Очнулся быстро, но виду не показал. То, что я попал-таки в резиденцию Игуанны, я понял по запаху. Исключительно женский, многообертоновый. Так, наверно, пахнет в гареме, у монашек или амазонок.

Меня уже успели обыскать и почти раздели. Теперь моя задача – продержаться: зубами и когтями за свои семь жизней уцепиться. Потому что я ещё не успел с Дагмаром поговорить... И...я чувствую, что должен Игуанне что-то. Участие, что ли, внимание?.. Пока не понимаю – изнутри поднимается само. Ладно, пусть оформится. Кстати, насчёт инь-ян!: если женщина яростно размахивает битой, мечом, букетом или аргументами – это ян. Такие вот правила игры. Игги, как же ты выкручиваешься? Интересно! Или ты – без правил? Я тоже умею с недавних пор...

Пальцы с острыми коготками провели мне, слегка царапая, по груди, поиграли на горле, очерчивая клеймо и больно ударили по щеке:

- Открой глаза.

Я увидел лицо Игги над собой, вверх ногами, со злой улыбкой.

- Ох, как давно я мечтала это сделать.

И, прежде чем я успел что-то понять, вздёрнула меня за подбородок и свернула мне шею.

На второй счёт, едва я сделал первый вдох, как тут же моя грудная клетка была раздавлена страшным ударом. Я захлебнулся в крике и боли с кровью.

На третий раз я заорал:

- Стой!- вскинув руки, защищаясь. Звякнули цепи, я увидел недовольство на лице Игуанны и выпалил:

- У меня всего семь жизней! Было.

- Уже сказали,- мрачно ответила она.- Придётся выбирать самое интересное...

- Аннушка, хотя бы объясни – за что?- я использовал простой тон и искренний взгляд.

- Сам знаешь.

Непробиваемость.

- Ты хочешь извинений от такой мелкой ерунды как я? Они тебе нужны, ледышка? Зачем тебе извинения раба, игрушки? Или ты мессиру мстишь?

- Заткнись! Нужен мне твой мессир, как вчерашний день!

- Не убивай меня, не надо! Видишь же, меня просто послали на задание, на коротком поводке! Я тебе завидую: ты такая свободная, сильная. Ты теперь сама решаешь, кого убивать, кого любить, кого бросать...

Меня хлестнули по лицу, до брызг крови из разодранной скулы. Ага, попал-таки в больное... Женщина.

Игуанна скомкала прорвавшуюся эмоцию – на неё смотрели её воительницы. Элегантно поправила сползшую накидку и отошла к столу, словно забыв обо мне.

Я сел возле тонкой витой колонны, к которой и был прикован. Пять суровых девиц смотрели на меня, как на воплощённое мировое зло. Я спокойно наблюдал.

Игги шелестела бумагами, отдавала приказы посыльным, выслушивала подходивших ведьм, бралась за древние фолианты, размышляла, откинувшись на подушках и поедая сладости.

Я рассматривал текущий процесс, давя в себе приступы ужаса. Ледышка разносила мир по щепочке! Равномерно, не торопясь, нудно стягивала сеть затхлого инь.

Как часть декора, я расслабился, закинув руки за голову. Потому что мне внезапно стало всё равно. Всё. Я выпал, безразлично и тяжело глядя на пустые движения вокруг.

Игги словно почуяла, обернулась, скривившись:

- Заскучал?- она подошла, я встал на ноги. Не интересно играть по стандартному сценарию... Хотя, плевать...

Ледышка подошла вплотную, потёрлась о меня бёдрами; за волосы подняла мне голову, чтобы я смотрел на неё – ростом я был Игги по-плечо. Её рука томно забралась в мои штаны, обхватила в горсть:

- А если тебя кастрировать, что от твоей гордости останется?

Я не ответил, зная, что унижать она умеет, да только...

- Ты не будешь мужчиной, если лишишься предмета этой самой гордости!..

- Наличие груди и вагины женщиной ещё не делает,- тихо сказал я.- А уж - член...

Она зло сжала пальцы, и я задохнулся от боли, вскинувшись на цыпочки. Опалило магией! Игги дёрнула рукой страшно, но я не почувствовал того, что ждал. Ледышка содрала с меня брюки, издевательски хохоча. Гладко. Аки ангел. Я пожал плечом безучастно. Ну и?..

Нарвался на ледяную, утопленную ярость. Лучше бы ты на меня просто накричала, скинула душившую теперь эмоцию. Ты закрылась от мира, объявила ему войну, такому нехорошему, где никто тебя не любит и не понимает.

- Окружила себя рабами, слугами, почитателями, фанатичками. А любви всё нет и нет?

Ну, Аннушка, ты же такая у нас умная!..

- Я сама её возьму,- прошипела она мне в лицо.- Когда тихо разрушу всё, растворю все чувства, не оставлю ничего, всё утоплю во тьме. А потом сама всё сделаю заново по своим правилам и желаниям. Хочешь, покажу? Ты, пожалуй, сможешь оценить – столько веков ошивался среди Других... Могу сделать из тебя женщину, будешь мне прислуживать.

Я поморщился снисходительно, и когти вцепились мне в затылок:

- Верно. Ты ведь уже символ, Дагмарова игрушка. Я буду владеть тобой и это будет намёк кое-кому...

Она изящно обвила мою косу вокруг запястья и толкнула меня в спину. Я шагнул, и мы оказались над мощным помещением, вырезанном в туманном мареве. Тёплый воздух поднимался от тысяч и тысяч тел стоявших и сидевших в трансовом состоянии женщин. Бормотание формулы-молитвы гудело в глухом пространстве, ворочаясь ощутимо в свадхистане.

Я начал задыхаться, дуреть и только значительным усилием остался в сознании.

- Сила, правда? А эгрегор всё растёт..

Игги вытолкнула меня в темноту. Липкую, холодную, сдавившую со всех сторон, протёкшую в уши, зрачки, нос, поры, анус. Я запаниковал, но всё вязло в студне мрака.

Ещё толчок и передо мной: моя мама, укоризненно молчащая, моя королева Анна с полными слёз глазами, моя Рената, испуганная, потерянная. Я почувствовал себя ничтожеством, ублюдком, бросившим их, виноватым во всех их несчастьях, подлецом, обязавшимся их оберегать, защищать, обеспечивать и сбежавшим, как последний мерзавец!.. Это было больно. На миг. Я напомнил себе, что они – сильные женщины, которые решают сами. И я тоже решаю сам.

Под покровами вневременья, здесь творилась древнейшая женская магия, создавались идеи абсолютизма матриархата, феминизма, извращённой женственности. Всё это окружалось множеством мелких деталей, вещичек, условностей, имиджей; слова-пустышки, жесты-паразиты, штамповки мыслей, цветной песочек желаний, пузыри мнений... Кружилось, вертелось, мешало осмыслить, почувствовать всерьёз, лезло, сбивало, тянуло, верещало, убеждало, лгало, наивно хлопая приклеенными ресницами.

Я здорово повеселился, с привкусом горечи, глядя на мужчин, заблудившихся в этих бирюльках. Они сами включались в этот бизнес, всерьёз убеждённые, что помогают и делают деньги, теряли мужественность, расплывались, рисовались, кривлялись, охотно принимали роли маньяков-насильников или инфантильных существ, грубели, дичали или истончались до маразма. Такими очень просто манипулировать. Но таких противно любить. Какофония смыслов, паутина паттернов, дебри гибельных схем поведения. Глубокое заражение...

- Ну, как?

- Оценил. Познавательная экскурсия. Только, мне-то что?

- Когда все ваши правила полетят в никуда – будет что. А сейчас я хочу поиграть в игру мессира...

Старая сказка... Ну, хочет девушка воплотить нереализованные желания в действительность!

Чего же она так бесится? Мстит мессиру, что Тот не заметил её любви, оказался не таким, как Игги себе представляла учителя-мужчину с нимбом? Мстит мне, потому что я всё ещё с Ним? А надо было всего лишь ждать, терпеть и забыть себя...

Вот и терплю: вжимаюсь щекой в угол, на котором меня распяли, скриплю зубами и криво усмехаюсь, пока ледышка изображает мессира, полосуя кнутом мою спину. Энергетика не та, рваная, истеричная, на себе самой зацикленная, только бы выплеснуться и больше ничего. Просто месть. Просто отобрать у Дагмара Его право на развлечение. Неправильно ты, Игги, поняла наши с мессиром отношения... Да тебе и не было до этого дела. Ладно, это моя проблема...

Меня запихнули в крошечный пространственный карман, не доверяя цепям. Вот это мне не понравилось – я должен был быть поближе к Игги.

Затянул порезы, снял кровоподтёки, поднял скорость метаболизма, температуру. Скучно, обыденно. И стал раскачивать свою коробочку пространства. Смертельно опасное занятие, кстати, схлопнуться может в любой момент. Заодно проверил – есть ли ещё у ледышки задумки насчёт меня. Есть. Примчалась, выковырнула в свою реальность и пару раз хорошо приложила о стену.

- Ну зачем же так бить любимого мужчину?- посетовал я.

- Что?!!- пароксизм отвращения.

- Я всегда тебя уважал, восхищался стилем, чувственностью. Ваши дела, занятия всегда были для меня чем-то запредельным. Я однажды себе обещал добиться того, чтобы ты меня когда-нибудь заметила, а не только пинала, как вещь учителя,- я смотрел исподлобья, вытирая текущую из разбитого носа кровь.

Она услышала!! Не обернулась, но спросила:

- И в чём тут подвох?

- Понимаешь, вообще-то, без разницы кто меня будет бить, но с тобой...

Вот так. Пусть думает что хочет. Да, подвох. Но я хочу понять, что же тебя заставило это всё сделать, ваше высочество. Ты важна мессиру, Зи-Ра – это я понял. И моё задание – ключевое, иначе Дагмар не обратил бы моё внимание такими ограничениями...

- Маленькая дрянь,- её коготь упёрся мне между глаз.- Если хоть что-то не так, малейшее подозрение – у тебя осталось пять жизней. Меньше, чем у кошки.

Их и было меньше...

В кабинете Игги я тихо сел у стены. Через четыре часа ледышка жестом отослала своих ведьм, и устало вздохнула.

- Массаж делать не разучился?

- Недавно на Люци практиковался.

- Как он?

- Благодушно удивляется, что его перестали ассоциировать с дьяволом.

- Старик. Там на полке масла – разберёшься.

Она пошла отмокать в ванной.

Прогресс. Хотя, давно меня так не опускали...

Игуанна стала сильнее, жёстче за время отсутствия на нашем горизонте; но эта сила была и её слабостью, ограничением. Я тут понаблюдал, сложил некоторые концы... Всё можно решить силовыми методами, но разрушить не значит – понять.

Я повторяю и повторяю это себе, потому что чувствую, что боюсь. Очень большая ответственность. Словно развязывается старый узел.

Игги упала на кучу подушек, подгребла две под подбородок и щёлкнула мне пальцами. Я уже разогрел руки, разобрался в обширной косметике её высочества.

Нда, хоть профессию приобрёл, не пропаду...

- Почему Дагмар с тобой так?- спросила она расслабленно.

- Я сделал крупную ошибку и у Него теперь новый ученик, из восьмых,- враньё надо скрывать за правдой. Рецепт.

- Понятно,- протянула задумчиво Игги.

Конечно, понятно: прямо твоя история. Чтобы подойти к тебе ещё ближе, надо изобразить своё недовольство и озлобленность. Так? Так. Вот, ты заинтересовалась моим ворчанием, хмыкнула.

Я описал преимущества Зоа, что мессир занимается теперь только с ним, а когда я хотел сойтись с восьмым, Он отправил меня в Камалоку. Игуанна рассмеялась:

- Ха-ха, игрушки подрались. Ты славно врёшь, обезьянка. Тебя хорошо натаскали, но я тоже училась у мессира и у ещё более могучих... Ещё раз проведёшь аналогию со мной – пеняй на себя.

- Да, ваше высочество, вы учились у мессира. И закон обратной связи тоже должны помнить...

Я мог бы уклониться, её внезапно окаменевшие мышцы плеч показали, что она поняла мой намёк. Короткий удар в лицо опрокинул меня навзничь. Я сглотнул кровь, глядя в потолок. Красивая роспись...с мятликами.

Закончил массаж в молчании. На первый раз хватит. Если Игги меня ударила, значит, я снова попал в больное место. Извини, но я буду бить и бить в эту слабую точку, которую нашёл. Тебе не понравилось, что я напомнил о старых добрых временах, тебя разозлило, что я выволок на свет правило, что если тебя что-то бесит, значит – приглядись к себе, это отвращение не зря сидит саднящей занозой. Насколько ты сейчас ненавидишь, настолько ты тогда любила. Только ты не призналась ни другим, ни себе. А сейчас все расхлёбываем результат.

Игуанна понежилась на шёлковых простынях, зевнула, но её взгляд постоянно спотыкался об меня.

- Сбежать ты не сбежишь, и ковать тебя толку нет, но то, что ты тут спокойно сидишь...- ледышка скривилась.- Надо тебя озадачить, зверёк.

Она из воздуха достала две тонкие бумажные ленты:

- Спать будешь в ногах и осторожно, ленточки не дай бог порвёшь,- милая улыбка.- Руки за спину, зверёк.

Я взвыл. Это же придётся почти не дыша!

Но покорился. Если хочу и дальше с ней общаться, надо играть в некоторые её игры.

Её пальцы касались моих скрещённых за спиной рук, бумаги я почти не чувствовал, мешали и браслеты. Руки, плечи были напряжены, я боялся порвать невесомые путы.

Игги процарапала мне ногтем по позвоночнику, сказала в затылок:

- Если ты согласился на мои правила, значит тебе всё-таки что-то от меня нужно, дрянь такая. Ну, попробуй, поупирайся. А я поиграю, узнаю всё, что нужно мне, и не станет больше любимого ученика Дагмара...

Ледышка, довольная собой, откинулась на подушки, пнув меня к изножью.

- Шире смотри,- посоветовал я ей.- Мне ведь деваться некуда...

Получил подушкой в голову. Понял. Сполз, куда запихали, нежно-нежно примостился калачиком и задремал в полглаза. Вру. Сон не шёл. Сам себя загнал в ловушку: вот я тут заболевшую местью девчонку допекаю, а сам? В чём-то ведь надо и мне для себя признаться? Чего я не вижу? У меня странное отношение к жизни, словно я живу в нереальности. Нет, я слушал, конечно, лекции будды Татхагаты об иллюзорности, но жизнь мне кажется системой задач, которые мы должны решить, чтобы понять следующий шаг и задание. Просто я попал в оборот к Дагмару, который очень конкретно продемонстрировал, как эта схема работает. Тут уже вопрос о моей собственной лени и нежелании оставить прошлое в прошлом. Моя спокойная приспосабливаемость сыграла со мной дурную шутку: я перевёл негативные переживания и опыт в позитивные паттерны, не особо разбираясь. Теперь мне избавиться от этого вдвойне сложнее. Значит, не так уж много у меня было этих самых положительных переживаний; мы говорили об этом с Ренатой. Сестра-аватара очень просила перелистать детство. Найти того себя, обиженного или испуганного, и встать рядом, защитить, простить, показать, что мир не опасен и силы хватит, чтобы быть счастливым.

Скучно, верно? А мне – больно. Это моя жизнь. Можете смеяться, но иногда мне хочется умереть по-настоящему. Понимаю, что это банальный побег. Но порой так больно, что ничего кроме своей кровоточащей души не видишь. А говорят, что это не душа болит, а поверхностная личность дёргается, когда ей на хвост наступаешь.

Заскучала? Экшн хочется? Счас будет...

Их высочеству тоже не спалось. Мысли всякие лезли, похоже. Я спросил просто:

- Где сейчас моя сестра?

- Аватара? У «Гарпий». В охранницах.

- Издеваешься?

В меня полетела ещё одна подушка.

- Я скучаю по мессиру,- тихо признался я.- Как думаешь, привязанность к Нему ведь должна ограничивать нас в личностном плане?

- Наведённые эмоции, от которых надо избавляться,- прорычала под простынёй ледышка.

- Ясно, что это – испытание, ваше высочество. Только, негатива многовато. Вокруг столько честных и тонких ребят! Умная женщина – ценность.

- А умный мужчина – редкость. Где ты видел честных, ублюдок?

- Что, не встречались? Бедная вы наша, сочувствую...

- А мне надоели сказки про принцесс в высоких башнях! Сиди, как последняя дура и жди, пока какой-нибудь хищник не позарится на приданное и бесплатную кухарку. Теперь сама выберу. И любая женщина. А эти ваши мужицкие игры скоро канут в прошлое, как бесштанное детство.

- А-а, где всё измеряется длиной члена? А теперь чем будет? Длиной ногтей? Или пустячной болтовни? Миром будут править страшненькие, но умненькие ведьмочки, а топмодели пойдут в амазонки? Вспышку гомофилии при таком варианте учли?

- Это лечится просто.

- Как?

- Тебя в пример показывать буду,- она рассмеялась нехорошо. Тут Игги была непробиваема. Время шло и приходилось забывать об осторожности.

- Почему я не мог бы состоять в твоём личном гареме, о пленившая меня?.. От ненависти до любви всегда был один шаг.

- Не смеши меня, безделушка. Я знаю, что ты боец.

- Это комплимент?

- Не зли меня стандартностью. Надоел.

- Убей. У тебя хорошо получается. Всегда проблемы с мужчинами?..

- Надоел, ерундовина.

- И Дагмар надоел? Потому и сбежала?

- Ушла. Сама. Не напрягайся, не достанешь.

- Я не достаю, я хочу разобраться.

- Кто тебя просит?

- Ах, да, ты же взрослая, самостоятельная женщина, которая всё выбирает сама, сбегает от проблем и учителя сама, на других отыгрывается, да ещё весь мир виноват оказыва...

Игги меня лягнула, и я отлетел к стене. Поднялся, развёл освобождёнными руками. Она прошипела:

- Ты заполняешь собой вакансию шута. За неудачные шутки их бьют.

- Валяй. Кричишь тут о новых правилах, а всего лишь плохо копируешь Дагмара. На показ – одно, а внутри – ничего нового, только ещё и детски обиженное, озлобленное.

Не надо было так прямолинейно. Но времени не оставалось. Меня распластало у стены под тяжёлым взглядом Игуанны. Она подошла, кутаясь в простыню; присела рядом:

- Какая дикая зверюшка. Как я позабыла, что ты редко когда сдаёшься? Кто из нас двоих завис в детстве – ещё посмотрим, медвежонок...- ледышка потрепала меня по щеке, мило улыбнувшись.- Взрослые мужчины не играют в войнушки и секретных агентов. Они ищут свою половину. Семейным людям нет времени и желания возиться с всемирными заговорами, тайными обществами и прочими игрушками.

Я смог пошевелиться, но правое запястье оказалось напрочно приковано к стене. Я знал, что в таком состоянии от Игги можно ожидать всего, но сказал:

- Ты напомнила мне слова Клодии-Зи-Ра.

- Познакомился? С чего бы это?

- По-моему они с мессиром любят друг друга.

Ну!? Твоя реакция, Игги, и тогда я всё пойму!

Она меня избивала холодно и расчётливо, но в глазах полыхало такое, чему нет описания.

Когда ледышка отступила, я сыграл камикадзе:

- Что теперь? Помчишься мир уничтожать или суицидом займёшься, взрослая ты наша? Вот скажи миру, что он на краю гибели из-за чьей-то несчастной любви – не поверят.

Нет, не ударила. Стояла, глядя на меня, брезгливо морщась. Потом бросила негромко:

- Дурак. Он мой отец.

Я удержался, вздохнул глубоко, застонав от боли в отбитой грудине. Дурак. Без комментариев.

- Вернись ты к Нему. Переживает ведь,- пробурчал.

- С чего вдруг? Никогда не переживал. С недоумками всякими возился.

Ледышка с ноги ударила мне в скулу. Я не увернулся, но поймал тонкую щиколотку, сзади нарисовался Зоа.

Их высочество не улизнули – слишком было неожиданно и необычно. Я долго разыгрывал беспомощность, чтобы она расслабилась. В два шипа мы открыли ледышке кровь. Она завизжала, отмахиваясь, конечно, попыталась скользнуть в подпространство, но её кровь не пустила. Мы использовали мой трюк побега от кадий, к небольшими поправками. Вывернулись, схлопнули это пространство, разодрав щель в пятое с четвертью, используя силу Игуанны для этого. Она поняла, оборвала связи, заколлапсированные на ней, выхлестнула нить энергии, прошив насквозь Зоа, цепляясь за дальнюю цель, и рассекла меня. Но её остановила тонкая фигура, появившаяся на границе наших смертных усилий.

- Оставь мальчишек,- попросила Клодия-Зи-Ра.- Давай пройдемся, милая.

- Мам, ты что, Его простила?

- Он очень старался. Иди ко мне, горе моё.

Всё, мы лишние. Сказать, что мне было темно на душе, значит -ничего не сказать. Ненавижу все эти игры! Чувствую, сам скоро организую крестовый поход, как Игги, только под девизом: «Долой правила!». Я умер от ран. Воскрес. Вздохнул.

- Живой?- спросил меня Зоа.

- Мгм. Надо мусор за ледышкой убрать.

- Там уже разбираются. С мессиром во главе.

- Да, конечно. Как же иначе.

Брат встряхнул меня, обнял крепко, нашептал в ухо:

- Плохо выглядишь. Пойдём-ка и мы.

- Подожди. Сестру хочу найти.

- Мы её раньше выдернули. Она извинялась за ту импровизацию. Зато ловко сориентировала нас в ситуации.

- Тебя мессир зовёт, не слышишь что ли?

- Слышу. Не грузись, приди в себя.

Восьмой сгинул нехотя, я поёжился одиноко.

Мне ничего не хотелось понимать, от мыслей было больно. Больно было от желаний, больно от решений. От себя самого саднило невыносимо. Затошнило от всех нежностей.

Мне бы – в мягкое серебро с тенями. Да не думать.

Этого не получалось...

Я огляделся, вспомнил. Тут недалеко жили те, кому тоже не хотелось помнить... После взмаха руки за плечами взметнулись полы длинного пальто. Я полетел в метре над землёй вдоль каменистой тропы. Моросящий дождь навязался в спутники.

Оказывается у них семья, дождик. Боже, какой у меня беспорядок в голове! Почему я чувствую себя виноватым?.. Забравшимся в чужое? Оказавшимся не там и не тогда? И одновременно брошенным... Ненужным. Как в детстве.

Маленький замок серого камня с наглухо закрытыми ставнями. Вечером все ещё дома. Кто-то проснулся, кто-то вообще не ложился. Дверь как всегда открыта. Я спустился на нижний этаж, слыша их голоса, немного музыки. Они расположились в общем зале, не суетясь, потягиваясь, завтракая, прихорашиваясь перед выходом. Меня заметили.

- Леди и месье, в нашем блистательном обществе в кои-веки нарисовался Феникс!- возвестил знакомый голос. Нестройные приветствия его поддержали.

- Можно присоединиться?- поинтересовался я.

Мне налили бокал крови разбавленной вином, и я устроился в уголке на гробу какого-то ревнителя традиций. Вампиры в душу не лезут, потому что у большинства её нет. Большинства... Планы на ночь, бархат, шёлк, театральные жесты, декламирование вырванных строф, танцы стихийно возникающие и замирающие, рассыпающиеся вдруг. Стиль жизни нежизни. Аристократия ночи. Последний деревенский упырь за столетия превращается в утончённую вальяжность в таком обществе.

Рядом со мной сели, позёвывая:

- Явился ни свет, ни закат. Чего бродишь, неупокоенный?

- Не знаю, Винсент. Словно на две части развалился. Ничего не понимаю.

- Жизнь остаётся прекрасной, даже когда ты умер. Помнишь?

Я кивнул, катая в ладонях бокал.

Я завис в детстве. Игуанна права. Я ассоциируюсь у многих с игрушкой. Потому меня игры и бесят. Правила. Моё подсознание ищет лазейку, чтобы сбежать из этого правильного круга, потому я часто поступаю вразрез ожидаемому. Но сил не хватает, я разобщён, не осознавая направления, цели. Надо уметь брать на себя ответственность. Этого я всегда боялся. Всё ждал других, перекладывал на кого-то. Если оглянуться, то получается, что в одиночку я постоянно терплю поражения, делаю глупости и подвожу себя и других. Зато как марионетка в сильной руке или в команде я делаю и невозможное. Или нет? Я запутался. Не понимаю. Будто пытаюсь идти в две разные стороны одновременно!

Опустошил бокал в три глотка, посмотрел на Винсента.

- Маешься, Феникс, вижу. Живые приходят к мертвым, только если у них что-то отмирает. Чего-то ты боишься, не отпускаешь.

- Чего я боюсь? Винс, ты давно меня знаешь – чего я боюсь?

- Раньше ты смерти боялся.

- Я бессмертный, как и ты.

- Ха. Это я – да. А твоих смертей я навидался достаточно.

- Боюсь смерти? Мне уже говорили что-то... А. Что я боюсь умереть где-то просто и навсегда...

- Такие как ты просто не умирают. Ты достаточно непростое существо, чтобы незаметно исчезнуть. Ведь многое зависит от твоей личной точки зрения. А она у тебя есть? Или ты – вещь Дагмара? Вечная?

- Бунт на корабле,- я горько усмехнулся.- У меня ещё четыре жизни. Ты не завтракал?

По-детски красиво изогнутые губы из-за подпирающих их изнутри клыков словно окаменели. Винсент переспросил глухо:

- Это предложение?

- Да. До конца, Винс.

- Деликатес, мон ами. Хорошее вино пьют медленно.

- Доставь себе удовольствие,- я откинул волосы с левой стороны шеи.

Креол мелко облизнул губы, неверяще качая головой. Поверил.

- Дублёная кожа, пласты мышц,- он легко толкнул меня пальцами под ухом, заставив склонить голову, нащупал бьющуюся жилку.- Ты как зверь. Перед смертью будешь сопротивляться.

- Делай как удобнее.

- Ты не против встать к стене?

Я скинул пальто, встал, отошёл на два шага, уперевшись спиной в каменную кладку. Винсент подошёл, скручивая в жгут кусок шёлка:

- Извини, но это простейший суицид получается. Побег от проблемы её не решает.

- Это не побег, а шаг. Чтобы понять – куда он меня ведёт – надо его сделать. У меня в голове – пустота. Я хочу с чего-то начать. Пусть это будет – отношение к смерти.

- Ребёнок вышел в мир? Правильно. Смерти не надо бояться. Я могу показать её тебе, как часть тебя самого, а не наказание. Правильно.

Он привязал мне правую руку за спину, надорвал воротник у шеи и ещё раз внимательно посмотрел в глаза. Звучал блюз, мне казалось, что это мой любимый «Why does I feel me so sad». Винсент резко прижал меня своим телом к стене и прокусил шею. Ожгло болью, дёрнуло, по жилам растеклась жаркая сладость; я вцепился пальцами в спину Винса, чувствуя, что у меня встаёт. Я слышал его сухие глотки под моим ухом; колени свело дрожью. Он прижимался ко мне крепче влюблённого, его каштановые волосы с выбеленными прядками разметались по моему плечу. Тёмные точки взметнулись роем, звуки отплыли, вялость разжала мне пальцы. Кувырнулся на дне страх. Ноги занемели, холодно внутри. Я стал тихо сползать по стене, словно проваливаться в зябкую темноту. Винсент оторвался, поддержал меня, мягко усадил у стены, встав рядом на колени. Подбородок креола был залит кровью; я почувствовал сырой холод рубашки на груди. Мысли были чёткими, лёгкими, но тело их не слушалось. Конвульсивно крупно дёрнулось; вернулся страх, первобытный.

Винсент возвратил меня в действительность, похлопав по щеке:

- Это рубеж, Феникс. Дальше?

- Да,- едва разлепил губы.- Самостоятельное решение...моё.

- Тогда я не стану спешить.

Винсент привалился рядом к стене, зажимая мне пальцами вену под укусом.

- Не засыпай, мон пти. Немного вина, хорошо?

Я сделал несколько глотков сладко-терпкой жидкости из его рук, сказал:

- Я возбудился – это твои шутки.

- Пардон, рефлекс. Я не только кровь пью, Феникс, я тремя нижними чакрами интересуюсь. Знаешь, обычно они такие закупоренные... Застойная энергия – сгустками, фонтаном, как порченая кровь. А для меня это – сила для дальнейшей жизни, если так можно назвать.

Креол аккуратно поставил бокал на краешек гроба. Я поморщился, когда он нажал на рану. Она дёргала горячо, садняще.

- Обсосок – так вы говорите?

Винс недовольно ответил:

- Избавляйся от пошлости, мон ами. Умирать надо уметь достойно, не стесняясь.

Он склонился, мягко и настойчиво добираясь до шеи. Полоснул кожу в другом месте, на миг боли сжав меня намертво. Потом расслабился, глотая кровь, но я уже сам прижимал Винса судорожно к себе, испытывая странное наслаждение от близости его большого тела, склонённой мне на плечо головы, моего доверия и смертельной опасности.

- Винс?

- М?

- Я отдаю энергетику?- опять накатывала холодная слабость.

- Мгм.

- Мне приятно это делать... Я - сам или ты что-то навёл?..

Отстранившись на длину вытянутых рук, Винсент посмотрел на меня досадливо. Сглотнул кровь.

- Сам, сам.

- Хорошо. Теперь я знаю, что отдавать я умею и хочу.

Изобразив вежливое удивление и понимание, Винсент повернул мне голову и прокусил вену с правой стороны. Я зашипел от боли, но слабость стала огромной. Проскальзывали чёткие, яркие мысли, режущие прикрытые глаза. Изнутри поднимался смертный холод, разливался тряской дрожью почти не ощутимой. Вдруг я запаниковал, дёрнулся, хрипя, моргая закатившимися глазами. Заворочался в объятиях креола, тихо подвывая. Тот лишь нашептал успокаивающе, держа крепко:

- Тише, тише, мон пти. Умирать – это не страшно, это нормально. Умирают каждый миг; даже такие большие и сильные, как ты. Смерть – это красивый шаг в даль. Побег от личности, если ты – личность.

Он вытер мне с лица холодный пот и снова припал к шее.

После я ещё едва услышал:

- Ну вот, дурную кровь я отсосал. И прочее.

Мне чуть улыбнулось.

- Живучий какой...- сказали, снова нависая.

* * *