Представь себе, что ты сидишь на липком кухонном полу, широко раскинув ноги и изо всех сил вжавшись лопатками в плиту, чтобы не потерять равновесие и не завалиться на бок. В ушах звенит, а в глазах темно. Впрочем, и кухня вся серая, зловещая и полутемная, так как падая вы задели выключатель. Обеими руками ты прижимаешь к своей груди неистово брыкающуюся девушку, а из пореза на твоём правом предплечье течёт кровь. Из-за своего общего состояния (весьма неудовлетворительного), ты не можешь оценить масштаб повреждения по ощущениям, из-за обильности кровоизлияния не можешь сделать этого визуально. Тебе остаётся только гадать, успеет ли девушка успокоиться до того, как ты потеряешь сознание. Потому что если нет, она точно отгрызёт тебе лицо.

На самом деле, шансов у тебя гораздо больше, чем кажется. Во-первых, ты сильная и тренированная, переживала и более серьёзные травмы, еще ни разу не падала в обморок. Ты достаточно пьяна и малочувствительна, чтобы отсутствие болевых ощущений можно было не считать следствием серьёзной кровопотери. Во-вторых, в истерично бьющуюся в твоих руках девушку ты буквально несколько минут назад запихала несколько таблеток барбитуратов. Паршиво то, что даже если она успокоится до того, как ты потеряешь сознание (если это случится), лекарство в сочетании с большим количеством алкоголя может её убить. Пепельный затылок красавицы въехал тебе в подбородок и, кажется, рассёк нижнюю губу. Серый потолок как будто сместился вниз и вправо, а за окном промелькнула красная вспышка. Ноги отравленной девушки глухо стучат об пол, иногда задевая твои икры и пятки. Лужа крови под тобой медленно темнеет. Чёрт подери, и всё это происходит на твоей кухне.

Впрочем, семь минут назад ситуация едва ли была лучше. Семь минут назад, когда ты вышла из туалета, твоя подруга кинулась к тебе с диким воплем, и - что еще хуже - с ножом. Её лицо было искажено, и ты обрадовалась тому, что оно полускрыто растрёпанными волосами. Ты успела услышать: "Ты всё испортила!" и подумать: "Кажется, я что-то пропустила" прежде, чем тебе пришлось схватить её тонкое запястье левой рукой, а правой как-то прикрывать грудь, в которую она пыталась ткнуть свободным кулачком. Может быть, дело было в её истерике, а может быть в том, что её правая рука боролась с твоей левой, но ты поразилась её силе. Выкрутить кисть девушке, которая почти в два раза меньше тебя, неожиданно оказалось очень сложной задачей. Она всё никак не хотела выпускать нож, лихорадочно сопела, рычала, была страшной, поделенная поровну между желтым электрическим светом кухни и голубым полумраком коридора. Нож поблескивал в темноте, в нескольких сантиметрах от твоей ключицы.

Впрочем, порез тебе достался всё равно не от этого лезвия, и не от этой маленькой ручки. Когда ты поняла, что тебе не удастся превзойти её в силе, ты резко ослабила давление левой руки, почти отпустив её запястье, и одновременно присела вниз. Неожиданно лишившись сопротивления, подруга вся подалась вперёд и упала на тебя, нож пролетел высоко над твоим левым плечом и со звоном упал на пол. Пока она не успела поймать равновесие, ты развернула её спиной к себе и обхватила правой рукой поперёк груди, с силой прижимая к своему туловищу. Она неистово выгнулась и уронила вас обеих на пол. Вот тогда-то упавший со стола нож серой молнией полоснул тебя по предплечью.

Самое неприятное, что как раз этим вечером ты точила его, чтобы срезать цедру с апельсинов. Без сомнения, он острый, как бритва.

А этим вечером всё было в общем-то нормально. Подруга уже перестала плакать (хныкать, всхлипывать) и весело улыбалась тебе. Улыбка после слёз невероятно шла ей, а розовый ободок вокруг глаз делал её лицо только еще более трогательным и детским. Вы смеялись, не помню уже над чем, только знаю - это было что-то очень глупое. Она энергично размешивала ингредиенты коктейля в специальном стакане и он умиротворяюще сиял кремово-желтым, а в твоих руках порхал нож, превращая апельсин в изящные оранжевые кубики, которые позже должны были стать гарниром. Вот тогда, чёрт тебя дери, ты и решила, что пора поточить лезвие. Когда ты поворачивалась, чтобы достать специальный брусок, ты заметила, как её на розовой щечке ближе к подбородку подсыхает последняя слезинка.

Когда она только пришла к тебе, казалось, что рыданиям не будет конца. Даже трель дверного звонка была истеричной. Ты открыла, а она не вошла - ввалилась. Лицо её было искажённым, страшным, но она позволила себе завыть и выпустить поток слёз, только услышав как захлопнулась дверь. Наученная жизнью ты обняла её, но не слишком крепко, позволяя ей и прижиматься к тебе и отталкивать тебя. Лишь когда силы немного покинули её, ты позволила себе опуститься на корточки и стянуть с неё высокие красные сапоги на каблуках. Она прошла в кухню, низко опустив голову, с прилипшими к мокрому лицу волосами и, громко икая, выпила стакан воды. Дальше - дело техники, ты позволила ей немного успокоиться, умыла её и убрала пряди с такого красивого лица.

А теперь, когда она бьётся в твоих руках, изрыгая проклятья и нечленораздельные звуки, она снова давится своими волосами, харкается, кашляет. Впрочем, кажется, её усилия слабеют, а значит скоро она успокоится и уснёт. Или умрёт. Хреновы барбитураты. Чёртов наркоман. Вообще непонятно, как тебе в голову пришла идея скормить ей эти таблетки. Видимо, упав с ней на пол, кое-как усевшись возле плиты, с трудом сдерживая её, ты просто отчаянно искала выход, понимая, что долго тебе не продержаться. И таблетки попались тебе на глаза. А, самое главное, они были в зоне твоей досягаемости. Их несколько месяцев назад подарил тебе на день рождения знакомый наркоман, и как забавная шутка они всё это время стояли на видном месте, возможно, чтобы в этот вечер убить твою подругу.

С другой стороны, несколько часов назад она и сама не хотела жить. Когда она звонила тебе, она сказала это почти прямым текстом. Конечно, ты позвала её к себе. Для тебя было вполне понятным и естественным, что то, что вызовет у обычного человека грусть, депрессию или просто разочарование, способно повергнуть её в глубочайшее отчаяние. Также как ты знала, что сейчас ты будешь наиболее удобным для неё человеком. Человеком, у которого меньше всего шансов травмировать её.

Дело в том, что она всю жизнь жила в другом мире. Заметь, не "с раннего детства", не "с пелёнок", а всю жизнь. Обычно человек живёт своими ощущениями, увлечениями, работой, слухом, зрением, идеями. Она же живёт в информационном поле, создаваемом её окружением. Говоря проще, она прекрасна, когда все вокруг думают, что она прекрасна, и она несчастна, если другие думают так. Это не телепатия, не сверхспособность. Это невероятно тонкое чувство статуса и полная зависимость от него. Если обычный человек, побывав на концерте популярного певца, говорит, что ему там понравилось, он говорит это потому что ему понравилось. Если она, переспав с женщиной, говорит, что ей это понравилось, то она говорит так, потому что это должно было ей понравится, потому что это создаёт ей престиж и статус человека, получившего удовольствие. Именно так. Своих радостей у неё нет, у неё есть только осознание того, что ей принадлежит статус счастливого человека. Она живёт, чтобы выглядеть красиво. Она живёт, чтобы ей восхищались. И она не может позволить себе производить иное впечатление. В общем, она пустышка. Что придаёт ей невероятную силу, так это то, что она осознаёт свою пустоту, и умеет обращаться с ней. Господи, она первая красавица города, но с ней ни разу в паре не стоял симпатичный молодой человек! Она предпочитает уродов, стариков, закомплексованных - ведь с ними она всегда уверена в себе. Она не может позволить и мысли о том, что кто-то может назвать её некрасивой, несчастной, пустой, иначе в этот момент она таковой и станет.

В общем, в этот раз она нарвалась. Толстый, закомплексованный, прыщавый ботаник с армянским носом, которым она просто хотела поиграть, умудрился сделать её несчастной. Одно слово, один взмах руки, - и ей конец. Что поделать, если бедная девочка просто не могла себе представить простого проявления дружбы без сексуального подтекста. Тогда-то она и позвонила тебе. Ты приняла её, успокоила. Так, как только ты умела, потому что ты не просто позволяла ей быть лучшей, ты позволяла ей делать тебя хуже. Ты разрешала ей критиковать твою одежду, тыкать пальцем в твою уродливую прическу и отсутствие личной жизни. Просто для тебя это ничего не значило. И в тот раз, когда вы хохотали, готовя коктейли, вы опять смеялись над тобой. Она весело изрыгала унизительные слова, а ты нежно улыбалась ей в ответ. Потом вы выпили по несколько лонг-дринков, всё еще смеясь над тем, какая же ты неудачница, и тебе пришлось отойти в туалет, когда ты из него вышла, она накинулась на тебя с ножом.

Так ты и оказалась здесь, на липком кухонном полу, прижимая к себе руками и сжимая бёдрами уже засыпающую подругу, сидя в остывающей луже собственной крови.

Я смотрел на стоящую в тамбуре напротив меня девушку со смесью недоверия и любопытства. Она изящно откинула волосы со лба и как-то по-детски почесала повязку на левом предплечье. Кажется, она больше ничего не собиралась говорить, и я спросил её:

- А что потом?

- Потом... - она откинулась назад, коснувшись затылком стены, посмотрела на потолок, и перевела глаза к окну, - фенобарбиталом поверх алкоголя я повергла её в легкий коматоз до середины дня. Впрочем, на всякий случай, я вызвала скорую, и её увезли до того, как она пришла в сознание.

- И что же, она помнит, как накинулась на тебя с ножом?

- На самом деле, - ответила девушка, - я думаю, она сделала это сознательно. Не такие уж мы были и пьяные, чтобы сходить с ума.

Я почувствовал, как расширяются мои глаза. Чтобы немного успокоиться, я закурил, сделав две или три основательные затяжки, спросил:

- Ты до сих пор не знаешь, за что?

Она продолжала смотреть в окно. Ответила просто, спокойным голосом:

- Как раз сейчас я это отлично себе представляю, - сделала паузу, продолжила, - Своим визитом ко мне она окончательно всё загубила. Понимаешь, её утешал и поддерживал человек, которого она привыкла унижать. Фактически, она оказалась слабее, чем самый ничтожный из её знакомых. Естественно, она не могла себе позволить, чтобы это отравило её среду.

Я пытался понять, что скрывается под этим каменно-спокойным лицом, но терялся в безосновательных догадках. Любовь? Ненависть? Разочарование? Страх?

- Ты, наверное, теперь до чертиков боишься, что она придёт к тебе снова? Поэтому и уезжаешь?

Она улыбнулась окну.

- Мой отъезд стал бы для неё наилучшим вариантом. Как будто я очищаю её информационное поле. Думаю, она просто не придёт ко мне теперь, - испугается. Для неё мнение материально, и она боится, что я буду думать о ней плохо, - улыбка моей попутчицы стала очаровательно нежной, а глаза, глядящие в окно, немного затуманились, еле слышно она прошептала: - глупенькая ...