Сюжет прост: любители острых ощущений оказались на дороге, автостопом "дегустируя реальность" на грязь трассы, сивушный запах самогона, клинок ножа и милость проституток. В чем они и преуспели. Литературные герои прописаны сочными мазками почти малярной кистью, то нервной пунктирной линией. Пожалуй, все держится на яркости образов, чудовищной энергетике главной героини, её умении даже в неприглядности найти светлое. Но возникает вопрос - зачем? Желание почувствовать реальность в таком виде и форме? А цель? Страсть к сильным ощущениям, потребность в адреналине? Вера, религия? Этого недостаточно, чтобы принять.
Образы и их воздействие на читателя велико. Это самая сильная сторона рассказа, что, даже протестуя, очаровываешься.
И все же и все же не могу не заметить и возразить против следующих фраз: * Эмоционально вылупиться в иное состояние * Ласкает скальпелем израненный мозг. * Вечную, хроническую джигу агонизирующего невротика. * в глазах - безнадега, злые чертики, подвывание * укрывшийся в какую то свою неброскую тихую мудрость и простоту. * Вялотекущий, глуховатый "папа" вдруг оживляется.
Автор работает на контрасте: греховность - духовность, грязь - чистота, умственная деградация - интеллект. И этот переход из "зимы в лето", из ночной темноты в освещенное пространство, от тупой злобы до очищенной от грязи доброты, хоть и не нов, банален, но человечен, реален, действенен.
"Бредем по весеннему, свежему Питеру. Аня с улыбкой замечает: - Вот уже первоцветы расцвели. Я вздрагиваю. Как я могла забыть! Выгребаю из кармана пальто три, уже успевших завянуть, цветка мать - и - мачехи. Они лежат сморщенными трупиками на ладони. Протягиваю: - Возьми... это тебе... от волочковской проститутки.
Где теперь эти первоцветы, Аня?.."
Не знаю, где первоцветы, Евгения, но я все же попала под обаяние вашего рассказа.
Вы не ожидали, что мне понравится рассказ? Но он нравится, как я вижу, не мне одной. Считаете, что разные взгляды на одно и то же произведение? Не думаю. Все отмечают, что ваши образы воздействуют на читателя, что это основа вашего произведения. Но возникает ряд вопросов по достоверности не самих событий, а целеполаганию ЛГ. То, что в обзорах отмечают разные моменты произведения, вызвано рядом причин: мы разные, критерии оценки не всегда идентичны, нет желания повторять слова друг друга, в рамках литобзора нет необходимости давать полный и всесторонний анализ. Отсюда и спектр мнений, но суть не меняется – рассказ интересен, выделяется, но есть точки напряжения. Можно отстраниться или принять для размышления. Это уже на ваш выбор.
«…вне времени, вне пространства… в таких путешествиях «без руля и ветрил» жизнь открыться неожиданно... сознание функционирует по другому… учишься доверять людям, себе, течению жизни, какое бы оно ни было, принимать все это и любить…» (Джазовая Е.)
Мне идея ваша была понятна с самого начала, но у вас все в одном лукошке. Отсюда и возникли мои вопросы. Приведу ваши же цитаты из рассказа.
• Реальность оскалилась. Хохочет в лицо. Похоже, она взбесилась. Пытаюсь криво улыбнуться ей в ответ. Вглядываюсь… У нее больше нет лица (да и было ли!), как у крестьян на полотнах Малевича – стерто. Я больше никогда не узнаю ее. Но может быть… так даже лучше? • А вот тебе! Наслаждайся! Хотела адреналина – получи! • Я хотела… Эмоционально вылупиться в иное состояние, встретить себя новую на трассе. Пройти через все, что будет предложено… Проходи! Идти не хочется. Неуютно. Холодно. • Пыль в глаза. Ветер, срывающий шляпу. Бродяга, живущий во мне, гонит меня в даль. Дорога… Трасса… Куда-нибудь… Куда-либо… Неважно! Любой автостоп, даже самый сложный…. Приму как подарок. Это моя вера, моя религия. Это… • Гурманы - извращенцы. Дегустируем вонючие вокзалы, холодные подъезды встречных городов, пыльные безмазовые трассы, пропахшие потом кабины дальнобойщиков, закаты, доводящие своей красотой до истерики… • Стою, стоплю. В руках фонарик, в голове - панически визжащие мысли… • Я гордо и отчаянно: - В Питер! Стараюсь придать голосу твердость, позой изобразить уверенность. • Я внутренне протестую, боюсь. Судорожно прокручиваю варианты, соображаю куда метнуться? К ним? Или от? • Не мыслю трезвого Питера. Мой Питер всегда пьян.
И не вижу я философии ЛГ. А только запутавшуюся девушку, принявшую на веру, но не переварившую чужие ценности. Потому что ей бы о Шнитке разговаривать, а не пробовать изнанку жизни на вкус. Этот наркотик не стал ей необходимым. Всего лишь поза с внутренним дрожанием и визгом внутри. Вот почему мне и понравилось обращение к ангелу и окончание рассказа: итог блужданий в «чужом пространстве», отторжение, не «трупики цветов-первоцветов», а чуждых, не принятых героиней идей.
Вот что я увидела в рассказе. Это гораздо больше, чем вы хотели увидеть, Евгения. Потому и последние фразы мне не кажутся лишними – это новый угол обзора подсознательного автора, его не озвученные мысли о ЛГ,
«Фразы, показавшиеся Вам сомнительными, теперь, когда они стоят отдельно, действительно смущают. Но – только первые три». (Джазовая Е.)
Тогда поговорим о последних трех. Я не настаиваю на своем мнении. Но приведу вам свое объяснение.
* в глазах – безнадега, злые чертики, подвывание…
ВОЙ, –я, м. 1. Протяжный крик нек-рых животных (волка, собаки, шакала). 2. Протяжный громкий плач, вопль (прост.). 3. Протяжные, заунывные, тревожные звуки. В. ветра, вьюги. В. сирены. 4. перен. Шумный протест, злобная брань. Поднять злобный в. по поводу чего–н.
Вы не можете увидеть в глазах звуки.
* укрывшийся в какую то свою неброскую тихую мудрость и простоту.
БРОСКИЙ, –ая, –ое; –сок, –ска и –ска, –ско (разг.). Очень заметный, бросающийся в глаза, яркий. Б. цвет. Броская одежда.
ТИХИЙ, –ая, –ое; 1. Слабо звучащий, плохо слышный. Т. голос, звук. Тихо (нареч.) шептать. Тихо! (требование прекратить шум). 2. Погружённый в безмолвие. Тихая ночь. В лесу тихо (в знач. сказ.). 3. Спокойный, не оживлённый. Т. городок. Тихая жизнь. 4. Смирный, спокойный. Т. нрав. Тихая грусть. Тише воды, ниже травы (погов. о том, кто держится тихо, скромно). 5. Небольшой скорости, не быстрый. Т. ход.
МУДРОСТЬ, –и, ж. 1. см. мудрый. 2. Глубокий ум, опирающийся на жизненный опыт. М. провидца. Народная м. (также о сложившихся в народе изречениях, отражающих его жизненный опыт, знания).
ПРОСТОТА, –ы, ж. 1. см. простой 1. 2. Отсутствие ума, глупость (стар.)
ПРОСТОЙ 1, –ая, –ое; прост, проста, просто, просты и просты; проще. 1. Однородный по составу, не составной. Простое вещество (вещество, состоящее из атомов одного химического элемента). 2. Не сложный, не трудный, легко доступный пониманию, осуществлению. Простое решение. Задача решается просто (нареч.). Простое дело. Проще простого (совершенно просто; разг.). 3. Безыскусственный, незамысловатый. Простое платье. Простая обстановка. Одета просто (нареч.) и со вкусом. 4. полн. ф. Не лучшего качества, грубый по обработке. П. помол. П. холст (небелёный). Простые чулки (хлопчатобумажные).
А теперь перечитайте свое предложение. И что же вы хотели сказать о бедном папе?
ВЯЛЫЙ, –ая, –ое; вял. 1. полн. ф. Увядший, завянувший. В. цветок. Вялые листья. 2. перен. Лишённый бодрости, энергии. В. работник. Вялое настроение.
Папа какой? Вялый. То есть, лишенный бодрости, энергии. Текущий, протекающий как? Вяло. То есть, мы говорим о процессе, потоке жидкости, распространении звуков. А папа куда течет? Тем более, вяло?
Я вам желаю только успеха и развития, Евгения. Рада нашему диалогу и готова к его продолжению в любое время и в любом месте ЛС.
С симпатией, Нина Ротта (Татьяна_Гри).
Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда с тобой (с)
«Приз зрительских симпатий» - рассказ «Непрожитая жизнь», Арсений Семёнов – в рамках Итогового конкурса прозы «Супердесятка»
"Дюльфером наверх"
Среднестатистический участник "Супердесятки 2007" - это особый тип человека прямоходящего, отличный от прочих гомо сапиенс: работает, учится, влюбляется или разочаровывается, воспитывает детей, посиживает в баре, забредает в горы, исследует подводные пещеры или сплавляется по бурным речкам. Но настоящий кайф он ловит именно перед экраном монитора, когда выбивает на клаве свое произведение. Это его состояние "на грани", выплеск эмоций, ощущение себя Богом и самым бессильным из смертных одновременно. Слово - его адреналин. Писательство как экстремальный спорт. Вопрос, что выбрать: бэйс, скайдайвинг или альпинизм?
"Непрожитая жизнь" Арсений Семенов - дюльфер (скоростной спуск по веревке на крутых и отвесных стенах).
Сюжет рассказа все время переосмысливается: вначале обычная семья, ребенка мучат ночные страхи, потом автор подкидывает нам и ясновидение, сереньких и черненьких существ, заставляет поверить в нехорошее место, на котором построен дом, намек на абортарий. Но вводится это все бережно на фоне счастливой семейной жизни, что крайне редко используется в литературных произведениях. Стало штампом искать конфликт ЛГ в несчастной любви, изменах, преступлениях.
Постепенно и образно передается внутренний мир героев, без форсирования, без давления на слезы, напряжение снимается юмором повествования. Некоторые фразы просятся в цитаты дня:
* Сенечка, ты истинный сын своего великого народа, - я не дал пузырям гордости за его пресловутую пронырливость, загадить поток чистой информации. - Что конкретно было на месте дома?! Морг?!!
* Хотел что-нибудь сказать ободряющее. Но язык не слушался меня, как и другие части моего тела. Я плыл на облаках стерильной ваты, ставшей для меня бетонным саркофагом...
Но есть фразы, которые режут слух, причем я не буду говорить о "рукопркладинге" и "ругалкингсе". Упомяну только парочку не принятых мною:
* Встретил австрийскую делегацию, вымотали до чёртиков, немчура проклятая. До дверей квартиры дополз на последнем крыле.
* насладиться зрелищем высветленной чёлки, падающей на свиные щёлки глаз. Кроме того, мой взгляд резанул массивный золотой крест, покоящийся в вырезе сильно декольтированного, причём зря, плать.
Неожиданное окончание рассказа, трагизм ситуации (так и не прожита жизнь) и надежда на будущее. Все ниточки повествования аккуратно связались в замысловатый узор. Настоящий скоростной спуск, но выносящий автора наверх. Вот это экстрим.
Нина Ротта (Татьяна_Гри).
Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда с тобой (с)
Сюжеты рассказов в данной подборке построены на превращении невероятного в вероятное. Главная интрига строится на изначальном неверном представлении читателя о персонажах и событиях.
«Часовщик», Аза Фрид
«Часовщик» – название вызывает двойственные ассоциации, либо веет от него добром, стариной и традициями, либо чем-то зловещим и фатальным.
Оба восприятия нашли отражение в рассказе.
Первое – «агентства "Подарки в Новому Году"»; второе – «Часовщик!.. Номер первый. С него все началось. Основатель нашей конторы. Убийца на доверии. Легенда».
Идея проста на самом деле – наемная убийца и последнее задание, которое становится для нее последним в жизни. Подарки, разговоры о Морозе и Снегурочке, вопросы о прошлом жертвы – игра. Но профессионализма не хватило или опыта. Или звучит догадка о подставе, будто послали героиню на смерть.
Наряду с идеей о наемных убийцах возникает линия маньяка Часовщика. Только профессионализм одного из организаторов «конторы» вступает в противоречие с его безумием – разве мог быть такой человек основателем организации наемных убийц?
В конце – автор переводит рассказ в плоскость мистики, где Часовщик уже предстает каким-то проводником в потусторонний мир, адептом вечности.
Думаю, автору стоило определиться с тем, в какой роли выступит Часовщик, иначе, в погоне за оригинальным поворотом идеи можно было сделать его фигурой мифической или бессмертной.
Живо и интересно написана первая часть – видна усталость героини от работы, усталость там, где должны быть точность и расчет. И, хотя автор намекал на то, что героиня не так проста, как кажется, все же она не дотягивала до хладнокровной убийцы.
Рассказ написан просто, без раскрытия характеров, упор на развитие ситуации – «работа - есть работа». Диалоги живые, и лучше всего через них раскрыта «бытовая» часть рассказа.
«Как мы снимали фильм», Usachov M
«Сегодня мы ищем хвост пробки, но пока нашли только яму и забытый на обочине катафалк, в котором лежит гроб» - необычное начало, изобличающее иронию поиска.
Но рассказ не только о творческом поиске любителей-кинематографистов, но и о разнице вкусов, а, также, съемках постмодернистского фильма, который, по словам создателя, к постмодернизму не относится.
Впрочем, автор сам написал краткое содержание сюжета: «Как мы снимали фильм, искали хвост и мечтали о безусловной смерти постмодернизма». Идея раскрывается объемно, благодаря живым персонажам, чьи характеры автор подчеркивает в разговоре.
Тема наводит на размышления, что в погоне за жизненной простотой, можно потерять красоту момента.
Рассказ написан в виде диалога (костяк его – разговор двух приятелей), а потом – немного описан фон, вскользь затронута сама «пробка» (куда попала любительская камера). Особенность рассказа – описанные одним из героев варианты съемок фильма, что интересно и необычно.
«Мы его теряем!», Краснов И.В.
Кричащее название вполне оправдывает себя. «Мы его теряем!» - восклицание несет в себе интригу.
Беспроигрышная фраза-клише, многократно вкладываемая в уста хирургов, которые ведут борьбу за человеческую жизнь. С первого взгляда на название становится ясно, что темой рассказа будет чья-то смерть.
По сюжету в рассказе ведется борьба за жизнь персонажа романа. Сражались – начинающий романист и ее внучка.
Фабула рассказа – диалог между бабушкой и внучкой, в котором они спорят о судьбе героя сочиняемого романа, практически неотделима от сюжета.
Но в таком незамысловатом по структуре рассказе интерес к развязке подогревается шокирующим вопросом: «Бабуль, ты зачем его убила?». Читатель почти до конца остается в неведении: кто кого убил и убил ли на самом деле, потому сюжет приобретает детективный оттенок. Предлагается читателю вместе с героинями обыграть сюжет иначе, словно преступление произошло на самом деле. И в этом помогают автору такие фразы: «Слушай, ребенок, у тебя случайно адвоката знакомого нет? Мне, наверное, вскоре помощь понадобится».
Однако в рассказе воспринимаются только диалоги, собственно, из-за загадочности авторская речь уходит на задний план и становится важна лишь в конце, когда объясняется суть сюжета:
«Софья Павловна – бывший бухгалтер, а теперь начинающий романист – старательно писала».
За яркой дискуссией даже незаметны такие несовпадения:
«– Я же его аккуратно... – робко начала Софья Павловна»
«– А что? Ты знаешь какой-то другой способ? – продолжала нападать бабушка, отчаянно при этом защищаясь»
Робко начала оправдываться, видимо; а на второй реплике Софья Павловна уже продолжала нападать.
Собственно, аранжировка для диалога была нужна лишь для последней фразы. И рассказ явно ироничный, потому что из введенного текста в тексте – куска из романа – видна вся напрасность творческих потуг героини.
«Трупов сегодня больше не ожидалось» - конечно, финальная фраза ставит выразительную точку.
«Непрожитая жизнь», Арсений Семенов
От названия веет драмой – непрожитая жизнь – жизнь, которой на самом деле не было. Потому, читая рассказ, подсознательно ищешь подвох, какой-то намек на то, что реальность обманчива. Но намека не нашлось.
С первого абзаца развивается другая идея: «Дочка стала плакать во сне, практически каждую ночь. И тоже сразу же, в первую ночь после новоселья». Сюжет развивается в этом направлении – главный герой (отец) пытается найти причину неспокойного сна, при этом, автор не забывает описывать его жизнь (дома, на работе) в подробностях.
«Вся земля, - одно огромное место массового захоронения» - мысль, которая звучит подсказкой для линии дочки героя. Указывается это сразу, и, таким образом, автор готовит читателя к открытию об абортарии, на котором был построен дом. К данной теме относятся и уместно звучат описания снов, как главного героя, так и его дочери.
Однако замечание о даре героя видеть мертвецов запоздало, потому что вспомнил он о нем лишь на середине рассказа.
Когда же выясняется причина плача по ночам и жизнь, якобы, налаживается, автор придумывает очередной сюжетный поворот – оказалось, что все описанное приснилось главному герою в коме, и дочка, и семейная жизнь.
Идея жизни во сне интересна и используется довольна часто. Хорошо, когда авторы находят нечто новое в раскрытии ее, заставляют читателя гадать: что и как? Где обман, а где - правда?
Здесь же на протяжении всего повествование такого обмана ничто не предвещало: жизнь была детальна, тревоги обоснованы. Потому, выбирая такую концовку, автор разделил идею непрожитой жизни между главным героем и дочерью, которая не родилась. Но ожидаемая не реалистичность возникла лишь в конце от переизбытка фабул в рассказе.
Соло для рассказа с подтекстом Елена Чурилова о рассказе «В списках значился» Нила Аду
Доброго времени суток, друзья! Я отдала свой голос рассказу «В списках значился» Нила Аду, и обосновала выбор рецензией, которую и представляю вашему вниманию.
Победа, слава, подвиг – бледные Слова затерянные ныне, Гремят в душе, как громы медные, Как голос Господа в пустыне. Н.С.Гумилев
Начну, пожалуй, с самых первых и общих впечатлений. Свежий взгляд и качественная форма изложения не удивили, но и не слишком зацепили, поскольку уровень и фирменный стиль Аду стал уже довольно привычным и воспринимается как данность.
Но вот когда простая, можно даже сказать незатейливая зарисовка на вечные темы предательства и подвига вдруг развернулась многомерной, объемной картинкой - стало интересно. Рассказ превратился в ребус, который захотелось разгадать.
А началось все с двух раздражающих вопросов. Зачем понадобилось автору тревожить светлый образ героического Матросова? И уж тем более, к чему эта бросающаяся в глаза параллель с булгаковским сюжетом об Иешуа и Пилате Понтийском?
В поисках ответа на первый вопрос выяснилось, что подобные ошибки действительно имели место быть. И государственная машина того времени вполне, легко и почти наверняка могла обойтись со своим чудом выжившим героем именно так, а не иначе. Ведь ценность выгодного для идеологии «светлого мифа» на тот момент времени была много выше ценности жизни отдельно взятого реального человека.
В какой валюте и по какому курсу можно оценить стоимость таких понятий как подвиг, слава, честь? Стрелки каких весов могут показать, в какой момент стремления души человеческой от чести вдруг покачнулись к бесчестию, от подвига – к подлости и предательству? Кто и по какому закону имеет право судить, обвинять или оправдывать Черноморова или того же Пилата? Вечные вопросы, на которые каждый должен найти свои собственные ответы.
«Время сейчас такое», - оправдывает себя герой рассказа Осип Давыдович Дьяконов, - «трудное время». «А когда это времена были легкими?» не соглашается с ним Черноморов. И автор тоже не соглашается. Именно по этому в рассказе четко проведена параллель с булгаковским прокуратором.
Сначала я не могла определить, к плюсам отнести или к минусам слишком очевидные, буквально на каждом шагу вставленные намеки на понтийского всадника. Потом решила, что скорее к плюсам, поскольку это гарантия, что авторская мысль не останется незамеченной. Ведь в целом идея рассказа - это в первую очередь размышление на тему предательства как такового и методы конкретной системы и судьбы конкретных людей тут больше являются фоном, нежели ключевыми моментами. Таким образом сформировался ответ на второй вопрос: тема Пилата раздвигает пространственно-временные рамки, придавая рассказу глубину и емкость.
Кстати, не могу не отметить, как мастерски автор инкрустировал в текст эти «прокураторские» вкрапления! Один малиновый околыш чего стоит! Можно затевать с читателем игру на внимание «А где еще скрыт намек на Пилата?». И дабы читателя не мучить, перечислю, что уже удалось расшифровать:
- Гроза и головная боль – это то, что видно невооруженным глазом. Не намек, а «прямой текст», думаю, что это ни от кого не укрылось:);
- обращения «гражданин начальник/товарищ майор» - «игемон/добрый человек». Не явно и как бы «не в ту сторону, но все же;
- Имена героев (за исключением самого Матросова):
Пилат Понтийский, Всадник Золотое Копьё - чисто ассоциативно всадник с копьём - это святой Георгий, чисто научно Понт Эвксинский - древнегреческое название Чёрного моря. Получается Георгий Черноморов. А отчество Романович - национальность.
С полковником Дьяконовым легче разобраться: Дьяконов - священник, в данном случае - первосвященник Каиафа. Осип - обрусевший Иосиф, так Каиафу звали. А отчество опять на национальность указывает. Давыдович - сын Давида, то есть, иудей.
Аналогично с полковником Антиповым: Ирод Антипа. Согласно Евангелию от Луки Пилат посылал Иисуса к Антипе, в надежде, что тот поможет принять оправдательный приговор. Финал, увы, известен. (Кстати, на мой взгляд, именно этот «намек» на Антипу позволяет читателю сделать предположение о том, в какую сторону качнется стрелка весов в душе Черноморова, и какая судьба ждет героя Александра).
Думаю, что это далеко не все. Так что предложение поиграть в силе. Список готов к расширению и дополнению:)
Так же помимо булгаковской, возникли у меня и другие ассоциации, не столь явные. Со стихами Николая Степановича Гумилева, строки из которых я вынесла в эпиграф. И еще с Евангелием от Иуды, Борхеса. Но это уже тема для отдельного разговора.
В завершение хочу сказать, что многослойность, «ребусность», насыщенность большими и маленькими загадками при внешней простоте и ясности изложения, судя по всему, так же является частью «фирменного стиля» Нила Аду. На мой взгляд, это большое преимущество, которое делает творчество данного автора еще более привлекательным для читателя и позволяет мне отдать свой голос за рассказ «В списках значился».
Здесь же собраны произведения, тема которых незыблема, вечна и неисчерпаема. Но представляется всеми по-разному.
Волчица, Татьяна Дюльгер
"Шёл 1942 год" - первое предложение определяет тему рассказа. А сюжет о женщине, которая ждет писем с фронта, воспитывая троих детей - создает драматизм в настроении читателей.
"Очень любила рассказывать внукам истории из своей жизни, а история о Волчице была одним из её самых любимых рассказов" - автор предлагает нам пересказ одного из многочисленных эпизодов воспоминаний.
Встреча героини-матери и волчицы-матери - основной эпизод рассказа, который происходит во время поездки в военный госпиталь. Трагичность истории обозначена смертью мужа героини на войне, вопреки удачному исходу путешествия.
Сюжет рассказа драматичен и линеен. Язык повествования пестрит штампами (некоторые из них):
• сладкая ночь любви
• светился от счастья
• Сердце Анны рвалось на части
• Похолодело внутри
• Застыл на месте и замер от страха
Автор, вместо того чтобы погрузить в сюжет читателя, позволить ему самому дать оценку событиям, "влезает" в мысли и чувства героини, лишая тем рассказ живости.
Отец, Смирнов М. И.
”Сегодня суббота и отец, может быть, расскажет продолжение очередной истории о войне, если у него будет настроение" - в рассказе описывается подготовка мальчика Володи к почти святому действу.
Рассказ охватывает небольшой временной отрезок - всего один субботний вечер, но этот вечер изображен автором, как целая жизнь.
Кропотливо выписывая послевоенный быт в бараке, тяготы и уроки выживания, автор параллельно ведет две линии: понимание сына через отца и отца - через сына.
"Вареная в мундирах картошка, три пупыристых огурца, на боку одного прилипла веточка укропа. Капуста с маслом, и две очищенных луковицы. Черный хлеб крупными ломтями. В солонке - соль, крупная, серая, хорошая. Отдельно на газете - копченая, словно позолоченная, селедка. Две длинных, темных молоки пластами лежали отдельно - это только для отца" - подобные описательные вставки пронизывают текст и делают повествование замедленным и созерцательным.
Главный герой рассказа - мальчик Володя - совершает первые подвиги взрослой жизни, как когда-то героически сражался на войне.
Несомненно, сюжет драматичен, на что указывают детали, рисующие быт того времени:
"Отец не любил вспоминать о войне. Хмурил густые брови, отмахивался и отправлял Володьку учить уроки, а Володя не понимал, почему отец молчит"
"В этот момент он представлял себя на месте отца. Тогда отец целый день, раненый в плечо, один выходил из окружения"
"Отец немного печалился, потому что, поев, дети не вылезали из-за стола, а долго и молча, изредка облизываясь, смотрели на него"
История мальчика правдоподобна, его чувства видны, как на ладони, и в каждом поступке явно показано одно стремление - подражать отцу. Его желание поддерживает и мать, ведь отец для семьи - кормилец, герой, защитник отечества. Подобное настроение поддерживание на протяжении шести страниц повествования, нагнетаясь в описаниях и диалогах:
"Батя с работы придет, устроим маленький праздник"
"- Ах ты, маленький мой хозяин! Ну, весь в отца"
"Устроим нашему отцу праздник"
Ожидание прихода отца и праздника в какой-то миг настораживают тем, что все может обернуться иначе. Однако автор не готовит сюрприза ни читателям, ни героям, продолжая и завершая историю на одной ноте.
Завершается рассказ без кульминации. Монотонность и предсказуемость - характеристики данного произведения. Основная мысль, озвученная в первом абзаце, повторяется вплоть до последнего предложения.
В списках значился, Нил Аду
Название определяет суть драмы - "значился", но не значит, что жил. Рассказ не погружает в воспоминания, а воспроизводит события эпохи, когда ошибка в списках или газетных статьях определяла людскую судьбу.
"Так вот запросто, между затяжками, приговорили человека" - основная мысль рассказа, проведенная напряженной фабулой, в которой разоблачаются не только черты характера персонажей, но и порядки того времени через поступки.
Рассказ хорош четким, обозначенным рамками одного вечера, сюжетом.
Ситуацией, в которой выдумка близка к правде; а в случае с героем рассказа - даже выгоднее правды.
"Георгию Романовичу всё же хотелось закончить все дела в пятницу, чтобы завтра отправиться в баню с чистой совестью" - завязка в рассказе, которая заставляется задуматься: а не произойдет ли наоборот.
На протяжении повествования звучат намеки автора, и связаны они с чистотой, как в прямом, так и переносном смысле:
"руки стали какими-то липкими, прямо неудобно такими за документы браться" - предупреждение, которое созвучно с мыслями о грядущей грозе.
Чистота рук, чистота в списках и бумагах, чистота совести - ощущения проходят сквозь рассказ: от духоты, мешающей мыслям и до грязного рукопожатия.
Не стану рассуждать о специфике военной темы, лишь отмечу, что в рассказе каждая деталь работает на атмосферу, начиная с открытых в кабинете окон и завершая - дождем, который начался в конце концов. Именно детали заставляют чувствовать написанное.
Нечего оставить на память, сынок..., Смирнов М. И.
"Заехав к матери, чтобы достать из кладовой с антресолей какие-то банки, я наткнулся в дальнем углу на тяжелую коробку, завернутую в холстину" - так просто начинается история, которая потом приводит рассказчика к неожиданному открытию.
Диалог главного героя и его матери оживляет воспоминания о бабе Дусе, забытой единственным сыном, но любимой и значимой для всего двора.
Воспоминания - краткое описание видимой героем жизни бабы Дуси и ее похорон - центральный эпизод рассказа, который должен был составить образ старушки, неприметной, но доброй труженицы. Также показать драму ее жизни: сын так и не приехал на похороны.
"Потертый альбом с пожелтевшими фотографиями и еще один сверточек. Открыл его, и застыл..." - возвращаясь к настоящему, автор показывает реакцию героя на найденные ордена и недописанное письмо сыну.
Мысль основная не озвучивает, но подразумевается в намеках: коробка, как единственная память, и то не нужна была родственнику старушки.
Не могу сказать, что рассказ написан глубоко. Тема говорит за себя, несколько штрихов (описание бабу Дуси, морщины и дождь на похороны) придают драме нужные оттенки скорби и жалости. В остальном - изложение поверхностно. Выхваченный из памяти кусочек, который лишь на время встревожит душу.