Ну, дописал я свое сообщение, да:) Я тугодум.
О Ваших вкусах я вообще ничего не знаю, кроме того, что они, кажется , еще не вполне сформированы.:) А Вы не пишите вовсе. Зачем Вам это?:)

Да где уж мне уж, Просто нишу-то найти,Вы все ниши позанимали, а я так кручусь помаленьку:)Вот не думал, Просто, что Вы настолько глупы и мстительны.

Да, а Дости - это Достоевский.:)

Шутку Вашу не оценил. Я бы сформулировал иначе: зачем Вам вообще писать, раз Вы и так поэт?:)

Ах, лето красное, любил бы я тебя, когда б не комары да мухи..

Альгея, а Вы читали АС?:)

О Пушкине , его характере, привычках, любовях оставили много свидетельств друзья и близко знавшие его люди. Ну, почитайте Вяземского и Нащокина о Пушкине. Об Эмили Дикинсон достоверно известно, что она любила своих племянниц, что у нее была какая-то трагическая любовная история, после которой она так и не вышла замуж, осталась навсегда жить в родительском доме, никогда не выезжала из маленького провинциального городка Амхерст (не деревни), только однажды отослала в редакцию свои стихи человеку, который живо заинтересовался ею и встречался потом с ней лично, о чем оставил некоторые заметки. Дикинсон к тому же теряла зрение, еще и поэтому избегала людей. Она сказала этому человеку, этому редактору, что если ослепнет окончательно, то всю литературу ей легко заменит Шекспир, которого она много знала наизусть. Показалась она этому редактору женщиной невзрачной, маленькой, с какими-то голубиными глазами. Но при этом личность ее обладала колоссальной притягательностью. Врать тому редактору незачем: Дикинсон стала классиком американской поэзии много позже написания им этих заметок о ней.
Делайте что-то в жизни, разве кто против?:)

Да нуте? А если Я Вам скажу, что Пушкин был высоким голубоглазым блондином и спал с нидерландским посланником в России? Вы то же самое мне ответите? Альгея, современный дилетантизм во всем и вера во всеобщую теорию относительности всего - меня уже просто пугает. Есть же факты, свидетельства. Ну, давайте, считать, что ВВ до своего президенства был пастушком, мы же лично с ним незнакомы:)

Амхерст - деревня с коровами? Терпеть не могла людей? Откуда Вы это взяли? Вы ее читали, о ней? То , что она была "затворницей из Амхерста" еще ни о чем не говорит. Она жила в кругу семьи, очень любила своих близких, не особенно много путешествовала или общалась (один только пример ее искренней и горячей переписки, личных встреч со своим единственным редактором - дает понять, что людьми она очень интересовалась), что нормально для не замужней женщины того времени. Это были времена мужчин, а не женщин.

Знаете, Ф. Вот Акутогава сказал: "Мало понять что народ идиот, надо еще понимать , что и ты - народ". Очень мудрая и простая мысль. Несчастья и гулпость других людей в Вашей только несчастной и глупой (простите, я без наезда!:) голове. Люди прежних времен покрепче были, они искали причину в себе, а не в других.

Это все равно, что выключить свет-

Раз и никого нет.

Самые естественные и зачаровывающие строчки в Вашем стихотворении, на мой взгляд. Дальше какие-то подростковые жалобы и вселенская скорбь:)Мир нельзя изменить, себя - можно. Этим и занимается поэт. Явите.

Надеюсь, Вы не обрушите на меня старика - веселого и шаловливого - Ваши обличительные громы и молнии. Я тоже страдаю Вашими недостатками, тоже могу много наврать:)

Да, Энди.. порубали Вы шашкой и друзей и недругов!:)
Ничего , это в запале бывает. Вы зря осердились, тут два человека было, как минимум, которые вроде как поняли Ваш рассказ, неплохо, споро написанный, но не настолько значительный. чтобы так его защищать до последней капли читательской крови:)
Тут был человек (не знаю, куда он делся) - Джоник (Евгений), он писал хорошие рассказы. Но Вы бы видели, как достойно он реагировал даже на самую глупую критику. Я был покорен его выдержкой, его снисхождением к слабостям других людей. Было в нем что-то искренне писательское.

Быть поэтом все, печатать стихи - ничто.
Эмили Дикинсон
:)

Вспомнился Ходасевич с его Полднем:

Как на бульваре тихо, ясно, сонно!
Подхвачен ветром, побежал песок
И на траву плеснул сыпучим гребнем...
Теперь мне любо приходить сюда
И долго так сидеть, полузабывшись.
Мне нравится, почти не глядя, слушать
То смех, то плач детей, то по дорожке
За обручем их бег отчетливый. Прекрасно!
Вот шум, такой же вечный и правдивый.
Как шум дождя, прибоя или ветра.

Никто меня не знает. Здесь я просто
Прохожий, обыватель, "господин"
В коричневом пальто и круглой шляпе,
Ничем не замечательный. Вот рядом
Присела барышня с раскрытой книгой. Мальчик
С ведерком и совочком примостился
У самых ног моих. Насупив брови,
Он возится в песке, и я таким огромным
Себе кажусь от этого соседства,
Что вспоминаю,
Как сам я сиживал у львиного столпа
В Венеции. Над этой жизнью малой,
Над головой в картузике зеленом,
Я возвышаюсь, как тяжелый камень,
Многовековый, переживший много
Людей и царств, предательств и геройств.
А мальчик деловито наполняет
Ведерышко песком и, опрокинув, сыплет
Мне на ноги, на башмаки... Прекрасно!

И с легким сердцем я припоминаю,
Как жарок был венецианский полдень,
Как надо мною реял недвижимо
Крылатый лев с раскрытой книгой в лапах,
А надо львом, круглясь и розовея,
Бежало облачко. А выше, выше -
Темно-густая синь, и в ней катились
Незримые, но пламенные звезды,
Сейчас они пылают над бульваром,
Над мальчиком и надо мной. Безумно
Лучи их борются с лучами солнца...

Ветер
Всё шелестит песчаными волнами,
Листает книгу барышни. И всё, что слышу,
Преображенное каким-то чудом,
Так полновесно западает в сердце,
Что уж ни слов, ни мыслей мне не надо,
И я смотрю как бы обратным взором
В себя.
И так пленительна души живая влага,
Что, как Нарцисс, я с берега земного
Срываюсь и лечу туда, где я один,
В моем родном, первоначальном мире,
Лицом к лицу с собой, потерянным когда-то -
И обретенным вновь... И еле внятно
Мне слышен голос барышни: "Простите,
Который час?"

Липовая лапа

Дождь протягивал бурые лапы,
Шерсть отряхивал, спину чесал,
Он хотел бы ходить на агапы
К мужичку, но мужик не пускал.

Скрип несносен липовой лапы.
Дождь прилип рыжей харей к окну,
А мужик выворачивал лампы,
За собой он не чуял вину.