Алексей Рожков был добрейший и покладистый человек. Духом конечно же никто не решался назвать Ростовского паренька, но салагой звали частенько. Конечно же, на войне отношение между солдатами иные, нежели в мирное время, но, тем не менее, многие считали своим долгом куда-то послать или же чего-то заставить сделать Рожкова, принимая его безотказность за слабость характера.

Много ему приходилось бегать и в поисках еды. Еда была одной из главных валют и особенно заботила солдат, поскольку снабжение провизией вояк в республике происходило в большей мере методом самообеспечения, а говорило это о том, что большую часть продуктов питания военнослужащие часто получали не на полевых кухнях, а в результате реквизиций у местного населения. Тут что-то плохо лежало, в другом месте забрали силой…так и жили.

Рожков служил в разведроте.

В этот день они возвращались с задания. Измотанные, пробирались к своему расположению и свернули немного с маршрута дабы разведывать местность на предмет съестного.

Неожиданно, перед колоной солдад засвистело, в воздух подбросило камни, комья земли вперемшку с огнем. Повсюду защелкало, затарахтело. Очумевшие, забыв обо всем, салдаты бросились к первым попавшимся развалинам.

Частенько такое случалось, что информация о перемещение подразделений попадала к противнику.

В первые же минуты, большая частьсолдат попадала на подступах к укрытию, покрыв рваными телами, развороченый асфальт. Остальные, тяжело раненные,контуженные и более везучии, укрылись в развалинах пятиэтажки.

Раненый связист брызгая слюной неистово орал в рацию, моля о подкрепление, он не слышал что ему там говорят, он даже не слышал своего голоса. Но, очередное попадание прекратило связь, пробив в нем и в рации сквозное отверстие.

Бой продолжался около часа, из способных стрелять оставалось только несколько человек, один из них и был рядовой Рожков.

Он подбегал то к одному, то к другому.

Возле обрушившегося перекрытия, лежал сержант, осколочным ранением ему пробило артерию на шее, он хрипел, пытался ее зажимать рукой и брызгал кровью и таращил испуганно глаза.

Рожков подполз к нему, бросил автомат стал перевязывать. Он практически бессознательно пережимал артерию и закидывал руку приматывая ее к шее. Сержант в панике попытался отбиваться от него.

- Держись, держись, - только шептал Рожков.

Закончив перевязывать, он снова практически не глядя отстрелял пару очередей и пополз к другому, теперь он бинтовал голову. Так он по-пластунски по острым камням переползал то к одному, то к другому, периодически отстреливаясь.

Подмога успела подойти и взять огонь на себя. Рожков не реагировал на прибывшие новые силы. Он непереставая перевязывал, колол промедол.

За все время короткого боя он успел перевязать семнадцать человек.

Рожков, грязный, контуженый, был единственный, кто мог держаться на ногах. Он подбегал к врачам и слезно просил прощения, а те смотрели его зрачки.

- Простите, простите меня. Я не успевал вставлять бирочки под перевязку, не указал время.

Его пытались успокоить, объясняли, что какие к черту бирочки, ты герой сынок...

Рожков не понял, что ему сказали. Он отшел в темный угол, уселся на груду кирпичей и осмотрелся.

Растерянность была в его глазах...