"Дурака лелеют, дурака заботливо взращивают, дурака удобряют, и не видно этому конца... Дурак стал нормой, еще немного - и дурак станет идеалом, и доктора философии заведут вокруг него восторжённые хороводы" (с) Стругацкие
|
Фрейд и Ницше орудовали примерно в одно время, однако философ остался всего лишь литературной знаменитостью, тогда как семена психоанализа упали в благодатную почву. Дело в том, что современный человек готов на всё, чтобы избежать ответственности. Что вы! это не я - унылое жалкое ничтожество, это всё моя мать, которая в детстве мало кормила меня грудью. Конечно же, толстею не я, а моё неудовлетворённое либидо, которое заедает себя пирожными. И работаю я плохо не потому что я - плохой работник, а потому что у меня какая-то экзотическая фобия, мания или же луна висит таким образом, что работать нормально я не могу. Я не думаю, что кто-то долго и старательно убивал в нас инициативу. Я думаю, что система создала себя сама, выродилась из окружающего пространства, потому что её алкали. Сложная иерархия подчинения, паутина бюрократии, общепринятые условности и обозначения - всё построено ради того, чтобы не пришлось думать и отвечать. Ты не пускаешь поезда под откос, ты просто подписываешь бумагу. Ты не убиваешь нерождённых детей, ты просто заполняешь анкету. Ты не поддерживаешь войну в Ираке, ты просто покупаешь гамбургер. Нечёткое осознание причинно-следственных связей нынче не просто не осуждается, оно в моде. В самом деле, как можно было потерять себя во фрейдизме? Неужели есть смысл называть "человеком" то, что прорывается редко, то из-за чего потом краснеют? Гораздо больше человеческого, гордо-человеческого в том, что представляет из себя сознательная личность, мыслящая, а не давящаяся слезами, содрогающаяся в припадке или постанывающая в пароксизме удовольствия, которое не прервёт (не сможет прервать!) даже ради спасения души. Человеком, я считаю, стоит называть что-то, способное нести ответственность. Я считаю, что стоит быть благодарными за то, что у Ницше триста шестьдесят дней в году невыносимо раскалывалась голова. Его философия - порождение невыносимой, почти невообразимой боли - случай редкий, случай единичный. Из-за своей исключительности, однако, она идеалистична и нежизнеспособна, потому как пропитана отравляющей надеждой. Надежда в каждой букве и каждой строчке, надежда - как побочный эффект чрезмерных страданий. Ницше полезен не как литература и вовсе не как руководство к действию, Ницше - всего лишь один из немалого количества агрессивных элементов. Мы, элементы, нужны исключительно для одной цели - подперчить вашу луковую похлёбку. Мы раздражаем, а потому побуждаем. Мы - заменители инициативы. Возможно, мы и вовсе бесполезны, но наша диаспора существует внутри вялой популяции большинства и периодически выхватывает из неё отдельные особи, превращая их в себе подобных, в агрессивные элементы. Мы живём не лучше и не хуже, чем все. Иногда мы более жестоки и рассчетливы, но чаще более наивны и идеалистичны. Наша функция - раздражать, и мы выполняем её с переменным успехом, заставляя вас чесаться, если повезет, то до крови. И мы отвечаем за свои поступки. Мы, по крайней мере, пытаемся осознать их до конца. Мы бесполезно бьёмся лбом в пороги осознания, и в этом наш идеализм. Мы способны разбиться в кровь и разбить в кровь другого, и в этом наша жестокость. Мы осознаём происходящее, и это наше проклятие. Возможно, нам плевать на тех, за кого мы не отвечаем. Скорее всего, нам плевать даже на детей в Беслане и Африке. Однако если мы взяли на себя ответственность, то несём её до конца. Не потому что мы такие хорошие, а потому что иначе мы перестанем быть собой.
Postscriptum:Эссе-сыроежка
|