Совсем не знаю, с чего начать.. Как Вы догадались, это будет Обзор. Дело всё в том, что я никакого отношения не имею к тому, чтобы что-то обозревать. Думаю, что это неестественно – войти в тот мир, который мне абсолютно неизвестен и даже невидим. В мир, где есть только один неизвестный человек – Автор. Один. Для меня – один. Как всегда, в начале, в названии. Но ведь можно признать и себя частью неестественности. И всё, что меня окружает – спонтанно вымышленное сознанием открытие себя.
Стихи. Они – мы. Попытка открыть себя заново, желание менять эту попытку и возвращаться в мир НЕсебя.
Павел Феникс. .. Прежде чем начать обзор его творчества, мною была произведена «попытка» отобрать несколько его стихов из «НЕсебя». Выбор «не мог остановиться» несколько дней. Но когда ко мне случайно попали стихи Павла, ещё не опубликованные в ЛК, все мои «отборы» потерпели полное фиаско. Список растянулся до бесконечности =)). Хорошо, что есть у меня друг, вместе с которым мы читали произведения Павла. И те стихи, строчки из которых совпали одновременно с нашим подсознанием, вошли в этот Обзор. Самое удивительное, что мы отметили – это ирония и юмор Павла, во многом ставшие основой его творчества. Ирония.. Это особенность. Нечто, местами убивающая, местами дающая понять, что любовь – дни загадок и видоизменений. Войти глубже, чем мне позволяет сделать приличие? Рассмотреть глубину души Поэта? Имею ли я на это право.. Тем более, что моё мнение никогда не совпадает с авторским, моё мнение – лишь попытка показать то, о чём Автор и не догадывается. И очень хочется, чтобы совпало хоть на йоту..

Про клоуна

Заходит, бывало, в чужой подъезд опрометчивый клоун:
лампочка разбита, двери распухли и на расщепленной раме немытый локон,
достает из кармана надутый шарик, сворачивает фигу, крестит коврики у дверей,
пытаясь постичь необъятность газет и рекламных их площадей.
Выходит на задний двор, имея за пазухой ворох обколотых пальцев,
он умеет один только фокус – вынимать из трамвая зайцев,
но к порядочному транспорту эту крашенную морду и близко не пустят,
лишенный возможности развивать навыки клоун, нетрезв и грустен.
Немыслимые посевы зеленого чая в его штанинах,
коллекция пробок, венчавших горлышки марочным винам,
больше не радует глаз, в этом не поможет уже никакая оптика.
Клоун бредет на пустырь, открывая ржавую спицу зонтика.


Мой любимый стих. Самый любимый. Это не только восприятия самого Автора, но и моё личное – себя. Необычный клоун. На первый взгляд – спившийся бомж, играющий со своей судьбой в орлянку. Рассмешивший только себя и получающий от этого немыслимое удовольствие:

«лампочка разбита, двери распухли и на расщепленной раме немытый локон»

хочется иногда увидеть трагедию. Вот только нужно хорошо подумать, в чём её суть, в чём её необходимость? Я забираю «немытый локон» себе, и трагедия исчезла. Красиво, элегантно выходит на чистую арену чистый клоун с мимической депрессией. Весело? Мне – нет. Искусный гримёр – Автор. Пару штрихов – и поролоновый нос клоуна осыпался комическими слезами. Трагедия безучастна, смех несущественен, ирония скоропостижна.

«Выходит на задний двор, имея за пазухой ворох обколотых пальцев,
он умеет один только фокус – вынимать из трамвая зайцев,
но к порядочному транспорту эту крашенную морду и близко не пустят,
лишенный возможности развивать навыки клоун, нетрезв и грустен»

----

«Крашеная морда», «обколотые пальцы», «нетрезв и грустен» - резкие колебания воздуха цирка. Несуществующего цирка. Аляповатые зайцы трамвая… Теперь трамвай – и не трамвай вовсе, а цилиндр фокусника.. Нет, даже не фокусника – колпак клоуна. Совершенно дырявый. Вот именно такую иронию, в которой совершенно отсутствует всякий юмор – я приемлю и даже больше – почитаю.
Этот стих таков, что он полностью – цитата. Каждая его строчка. Мне не часто удаётся «откопать» такую ценность:

«Клоун бредет на пустырь, открывая ржавую спицу зонтика»

представление на арене своей души окончено. А зрители так и не порадовали клоуна своим присутствием, активно поедая бутерброды с красной икрой в вечном антракте. Превосходная идея – антракт, исключивший из своего буфета представление.


Рекомендую – очень много потеряете, не прочитав этот Стих.


Про саламандру

Закатилась под плинтус пуговка –
вот и как теперь, как ходить на покрывшуюся корочкой улицу?
Бедный-бедный несчастный мужчина со странной фамилией Курвочко,
у него нет друзей, вечерам он сидит в сети, и все время на кого-то дуется,
вот так завернется в сеть и сидит, а ветер! – и он кричит: мне холодно!
Хотя в глубине души он – саламандра, с чего бы мерзнуть?
У него соседка была, вечно ей не спалось – то до полночи, то до полденя,
у нее жили рыбки в пруду, ей казалось, что они тонут,
она их сачком вынимала, делала искусственное дыхание,
а саламандра пытался их вместе с хозяйкой своей сетью согреть.
Словом, они делали все для того, чтобы дурацкая сказка, написанная из подсознания,
тебе понравилась хотя бы на треть.


«Закатилась под плинтус пуговка –
вот и как теперь, как ходить на покрывшуюся корочкой улицу?»

]
____

Хотелось остановиться вот на чём. «Необратимая» существенность таланта Автора. Сделать начало стиха таким, что читая следующие строки, поначалу входишь во внутренний ступор. Стих слишком мал по объёму, по «обхвату» событий, чтобы так небрежно распоряжаться началом, вводя в полное заблуждение читателя. Если читать Павла впервые, так и происходит – непонимание и восприятия первых строчек как цикличность некого абсурда. А для меня – сплошное удовольствие. Его стихи нельзя читать один раз. Возвращаться в начало сразу же – крайняя необходимость. Иначе – можно потерять Слово. Главное и основное. Вот как здесь, например, в стихе «Про саламандру».
Кто бы подумал, что пуговица – совсем как-бы и не относится к стиху? Вот проснулся Автор утром, пуговица под плинтусом. И кто бы узнал, что именно она дала мысль для «рождения» этого стиха?
(Как ни странно, это мне так показалось).

«Бедный-бедный несчастный мужчина со странной фамилией Курвочко,
у него нет друзей, вечерам он сидит в сети, и все время на кого-то дуется,
вот так завернется в сеть и сидит, а ветер! – и он кричит: мне холодно!
Хотя в глубине души он – саламандра, с чего бы мерзнуть?»

____ не о многих ли из нас эти строчки? Чтобы понять это не нужно делать глубокий анализ себя. Автор всё нам здесь сказал.

«У него соседка была, вечно ей не спалось – то до полночи, то до полденя,
у нее жили рыбки в пруду, ей казалось, что они тонут,
она их сачком вынимала, делала искусственное дыхание,
а саламандра пытался их вместе с хозяйкой своей сетью согреть»

-–

очередная порция высококлассной иронии Павла Феникса. Иронии самоуничтожающейся и убивающей своим глубочайшим смыслом. Нужно ли раскрывать весь смысл трагедии «сетей». Мы ведь те же рыбки, которым необходимо искусственное дыхание, и, что самое страшное, никогда не признаемся в этом.

«Словом, они делали все для того, чтобы дурацкая сказка, написанная из подсознания,
тебе понравилась хотя бы на треть»

----

финалы стихов Феникса – это нечто. Вот иду своей дорогой, никого не трогаю. Уже и смирение с началом этой дороги в никуда. И продолжением. И, как говорит Тигра: «Полоска белая, полоска черная, а потом БАЦ! и... тигриный хвост. Да-да!» - как нельзя кстати. Признаюсь «как на духу» - потрясающие концовки в КАЖДОМ стихе Автора.

Рекомендую – всем, кто захочет рассмотреть себя.

Проходимец

Мне скучно без
(здесь
подставь любое, какое понравится, имя).
Рифма торопится, просится: скорее в конец строки –
а ты ей: слезь!
Земля гипербол лежит под ними
и от того волосы на голове так легки,
их носит ветром, подбрасывает, они в снег слетают,
прижми их шапкой-треухом,
отнеси дежурному своему парикмахеру –
пусть позаботится.
Некому руку подать – и скучно, и глухо.
Воздух наполнен фразами, кончающимися на нахеры.
Детка, я наконец понял, что ты не святая,
так какого же сердце все еще колотится?
Еще недавно думал, размышлял: как пережить зиму,
зима шелестела своими шелковыми платьями,
мороз, сугробы, а ботинки совсем прохудились…
А сегодня оттепель – вот те на!
Никто не придет и никто не снимет –
у всех закончились пленки и карты памяти.
Забудь обо мне, я просто очередной проходимец,
и вовсе не значит, что меня мучит совесть, если мне не до сна.


Знаменитые, всё те же, «начала» Павла Феникса:

«Мне скучно без
(здесь
подставь любое, какое понравится, имя)»

___ наугад, без имени.

«Детка, я наконец понял, что ты не святая,
так какого же сердце все еще колотится?»

____ болью расчерчено, именем замещено Имя. Вторгаться сюда – имею ли хоть какое-то право? Никакого. Можно лишь читать этот стих как самого Автора. И знать, что возможностью выразить свою боль становится именно стих. Талантливый, кровоточащий, не нуждающийся в понятии и восприятии. Зачем же, когда в Нём и так всё – насквозь.

«Еще недавно думал, размышлял: как пережить зиму,
зима шелестела своими шелковыми платьями,
мороз, сугробы, а ботинки совсем прохудились…
А сегодня оттепель – вот те на!
Никто не придет и никто не снимет –
у всех закончились пленки и карты памяти»

_______ независимостью становится зима в «шёлковых платьях». «Закончились плёнки и карты памяти».. Надрывная ирония тонкой нитью, уменьшенной до лилипутских размеров колючей проволокой вплетается в подсознание. И хочется совсем оттолкнуть её, выбросить. И память.. Уйти от неё – нет никакой возможности. В реальной жизни – никакой. В стихах же – одним взмахом пера – «У всех закончились плёнки и карты памяти»..

«Забудь обо мне, я просто очередной проходимец,
и вовсе не значит, что меня мучит совесть, если мне не до сна»

-

Потрясающий финал. Обречённый быть финалом. Восприятие этого стиха – болевой шок. Хочется читать его и перечитывать, жить им и возвращаться вновь. Он очень близок мне, особенно последними строчками.. Когда можно сказать Всё напоследок – предоставляется пунктирная линия к уходу. Прерывистая линия, позволяющая вернуться.

Рекомендую – прожить частичку мгновения боли вместе с Автором..



В кафе


Зашел в кафе. Заказал кофе. Принесли кофе.
Попробовал - лажа. Но не обиделся, выпил все целиком.
Потом заказал еще что-то в штофе,
что-то, имеющее родство с коньяком.

Попробовал - лажа тоже. Но удачно дополняют друг друга
лажа под названием кофе и лажа под названьем коньяк.
Особенно если с деньгами в последнее время туго.
Особенно если надо просто запить мышьяк.

Здесь сыграла моя любовь к очень талантливой иронии, восходящей к вершинам пикового таланта. Ничего не могу с собой поделать, но это классный стих. И не могу не включить в свой Обзор. Здесь весь Автор, абсолютно. Чтобы «раскусить» его трагическую иронию – добро пожаловать. Стих, незаслуженно незамеченный читателем, непонятый и не прочитанный до конца. Видимо, в те дни читатели «жировали» на других признанных гениях, совершенно не поняв и не «вкусив» самый шик иронии Автора:

«Зашел в кафе. Заказал кофе. Принесли кофе.
Попробовал - лажа. Но не обиделся, выпил все целиком.
Потом заказал еще что-то в штофе,
что-то, имеющее родство с коньяком»

___

Мой восторг. Атмосфера обыденной забегаловки, граничащая с настоящим уровнем поэзии. Автор не менее проницателен, чем поданная ему «лажа». Увидеть в ней кофе – дано не каждому ценителю =))). А понять, что в штофе – коньяк допустимо лишь Павлу Фениксу =)))
Казалось бы, не истолкованное – утро, кафе, грязный столик, пара выброшенных за борт стульев, и никого, кто бы «ожидался». Привкус горечи НЕсебя, вкус сопротивления помоев жизни, отторжение самого важного, чтобы казалось. Теперь – ничего не кажется…

«лажа под названием кофе и лажа под названьем коньяк.
Особенно если с деньгами в последнее время туго.
Особенно если надо просто запить мышьяк»


А вот теперь можно всё. Прибавить ещё, что утро – тоже «лажа», и лажа всё, что она приемлет под своё свойство. Финал как всегда – налегке. Дерзок, непредсказуем, секущий своей развёрнутой постановкой. А моё личное впечатление остановилось на необратимых минутах.

Рекомендую – если ждать, то именно вот в таком кафе.



Дурочка

…охуевшая, теряющая подсознание улица долбит по темечку.

Делай свой выбор: м или ж – поставь галочку.–
просто неправильно поняла предложение поиграть в салочки,
теперь ты засалена, да, твоя овальная мордочка Дурочка, помнишь: до встречи с ними ты была целочкой
пылится теперь среди книг, сама так себя поставила,
раком на горе не свистнуло счастье, халява не прилетела в форточку,
возвращаясь домой, дурочка, не забудь правила
дорожного передвижения по темным улочкам,
это вовсе не скука, когда ничего не случается,
они называют это спокойствием, дурочка…

…в этот момент из темноты кричат: постой, красавица

А не хочется, Вам, уважаемый читатель, соприкоснуться с иронической эротикой=))). Так, невзначай, довольно слегка и как будто неприемлемо подаваемой в высших кругах. Так, чтобы и стыдно не было и вкусить самый смысл отождествлённой «круговерти» будничной суеты? Тогда это то, что вы бы хотели «тайно» от «сливок» общества познать. Заходите, не брезгуйте своими разинутыми ртами, непринятыми осторожностью «примерами» личной жизнью Поэта:

«просто неправильно поняла предложение поиграть в салочки,
теперь ты засалена, да, твоя овальная мордочка Дурочка, помнишь: до встречи с ними ты была целочкой»



ну не нужно бояться. Ведь вы так и думали о том, что так и было. С каждым из «м» или «ж». Проходите, не стесняйтесь, занимайте самые «бельэтажированные» места и аплодируйте под восторг собственных воспоминаний. В оркестровой яме суфлёр спонтанно начитывает «начитки» пресловутых эпатажных ролей, которые будто бы мнимой квинтэссенцией играли апломб в отрепетированной Случаем постановке. А вы. Заунывно хлопая в ладоши, подражали сами себе =)))

«пылится теперь среди книг, сама так себя поставила,
раком на горе не свистнуло счастье, халява не прилетела в форточку,
возвращаясь домой, дурочка, не забудь правила
дорожного передвижения по темным улочкам,
это вовсе не скука, когда ничего не случается,
они называют это спокойствием, дурочка…»

А кто захочет – увидит, возможно, «нелегальные» позы из выдержек камасутры, другие ринутся изучать знаки регулировщика. Третьи поймут то же, что и я - Автор предрешает момент столкновения с самим собой. Уходит. И не в тот обман, который он пытается себе навязать сам и думает, что пустил пыль в глаза читателю. Боль Автора – скрытое от его же самого – откровение, боль – рвущаяся иронией, спровоцированной самой болью. Проникаю в то, куда не вправе и чувствую себя ничтожностью, раскрывая Биение.

«…в этот момент из темноты кричат: постой, красавица»

Рекомендую – вторгаясь в Себя и в Боль своего мгновения – читайте этот стих.



Осенью


Осенью старение замедляется.
Плакат о борьбе с гриппом в онкологическом диспансере,
памятки как вести себя при обнаружении бесхозных вещей.
А помнишь пару лет назад всюду крутилась песня про яйца? -
и мы чуть было не поверили в панацею,
впрочем, правильная надежда умирает еще до прихода врачей.
Осенью все обычно случается до прихода,
что бы мы не имели в виду под этим словом,
и глаз перестает различать цвета осенью - ему так легче
смириться с этим вялотекущим, как насморк, временем года.
Осенью хорошо проснуться к обеду, воодушевиться рассолом
и подумать: мое имя не Прометей, у меня еще есть печень.

Немного «отходящий» к безвременью стих. Лёгкий, но не в степени ощущаемой невесомости, а, наоборот – в смысле отчуждения себя в инверсиях смены продолжительности ощущения Времени:

«Осенью старение замедляется»…

Как невероятность – хочется «вплести» в канву стиха частично спровоцированные понятия правосудия. И даже вообразить суд присяжных, ведущих приём метастазирующей опухоли – осени. Стих поначалу вызывает чувство адаптации, привыкания к Началу, как, впрочем, такое неожиданное «привыкание» характерно во многих стихах Павла. Запах безнадёжности, ненужности, неизлечимости:

«Плакат о борьбе с гриппом в онкологическом диспансере,
памятки как вести себя при обнаружении бесхозных вещей.
А помнишь пару лет назад всюду крутилась песня про яйца? -
и мы чуть было не поверили в панацею»

Автор нехотя, исподволь разворачивает «боевые действия», пытаясь вообще «выскользнуть» из смысла произведения, чтобы ненавязчивым маневром преподнести читателю оборот, ведущий вспять некоторые проекции впечатления:

«впрочем, правильная надежда умирает еще до прихода врачей» _

ощущение искусственно созданной очереди из костров, жгущих обрывки осени и чувств. Очереди, растянувшейся медленно-тягучей процессией, с повязками из носовых платков на рукавах, символизирующих мёртвые листья:

«Осенью все обычно случается до прихода,
что бы мы не имели в виду под этим словом,
и глаз перестает различать цвета осенью - ему так легче
смириться с этим вялотекущим, как насморк, временем года»

Автор желает сделать Это и он делает, довольно хитро, могу сказать и весьма талантливо – форсирует все последующие события одной лишь фразой «Осенью всё обычно случается до прихода». Если воспринимать эту фразу буквально – получится эффект «обратного достижения» противоположностей. Не правда ли, мастерский трюк Павла преподнести то, что казалось бы выкинутым из контекста произведения – а теперь – несущественным на первый взгляд, но занявшим главную роль – рваную фальшь признания незаметно представить как обесцвеченное восприятие пунктирных веяний осени – дождей.
И, как всегда – штрих к этюду невменяемых сюжетов натюрморта из больных собою событий - мимолётно скользнувшая в отдушину нереальности ирония. Ирония, которая так восхищает меня в творчестве Павла:

«Осенью хорошо проснуться к обеду, воодушевиться рассолом
и подумать: мое имя не Прометей, у меня еще есть печень»

Вот так вот необязательно Автор разбавляет сгустившиеся краски, проектируя из только что развалившегося здания бывших иллюзий – реальность. И попытка разбавить её рассолом становится полутоном в засохшей акварели печали..

Рекомендую – узнавание незамкнутых кругов как лишённого понимания самого себя – больного пространства

Просто лирика – не знаю зачем

Столько всего уже о тебе сказал,
что кажется – особенно по утрам – не избежать повтора,
но этот выкрик мал, и зрительный зал
не знает, не чувствует, не видит во мне былого задора.
Я больше уже не стою на сцене. Теперь другой.
Я залег на диван с телефоном наперевес.
Ты по-прежнему сердишься, когда называю тебя дорогой
или любимой. Как партизан обрез
чистит – я чищу лицо от недельной щетины
по пятницам – перед встречей с тобой – чтоб не царапать кожу.
Я болен этим чувством сумбурным – как скарлатиной,
а по утрам опять кажется – будто одно и то же.
Но ничего это, ничего… Я найду слова. Ты прости.
Ты только больше не говори мне – дурак, балда!
Осеннее небо покрыто коростой, но стоит его поскрести –
начнется дождь – он подскажет – зачем мы с тобой сюда.

Не стану подробно «разбирать» этот стих.. Скажу очень просто – мне он очень понравился - прежде всего жизнью. Тем, что он живёт, казалось бы, обыденными «вещами». Но ведь именно в кажущейся обыденности и протекает наша реальность.. :

«Столько всего уже о тебе сказал,
что кажется – особенно по утрам – не избежать повтора,
но этот выкрик мал, и зрительный зал
не знает, не чувствует, не видит во мне былого задора»

Поначалу тишина, помятая, словно папиросная бумага – хрупкостью отношений, начинает сжиматься в маленький комок. Затем из этого комка вырастает снежная глыба холодной неестественности:

«Я болен этим чувством сумбурным – как скарлатиной,
а по утрам опять кажется – будто одно и то же.
Но ничего это, ничего… Я найду слова. Ты прости»

Стих потрясающий по своей глубине. В нём тысячи стеклянных слёз, плавящихся в безразличии осени. Нет, не слёзы – застывшие дожди:

«Осеннее небо покрыто коростой, но стоит его поскрести –
начнется дождь – он подскажет – зачем мы с тобой сюда»

Рекомендую – читать в любом переосмыслении осени

Кризис среднего возраста

Кризис среднего возраста в двадцать один год.
Вдруг понимаешь, что больше ничего не случится.
И проще идти на поводу, нежели наоборот
выдумать повод идти за очередной синей птицей.
Какая там птица? Новенький ноутбук?
Сотовый телефон? Или бутылка пива?
Или выбрать единственную из сотни подруг?
Но как выбирать? – каждая умна и красива.
Вру. Далеко не каждая. Далеко не умна.
Я бы сказал – недалека. И не умеет слушать.
Впрочем, я не умею рассказывать – значит, моя вина.
Конечно, не трудно петь, стоя на кафеле душа.
Сам виноват. Чего ж теперь лезть на рожон? –
женщины и без меня стремятся продолжить род.
А мне много ли надо? – крауссан да крюшон.
Кризис среднего возраста в двадцать один. Вот.


Пару отступлений из правил, и разбивается маленький мирок, где нереально много «распихано» по непонятным закоулкам и тайникам, шифры и пароли от которых утеряны безвозвратно:

«Кризис среднего возраста в двадцать один год.
Вдруг понимаешь, что больше ничего не случится»

]

Начинается поиск хотя бы отмычки или, на крайний случай, монтировки, чтобы взломать выход, ведущий к входу. Хаотичность, отсвечивающая сумбурным всплеском идентификации выбора – совпадёт ли штрих-код с лучом, выбивающим утро из ночи? :

«Или выбрать единственную из сотни подруг?
Но как выбирать? – каждая умна и красива.
Вру. Далеко не каждая. Далеко не умна.
Я бы сказал – недалека. И не умеет слушать.
Впрочем, я не умею рассказывать – значит, моя вина»

Конечно, не поздно вернуться и продолжить занятие вечных поисков в кромсающих самих себя чувствах. Но ведь Автор и здесь, казалось, в тупиковом состоянии, пускается в свою неопределённую Свойственность – пробежкой обогнуть острые углы серых будней и спеть песню. А ещё лучше – послушать воду:

«Конечно, не трудно петь, стоя на кафеле душа.
Сам виноват. Чего ж теперь лезть на рожон?»

Существенных отступлений от иронических, местами переходящие в открытые своими недоступностями иллюзии, не предугадывалось. Кризис назревал в начале и совсем не «среднего возраста», а сжимающейся пружины – «спирали», в которой несколько витков, обманывающих самих себя. Стоит лишь вернуться к началу – неизбежен конец. А в конце – неизбежно начало. Подверженность к возврату обходится слишком дорого и бесценность этому преподано в лживом свете. Читателю предоставляется возможность отступить на один шаг назад. Воспользовавшись – уже не вернуться и не перечитать начало. Всё дело в том, что нужность выхода неоправдана.

«А мне много ли надо? – крауссан да крюшон.
Кризис среднего возраста в двадцать один. Вот»

Смысл стиха – сомнения невозможны, как, правда и вера. Взяты воедино – надежда и вера. Я никогда не отличаю их по сущности.

Рекомендую – верить и надеяться – найдите одно отличие.

В заключении Обзора хочу выразить благодарность Автору за хорошие стихи и удовольствие от их прочтения, многие строчки из которых запомнились и теперь цитируются моим сознанием.