Пустнный вокзал бесцветен и совершенно сер. Мутные облака затянули небо, как чехол - от края до края и по швам, как будто на небе кто-то объявил санитарный день: солнца нет, христианский бог уехал в отпуск с секретаршей. По пустому перрону изредка пролетает перекати-поле целлофанового пакета и теряется в окружающей серости. Вокзал пуст. Ни одной живой души, ни голубя, ни бродячей собаки, даже пыль здесь стерильная и совершенно безжизненная. В таком месте не умирают от бактерий. В таких местах вообще не умирают.

Но здесь существует Девочка.

Девочка говорит богине Кали:

"Я вижу вокзал, Кали. Я вижу бесконечный вокзал, который растянут в вечности по всем семи измерениям, который обладает протяжением, но ничем больше. Здесь страшно, Кали. Но даже страх здесь не живёт, поэтому всё сковано. Это как электрический разряд ската, Кали. Он бьёт, он бьёт больно, а потом всё. Оцепенение. Здесь даже страха нет. Только оцепенение".

Богиня Кали полная бледная с короткой изящной копной красных волос. У неё три пары молочных желез - каждая в своём бюстгальтере. Наиболее упругие и маленькие верхние грудки спрятаны в бра из шкуры пантеры, грушевидная средняя пара покоится в леопардовом топе, а нижние дыньки уютно возлежат в бежевом лифчике для беременных: это явно груди кормящей матери. Богиня Кали смотрит вдаль и говорит Девочке:

"Поезд уже уехал. А билет только в один конец. Поэтому меня нет на перроне".

Девочка говорит:

"А перрон все равно пустой и серый, как будто там никого не было уже тысячу лет, все разложились в пепел и были развеяны, да и ощущение, что ближайшие лет триста никого не будет, а то и всю вечность - никого".

"Уже никого", - замечает Кали.

Она вертит в верхней левой руке Большой Энциклопедический Справочник, разрешающий сомнения и двойственность.

В нижней левой её руке скальпель. Им она отсекает эго, но девочке он не поможет.

Её верхняя правая рука огромна, в ней зажата головка чеснока, христианский крест, индаистская свастика, мусульманский полумесяц и осколок чёрного камня, между пальцами вставлены осиновые колы. Эта рука Кали росла последние сотни лет, не переставая, - эта её рука должна прогонять страх. Но девочке она уже не поможет. Девочка не боится: ведь перед ней не осталось неизвестности.

Нижней правой рукой с обилием пальцев Кали благославляет всеми известными жестами на исполнение желаний. Жаль только, что у девочки не осталось желаний.

Кали молчит и Девочка опять заговаривает с ней:

"Тебе нехорошо, Кали?"

Богиня отзывается нечленораздельным мычанием, и Девочка говорит стремительно и зло:

"Все дело в том, что вы смотались с этого вокзала. Вот поэтому он серый и пустой, и на нём вообще не осталось красного цвета. С тех пор как вы уехали, в мире не осталось красного света".

Три глаза богини управляют тремя силами: творением, сохранением и разрушением. Они также соответствуют трем временам: прошлому, настоящему и будущему. Кали поправляет очки пальцем, прикрывая средний глаз, и отвечает устало:

"Главное, что остался твой - рыжий".

Девочка бы топнула от досады, если бы могла. Девочка сдержалась бы и закусила губу. Девочка говорит:

"Рыжий не мой уже давно, я перестала пытаться хранить цвета в заточении. С тех пор ко мне прилип только какой-то сомнительно грязный болотно-зеленый, потому что его и даром никто не возьмет".

Кали прикрывает третий глаз и отвечает:

"Твой - навсегда рыжий. На моих вокзалах".

На шее у богини дешевенькое ожерелье из подросткового магазина: гирлянда стиллизованых черепков, грубо отлитых из залапанного мягкого металла. Видимо, её подкупило то, что черепов ровно пятьдесят - по количеству букв санскрита.

Девочка знает: дело в том, что Кали уже много веков носит оранжевые очки. Она совсем забыла, какой мир на самом деле. Но Девочка устала спорить. Даже это желание пропадает в оцепенении вокзала. Девочка не произносит этого вслух, но Кали итак это знает. Санскрит - кладезь мудрости. Богиня говорит:

"Не имеет значения что я вижу, только то - как я чувствую".

Девочка, впитывая в себя безжизненность каждой порой, говорит:

"Давай не будем о чувствах, Кали.

Я смотрю на свои ноги и вижу разбитый в кровь палец на левой - это упала на него бутылка хереса, а выше на подъеме правой стопы гематома, которая не заживает, потому что я обновляю ее снова и снова, через день, не считая выходных. Еще чуть выше правое бедро кажется начало разлагаться, а когда я поворачиваю таз и скашиваю глаза я вижу свежие порезы на заднице,

но самое страшное: я посмотрла себе на грудь и увидела что у меня разбито сердце".

Кали недовольно поджимает губы. Она была призвана уничтожать идею "я есть тело". В память об этом в её расшитой бисером сумочке, небрежно болтающейся на левом верхнем плече лежит человеческая голова. Сам человек, насколько она знает, ударился в индаизм, сознательно уничтожил собственное сознание посредством его самого и слился с великим Ничто, обретя высшее блаженство этого мира - отсутствие всего.

Человек предпочёл хотеть Ничто, вместо того, чтобы ничего не хотеть. И он получил, что хотел.

Кали восседает на несвежем мужском трупе, обращенном лицом в асфальт. На мужчине толстовка с капюшоном и широкие молодежные брюки. Он также призван символизировать бренность телесной оболочки. Хотя, может быть, это просто приятель, который её достал.

Девочка шатается из стороны в сторону, судорожно хватаясь за грудь скрюченными пальцами и всё повторяет:

"У меня разбито сердце, Кали. Сердце разбито, и это самое страшное. Можно жить без головы, можно жить без лёгких. С сердцем жить можно и не дыша. Но без сердца жить нельзя".

Кали мимолётно задумывается о том, есть ли сердце у неё самой, и, если есть, то одно или три, но быстро забывает об этом. Кали молниеносным движением облизывает свои красные-красные губы, откидывает со лба таинственный занавес смерти, который окутывает жизнь, и хрипло спрашивает:

"Кто же поднял руку на сей хрупкий артефакт? На твоё сердце?"

Девочка смотрит на богиню больным взглядом, глазами в обрамлении синяков с красными прожилками на веках, по краям, на белках, смотрит и говорит:

"Его постоянно пытались забрать, но я держала его в неприкосновенности: это как алмаз - стеклом не пробьешь; я не подпускала к нему никого из живших или живущих или даже зарождавшуюся во мне жизнь, но случилось так, что упившись хереса и потеряв бдительность, я начала икать и, специально-случайно - не знаю, выхаркала сердце себе под ноги, а потом стала кидать его куски вслед прохожим, которые и знать о нём не желали. И ни один, ни один из них не поднял его осколки. Шматы красного кровящего мяса ударялись им в лица, оставляя вонючие разводы, разбрызгивая повсюду кровь, но они делали вид, что не видят его..."

Девочка умолкает, подавляет стон или, может быть, икоту и продолжает спокойно, на одной ноте, но захлёбываясь даже этим монотонным голосом:

"А потом вокзалы, ветер, серый без красного, болотный нерыжий и эта вечная бумажка из-под шавермы, когда даже пепел едока уже давно впитался в землю".

Лицо Кали непроницаемо: оно прикрывает все три глаза и спрашивает:

"Тебе нужен красный или возвращение собутыльника? Хотя, догадываюсь, что это, виимо, что-то третье. Ибо не исповедимы пути. Ваши".

Девочка смотрит вниз, себе под ноги, возможно, на свою гематому или покалеченный бутылкой хереса палец и отвечает глухо:

"Думаю, что мне прежде всего неоходим хирург, тут очень много крови натекло".

Потом добавляет, всё так же, без тона:

"А кровь - зелёная".

Кроваво-красный язык Кали вновь метается по губам: он обозначает гуну раджас, кинетическую энергию вселенной, символом которых является красный цвет. Кали взаимодействует с физическим сердцем, в этой форме она называется Ракти-Кали, красная Кали, пульсация сердца. Но красота - не только очарование, это также ужас и даже смерть. Кали - недосягаемая красота, невознагражденная любовь. Красота непостижима, потому что не имеет формы.

Кали отвечает:

"Я, к сожалению, давно не я. И ни один из моих "я" даже в мечтах не был хирургом".

С определённой точки зрения, Кали говорит правду. Ракти-Кали не может взаимодействовать с зелёным сердцем. Зелёное сердце - не её юрисдикция. С другой точки зрения, конечно же, она сама - воплощение невознаграждённой любви, но правда тем и прекрасна, что гораздо вариативнее лжи.

Девочка говорит потухшим голосом:

"Видимо, я буду умирать вечно на вечном вокзале, где вечно не будет никого, и вечно нет красного света".

Потом говорит уже совсем другим голосом:

"Какая скука".

Кали символизирует вечную жизнь. Вечная жизнь имеет цену. Только то, что является бессмертным, может быть бесконечным, поскольку ничто не может изменить его природы. Смертный и переходный процесс рано или поздно закончится. Но девочка об этом не знает. Кали говорит:

"Увы, я не шут, я тот, другой, весьма похожий".

Девочка отвечает:

"Я не думаю, что меня стоит веселить. Я очень сомневаюсь, что мне необходим шут. Думаю, мне нужно настоящее физическое одиночество. А не метафизический вокзал".

Кали символизирует вечную жизнь. Вечная жизнь имеет цену. Только то, что является бессмертным, может быть бесконечным, поскольку ничто не может изменить его природы. Смертный и переходный процесс рано или поздно закончится. Чтобы извлечь пользу из вечности, которой является Кали, нужно принести в жертву свою смертную природу. Поэтому Кали обычному глазу кажется пугающей и разрушительной. Но Девочка об этом не знает, и поэтому, наверное, не боится её. А Кали говорит:

"Пусть будет так".

Девочка приподнимает голову и фальшиво-бодрым голосом говорит:

"Эй, Кали!"

Богиня вздёргивает бровь.

"Улыбнись немножко, а?"

Кали отвечает:

"Я устал".

Кали - многоликая Богиня, которая руководит жизнью с момента зачатия до смерти. Она символизирует силу вечного времени. Эта сила наполняет собой вселенную как энергия преобразования. Она действует быстро и не оставляет после себя никаких следов, вызывая радикальные перемены. Кали есть восприятие молнии правды, отрицающая все иллюзии. Она воплощает в себе творение, сохранение и уничтожение, вызывает одновременно любовь и ужас.

Кали исчезает.

А Девочка тем временем хватается судорожно за разорванную грудь, за зелёные ошмётки разбитого сердца и, поскуливая опускается на пыльный асфальт.

Ни одна песчинка не потревожена её падением, ни один порыв ветра не даёт ей знать о том, что заметил её движение.

Девочка знает, что Кали уехала уже давно, и её небьющееся сердце как будто свободно и от ужаса, и от любви.

Девочка закрывает глаза, сворачиваясь калачиком, но к сожалению не умирает.

Единственный пассажир на покинутом вокзале.

Отставший, уцелевший.

Одинокий.