Сегодня я был до щенячьего восторга рад новому дню, поскольку начался он просто великолепно: я пометил все кусты по периметру двора и вокруг детской площадки, прогнал незнакомого пса, пытавшегося нарушить границу моей территории… И за то, что я не подпускал хулиганов к будке, в которой спал дворник (лентяй и тунеядец, скоро и двор я буду за него мести!), и не давал им топтать клумбы, разбитые под окнами домов, лодырь угостил меня сахарной косточкой – прекрасный завтрак для бездомного пса!

День намечался ласковый и совсем не душный, без жары и беспощадного зноя, я лежал около стола, за которым по вечерам собирались мужики и играли в странную игру с какими-то черными прямоугольниками (хохотали и иногда вопили: «Рыба!» - хотя я много раз проверял – еды на столе никогда не было), а игривый ветерок путался между моих лап, поднимая песок, я даже два раза чихнул, но не очень громко, что бы девочки не услышали…

Девочки в нашем дворе просто загляденье: пятнистая далматинка Камилла, фокстеррьерша Джордана и болонка Чапа (старая уже правда, но прыти ей не занимать: следит за собой – все такая же белоснежная леди, как и в молодости). Кстати, а вот и они.

Я поднял голову с передних лап и величественно поприветствовал их, неторопливо вышедших из подъезда в сопровождении хозяев:

- Доброго утра вам, милые дамы! Ррр-гав!

- О, Батончик, милый, ты уже тут.. – Камилла томно заскулила.

Это заставило ее хозяйку встрепенуться и погладить ее по гладкой спине, успокаивая:

- Камиллочка, не обращай внимания на этого бродягу, гуляй себе, милая.

- Давно надо было сдать этого пса куда надо, – проворчал хозяин Джорданы – толстый мужчина средних лет, вытирая со лба капельки пота, маленьким, душистым платочком.

«Тебя самого бы сдать! Создает тут потовые облака, от таких вот атмосфера и разрушается!» - фыркнул я про себя.

- Этот пес у нас во дворе живет очень давно, никого не трогает и оберегает детей, - старушка Элеонора, хозяйка Чапы, опустила ее на землю, - иди разомни лапки.

- Гав! – я подтвердил ее слова, отчего толстячок вздрогнул и попятился назад, дернув поводок так, что Джордана, которая, видимо, что-то хотела сказать, тявкнула, слегка прикусив язычок.

- Так-так, я вижу, ты сегодня очень доволен собой, Батон, – Чапа неторопливо подошла ко мне и присела рядом, демонстрируя розовый и мокрый язычок, видимо, даже несколько самостоятельных шагов отнимали у нее силы.

- Ты бы берегла себя… - начал было я.

- Эй, никак ты решил записать меня в смертницы, – Чапа улыбнулась и почему-то подняла морду к небу, - у меня еще много сил.

- Конечно много, Ча – ты задашь жару любому из нас, – рядом с нами пристроилась Камилла, так как ее хозяйка начала что-то нервно кричать в трубку сотового телефона, совершенно про нее забыв.

- Эх, сейчас бы чашечку черного кофе… - в ответ на это подбадривание вздохнула Чапа, – с лимончиком и немного сахара…

- Вкуснятина... – вместе с ней замечтался и я…

- Гляди, Батон, кто приехал!

Я повернул морду в ту же сторону, куда смотрела Камилла и увидел, что во двор, пока мы непринужденно болтали, въехала белая Toyota, и из нее вышла любовь всей моей жизни… Лена.

Она была человеческой женщиной, но восхитительно красивой: стройные ноги, которым позавидовал бы любой дог, большие, выразительные глаза, как у золотой рыбки и голос – бархатистый, как нити шелкопряда.

Она жила на третьем этаже и я мог видеть ее лишь утром, когда она уходила на работу, или вечером, когда ее привозило желтое такси, и уставшая, она неторопливо шла в свой подъезд.

Она была добрым человеком, но любил я ее прежде всего за то, что она была справедливой и честной.

Когда я только появился в этом дворе, все вокруг меня жалели: дети, старики – подкармливали и нежничали – это меня сильно унижало. Ведь я был рожден бойцом – это не страшно, что у меня нет хвоста и одного уха, что спина покрыта шрамами. Для меня это боевые награды и медали, показатель силы и мощи. Я – самец! Я – мужчина!

А она… Лена как-то остановилась возле меня, спящего на подстилке под лестницей, и сказала:

- Так ты совсем раскиснешь. Это же совсем не твое. Лучше пустой хлебец, заработанный своими силами, чем подачка.

Сначала я совсем ее не понял, только глухо зарычал, на что она пожала плечами, а потом... Потом я защитил малыша, которого посторонний пытался увести со двора, и его родители принесли мне шесть сосисок в благодарность. Проглотив первую из них, я сразу понял, что Лена имела в виду.

А еще у нее была замечательная фамилия – Булочкина.

Я – Батон, она – Булочка, разве не замечательно?

- Смотрите, у нее новый ухажер! – тявкнула Камилла.

Насторожившись, я принялся внимательно рассматривать парня, что приехал вместе с ней.

- Боже! Боже! – заскулила Чапа, - не может быть, ее Пончиков нашелся!!!

- Что за Пончик? – возмутился я.

- Ее первая любовь – его в Чечню служить отправили, и там он без вести пропал, мы все думали – погиб, а он вернулся, три года прошло…

Внутри меня что-то закусалось, я вскочил на все четыре лапы и неторопливо побежал к Лене и ее Пончику.

- Батон, ты куда? – тявкнула Джордана, наконец, сорвавшись с поводка своего неразумного хозяина, но я даже и морды в ее сторону не повернул.

- Лена, Toyota – это замечательная машина, ты знаешь, что ее история началась в 1933 году, когда в компании, занимавшейся текстильной промышленностью, открылся автомобильный департамент?

- Неужели? – Лена засмеялась, прижимая к себе букет из лилий.

- Да-да! И открыл его старший сын владельца компании - Киичиро Тойода!

- И ты им это все рассказывал? И это спасло тебе жизнь?

- Представляешь – мое увлечение машинами…

- Это так здорово, милый!!! – Лена нежно поцеловала его в щеку, - тогда мы обязательно накопим на эту машину… вместе.

- Вместе, - подтвердил Пончиков и обнял ее за талию.

Я, внимательно слушавший этот разговор, понял, что, видимо, машину они взяли напрокат и что Лена очень счастлива.

- Рррав! – заявил я о своем присутствии.

- О, а это кто? – удивился Пончиков.

- Это наш Батон! – с гордостью сказала Лена, – и я его очень люблю!

Пончиков засмеялся:

- Тогда и я его обязательно полюблю!

От этих слов у меня все внутри потеплело… и я протянул Пончику лапу – в знак дружбы.

- Эх, будет у нас Хлебная семья! - Пончиков пожал протянутую «лохматость» свой сильной и дружелюбной рукой, и мы все вместе захохотали: он – громким басом, Лена – нежным перезвоном, я - переливчатым лаем.

Потом они стояли возле машины и все говорили, говорили и говорили, а я их слушал и слушал…

А когда прошло около двух часов и собачники с девочками скрылись в подъезде, начался сильный дождь, от которого мы не стали прятаться…

Под дождем мок Ленин букет, который она положила на капот машины.

Под дождем я начал пахнуть псиной - и они решили, что меня непременно надо помыть, а еще…

- Слушай, Батон, - вдруг спросил меня Пончиков, - а ты не хочешь жить с нами? Или это будет ущемлять твою свободу?

Я очень удивился и внимательно посмотрел ему в глаза.

- Ты можешь охранять нашу квартиру, – добавила Лена.

Смутившись от их доброты, я не знал, что и сказать.

- Гав, рр, ав! – наконец, выдал я.

- Что он сказал? – спросил Пончиков Лену.

- Кажется, что подумает, – перевела она меня.

- Вот и хорошо! – обрадовался он.

И мы дальше мокли под дождем, летним, бодрящим, принесшим удивительную легкость…