Не думай. Мы же увидим все. Как будет. Мы встретимся через невозможно, сколько времени мы все забудем. Забудем. Но ведь встретимся же. Вспомни только. Вспоминай. Это ведь все вокруг неважно. Совсем, совсем со всеми. Мы одинаковы. Забудь, все что тянется не наше. Но так трудно сейчас все труднее.
“Как можно себя такую не любить, ответ прост, если ненавидишь людей за их поступки, зачем делать исключение для себя”.

Кажется, мир сошел с ума, если в шесть утра признается мне в любви.
Кажется, я оглохла.
Кажется, я слепа.
Кажется, я жду.
Напихала полные карманы мандаринов и прыгаю на диване. Скоро из него полезут пружины. Из меня полезет что-то иное. Я танцую от счастья. Какого счастья? Ведь я его никому не приношу. Я только беру. Но я счастлива сейчас. Мне в радость жить. Мне в радость маленький фонарик, который зажигают во мне. Это мое сердце. Я кричу смеясь. Я люблю. Люблю не так, но люблю. Просто.

Как херачит то…
Вот что происходит.
Я не знаю где искать.
Я забываю.
Я не могу держать это.
Сложно.
Я ухожу в работу, и нитка рвется.
Расстояние.
Бооооооо ль лет!
А ты об этом даже не узнаешь.
Вокзал, глаза и руки расскажут наяву больше, чем вечные монологи.
Как только я перестану думать только о себе, мне откроется весь мир. Твой.
Без “я”.

А она так сладко спала на моем колене мягкой щекой трясь, пробираясь все дальше по джинсе нервно пробуждаясь под разбитые фразы истории я не будила ее в то время текло, минуты тянулись мучительно истомно медленно, как заспанное лицо открывается на солнечные лучи. Совсем ребенок. Совсем по мальчишечьи красива. Совсем навязчива. Со всем с нами. Тянула за собой в свою дремоту, но не успела, не совсем…
Будила ее рукой в ее короткие мальчишечьи пушистые волосы.
Потом забыли.
Не было между нами … сна.

Хочу, чтобы ты целовал меня в сонные вялые губы, собирая с них остатки голубых снов отсвечивающих в пластмассовых звездах и разноцветном стекле. В бурой темноте свет, вырвавшийся из сна, остро впивается в зрачки. Мягко обволакивает под теплым одеялом, делая движения навалившимися, тяжелыми, и закрывает тонко веки, ложась фиолетовой тенью под челку, уводит за собой. Забери меня отсюда. Моя мечта, забери.

Руки. Одна ладонь теплая другая ледяная. Одна подпирала горячую мокрую щеку, вторая все время судорожно щелкала курсор мыши. Напряженные глаза всматривались в экран, когда вращать белками стало больно, их остановившееся опустошение тупо пронзали яркие вспышки. Как после принятия кислоты на белом полотне стали заметно улавливаться проплывающие электрические волны. Разнообразие цветовых потоков острота воплощения в звуках и глухоте боль, которую они причиняли, стали единственным раздражителем сердцу, которое потерпело очередной крах, стоит ли ему еще так биться.

Разбила руку об стену. Кожа просто треснула. К черту ненужная энергия выбилась не в подушку, мимо. Психоз. Бля. Запитая давно таблетками невралгия накатила незаметно по новой и сильней. Меня рвет. Все внутри разрывается и клокочет. Передвигаюсь с ножом в руке, а удара жду в спину. Оборачиваюсь. Слушаю по ночам убегающее глухими ударами сердце. Накрываюсь на лекциях пиджаком с головой и болтаю под партой с Кеглей. Слушаю музыку и прячу красные глаза. Замыкаюсь вместе с наступившей зимой.

Я живу.
Я плачу снова.
Я как роза на песке
В своей тоске
В твоей любви
Я разрываюсь,
Я вишу на волоске
Я потеряюсь без тебя.(c)

Люблю?
Люблю.
Люблю!
Вопросы на ответы, которые я получаю совсем не из того места, откуда хотелось бы, плавают на поверхности мозга,… а я топлю их, целый месяц топлю их алкоголем. Ну, кто я? Я все забываю, я всех бросаю и оказываюсь не там где надо, не с теми.
Это лучшие двое суток, эйфория, по венам текло столько … много, смех, слезы на утро, а потом все летело обратно, я в полете совсем легкая и холод, а ты даже не знаешь, ты совсем по другому полетел. Сегодня. Путаешь, кружишь, бросаешь кости, выходит надежда на нас.

Очень крепкий чай. Твое слабое состояние. Ты пишешь отдельно на бумаге, а потом отправляешь на ветер самолеты, он рвет бумагу на мелкие клочки и уносит слова. Совсем немного долетают буквы. И сны бесполезные по дороге туда. Во рту сон, тот самый, где сладкий привкус.
Я выпустила из кармана бабочек, и только одна опустилась тогда ко мне на ладонь, но растаяла, жар от руки слишком силен. Горю.

Белые носы давили вечером грязь, в никуда шли, не за чем…
Не за тем. Так хорошо было жить в конце. Но кто-то вынес мебя на руках вперед.

Пойми меня.
Поймай меня.

Эй! Тебя не было рядом, когда я делала это. Ты не сказал мне остановиться или подумать над правильностью моего решения. Ты не сказал мне:”Девочка, давай решим это вместе, нас же двое”.
Ты вообще ничего не сделал. Ты просто тупо тешишь свое самолюбие. Ублажаешь свое одиночество. Ты кормишь его псевдо – фактами своего несчастья, о своей, бля, неразделенной любви. Ты тряпка и ты не соберешься. Меня нет рядом - это единственное чем ты мотивируешь. Тебе нужны мои мысли? Теперь их нет. Меня достало копаться в этом дерьме. Твоя самовлюбленность порти все. Тешься мой милый.
Это неважно сколько нам нужно времени. Четыре месяца, пять, шесть, семь… это время! Так или иначе нужно ждать. А чего? Встречи. Только чтобы понять как этого не хватало, только чтобы видеть твои глаза. Ждать ради этого.. мы безнадежно пропащие.
Это трагик – комедия, фарс. И главную роль я отдаю постели.
Я верю что у меня есть ты, что я не одинока. А ты нет. На чьих чувствах ты играешься? Что ты пытаешься добиться и услышать? Твои слова блеф, а многоточие не продолжение, но запасной выход.

Смеется, смеется, смеется. Любит. И люди вокруг улыбаются. Счастливые. И прячут свою улыбку, и глаза опускают, смотрят в свои мысли. Наедине с собой. И листья летят по воздуху, а ветра нет.

Любит сейчас. И мальчика в метро грустного тоже.

И все вокруг желтеет, ярким пламенем разлетается счастье, красным летят листья. Улыбайся. Любит. И девушек тоже любит. И даже дур всяких. Да. И грязные улочки по которым мы обтираемся. И секоны. И растянутые майки на себе. И черные подъезды. И гопников, которые ей дверь придерживают.

И тебЯ.

И метро. И вагоны полупустые. Женщину, которая окунула ее в 90-е. И то сумасшедшее розовое платье. Хочет. И когда они сидят на площадке на скамье. И ржут. А кругом бомжи. И курить с ней круто. И веринбалкон с чемоданом во время живописи. И болтать. Глупости.

И чай горячий в сопли. И музыку в ушах мою. Ярика твоего. И слушать о нем. Она любит любить. Любит смотреть, как ты понтуешься. Любить легко, когда с утра свежо на улице и моросит в лицо.

И когда все внутри сжимается. Сладко. Она вспоминает и летит.

И так легко, когда отрываешься.

Не обманывай. ПОчернеет.
19.09.06
P.S.аналогичное состояние полета. Сейчас. Люблю.

Я устала скучать, когда ты уходишь ложиться на рельсы каждый раз выпивая лишнего из меня. Я устала ловить тебя только в грязных больных снах, я устала под одним с тобой небом без тебя. Я устала слушать, я не хочу больше разговаривать, выливать из себя слова пот о ком чтобы передразнивали глупые уб**. Я забываю. С***, но что ты можешь, ты то, что ей дашь?! А мне? Я устала жить в ватном мире, где нет низа и не чувствуешь от боли верха. Я устала, вставая покрываться холодным потом и держать голову в руках, чтобы не упасть на землю, у меня холодные губы и мне страшно. Страшно, что это случится до того как. Я устала бить в грудь, когда чешутся вены в лицо мне плюнь. Я устала падать ниже себя, чтобы тебе хорошо стало на чуть-чуть. Я устала давать добро и лгать. Я устала… просто устала бредить. Я скучаю, а ты нет. Ты всегда маячишь где-то между моим сном и своей реальностью. Так бы звони больше во сне лежать не принято. А я зароюсь в яму одеяла и усну и буду ждать. Сошлись.

• Dec. 8, 2006 - Рано утром.

Он ошибся. Она была не на сцене. Совсем не на его сцене. Она сидит в первом ряду с билетом в руке, который он сам ей дал, пригласив на этот спектакль. Спектакль, на который она могла опоздать. В один момент было брошено все, билет потерян, а актеры забыты. Но желания сулили многое, случайности оказались сильнее. Она нашла свой билет.
И вот она сидит, красивая, наблюдая со стороны за происходящим, влюбленный зритель, критик предпочитающий находиться в тени, она слишком близко воспринимает происходящее: плачет, смеется, волнуется, кричит, совсем не стесняясь реакции окружающих. Иногда боль настолько натуральна, что только нездоровый интерес удерживает ее на месте, а не гонит прочь из зала.
А он… Он играет. Он отличный актер. Отлично знает свою роль. Он пытает высмотреть ее такое любимое и желанное лицо, но как это возможно, когда свет прожектора прямо в глаза и лишь ослепляющая темнота впереди. Он не видит ее. Он хочет крикнуть ей. Позвать. Протянуть ей руку, притянуть к себе. Обнять так крепко, крепко …. Чтобы задохнуться. Вместе. Но эта роль…
Он не видит ее…
Он может только вспомнить, какое место отвел ей в первом ряду своей жизни.

Желтые рамы еще сохранили следы твоих рук, а стекло тепло лба.

Когда я падал в твоих слабых руках к ногам.

А не все ли равно тебе было?

Я видел, как босые метнулись прочь, и сквозь бродившее сознание и переворачивающиеся наизнанку вещи я слышал твой голос. Он был холодный и быстрый, я не мог разобрать кроме интонации ничего более. Железом чеканило на сердце. Я не понимал, почему не могу обнять тебя, почему не могу просить голос замолчать, он рвал меня, рвало… меня. Восемь часов желчи. Восемь часов без тебя. Только силуэт в окне, слабый уставший родной нежный ты смотрела на солнце, на свет, прозрачный образ дышал на стекло и выводил пальцем узоры, странные как все, что произошло. Ты молча кричала, что больше не можешь терпеть боль … мою боль. И выводила …. Меня бросало.

По их беззаботным лицам можно было сказать, что они ничего не знают, но по вашему напряженному молчанию все становилось слишком ясным. Как же ты падала пьяная сука. Удар тела об пол, соберись. Зачем ты подходишь ко мне так близко. Зачем твои руки…

Зачем? Ты все время за моей спиной, но тебе страшно пойти дальше, и только чувство что кто-то нежно прикасается к волосам. Обнимаешь слишком крепко, чтобы не понять. Но лишь мгновение и о тебе напоминает только последнее дыхание в воздухе.