Критик Группа: Passive | Публикация: Радуга, «Перина (Майское)» да я не умею конструктивно, а только так: Реальные девичьи чувства украшают этот рассказ. Проблески пережитого. Тяжесть перины, рука из воды, освобождение и печеная картошка, куклы. Логично то, что маленькая девочка была занята проблемами своего маленького мира, не ощущая войны рядом с мамой. Потому перина и мамина ласка – были самыми яркими воспоминаниями. В остальном – да, здесь только одна сторона войны. И для девочки она была именно такой: эвакуация, новый дом, голод, мама. С нее начинается рассказ: «Если бы, да кабы, да росли во рту грибы!». Любимая мамина поговорка. Когда спросили, что есть для меня война, ответила: «Моя война – это мама». – мне кажется, что вернее было бы поменять фразы местами. Не думаю, что поговорка в данном контексте натолкнула бы девочку на воспоминания о войне. Скорее, война привела к сравнению с матерью, а затем уже к поговорке и эпизоду… И вообще, кто спрашивал, вроде, не об этом эпизод. А был ли эпизод? Нет. «Растревожили мою память, разворошили, как потухший костер и разлетелись искорки воспоминаний» - говорит автор, и мы получаем: «Ранним утром на площади перед проходной химзавода, где работали родители, ждали нарядные автобусы, украшенные шариками и флажками» - выбран день первого мая, спрашивается, почему? Фраза про грибы здесь же вставлена просто так, поскольку ее надо было вставить, связав со вступлением. Яркости описаний первого мая, которые должны потом противопоставляться в памяти девочки во время военных событий, не показано. «Тот май радовал ранним теплом, зеленью, цветением» - да, необычный май однако, обычно ведь снег идет. Ничего нет такого, чтоб закрепило именно этот май в памяти девочки. «Челка подстрижена вчера вечером очень коротко, но ровно, как по линейке» - да, вот это особенность (допустим, ей впервые челку подстригли так). Ровно и по линейке – плеоназм. «Неделю мы готовились в садике к этому дню. Я приплясывала от нетерпения. …Вспомнился довоенный детский сад. В высоком доме, выкрашенном желтой краской. Из вестибюля вела лестница на второй этаж и упиралась в огромное помещение, служившее нам одновременно раздевалкой, столовой, спальней, игровой и учебной комнатой. Садик пропах киселем, компотом и еще чем-то сдобным, вкусным» - и к чему дано это описание? Где обещанная подготовка? «Садик пропах киселем, компотом и еще чем-то сдобным, вкусным. Праздничные колонны приходили в движение» - даже между абзацами должна быть связь, здесь ее нет. Колоны прямо из детского сада… «Колыхались флагами, шарами, транспарантами, нарастающими и переходящими в эхо звуками: «Слава советским ….» Сколько же лет было тогда моим родителям? Маме тридцать два. Отцу тридцать пять. Брату Кольке одиннадцать» - и что вдруг натолкнуло девочку/женщину вспомнить о возрасте? Опять не доработан эпизод. Колька не родитель. «Я ощущала, как сильные руки - рабочие, мозолистые – поднимали меня над головами» - рассказчика перевирает. Она не могла ощущать мозоли на руках и тем самым местом, которым на плечах сидела, да и не думала бы о них в том возрасте. Так что «рабочие, мозолистые» - здесь для красоты словца (пустой) штамп. «Я ощущала, как сильные руки - рабочие, мозолистые – поднимали меня над головами. Колька тощий и несуразный, с цыплячьей шеей и оттопыренными ушами» - опять утрачена связка. Может, она вспомнила, как видела с верху Кольку? Нельзя же все время использовать параллельную связь между фразами, их надо соединять. «Широкая кость досталась мне от матери. От ее высокой статной фигуры веяло здоровьем и надежностью. Я вспомнила скуластое лицо и чуть раскосые удлиненные глаза. Густые волосы, недавно остриженные в модное «каре». Спустя столько лет, на меня нахлынуло чувство спокойствия, защищенности и успокоения.» - временная ловушка. То говорит девочка, то вспоминает женщина. Веяло тогда, вспомнила сейчас, а еще спустя столько лет нахлынуло. Спокойствие и успокоение – тавтология. Дальше начинается действие. «Мне, маме и Кольке предстояло отправиться в эвакуацию» - первую часть фразы говорит девочка, а вторую женщина. Кстати, слово «эвакуация» мелькает в этой главе так часто, будто читатель с первого раза не запомнит. «Эвакуироваться предполагалось за Волгу на пароме. Время отплытия – пять часов утра завтрашнего дня» - неживая речь. Не эвакуироваться, а переправляться, путешествовать даже (для девочки это путешествие). Вторая фраза вовсе в настоящем времени (то есть, говорит это девочка?). Пять утра можно было упомянуть не для справки. «запас провизии» - здесь и дальше эта «провизия», как и эвакуация, должна создавать атмосферу войны? Нет, женщина бы сказала продукты или еда. «Несмотря на теплую осень, решили зимние вещи одеть на себя» - «несмотря» - выражение не для художественного текста. «Солнце еще не взошло, все было в серой дымке: небо, река» - и все, и небо, и река. Все – лишнее, как и двоеточие. «Матрос на пароме бессильно развел свои. Все. Конец. Так Богу угодно. Так тому и быть» - конечно, нужно было сделать паузу, но не четырьмя предложениями, дублирующими друг друга. «Мать замахала руками. Матрос на пароме бессильно развел свои» - своими, во-первых, а во-вторых, руки матросу можно было вернуть, соединив два предложения. «Тонкая полоска рассвета наметилась у горизонта. Слилась с темной водой, в миг ставшей алой» - почему предложение разделено на два? «Мы были живы. Солнце взошло. Что-то сжимало до боли. Руки матери» - дробление должно иметь смысл. Например, живы – солнце взошло – идет утверждение жизни. Но между солнцем и болью – связь утрачена. «Это был мир, вечный, как данность. Бывший годы до нас. И будущий таким же без нас» - к данности просится существительное, например, данность вечности. Если бывший еще, скрепя клавиатурой, допустимо, то будущий - употреблено неверно (лес, следующий за нами разве?) «Колонна беженцев следовала в эвакуацию» - беженцы – стихийное явление, здесь была организация. «Те, кто мог передвигаться своим ходом – шли» - остальные шли, ясно, что могли передвигаться, тавтология. «Конные всадники сопровождали стадо племенных коров. Холеные, упитанные в прошлом, сейчас они напоминали ходячие скелеты, обтянутые свисающей клочьями кожей». – кто они, конные всадники? «Это голодные волки следовали на отдалении, в ожидании падали» - преследовали, поджидали. «Нас встретил военный с усталыми глазами. Махнул рукой в сторону колонны: «Присоединяйтесь». Шли медленно, нагруженные поклажей, стесненные теплой одеждой» - где встретил, кто шли? Может, пошли, когда присоединились. «Я валилась с ног, еле двигалась, тоненько скулила, всхлипывая. На горящих щеках коркой застыла грязь. Слезы ручейками прокладывали по ней извилистые дорожки» - девочка и женщина не могла видеть себя со стороны: грязь, ручейки, дорожки. «Треск в кустах. Да шорох падающих листьев» - здесь по конструкции нужна запятая. «Все смешалось и закружилось, как в довоенном калейдоскопе, водовороте картинок и звуков. Последнее, что промелькнуло в сознание – алая вода, рука, обращенная к восходящему солнцу» - в довоенном калейдоскопе не было алой воды и руки, да и калейдоскопа вообще не было. Она сознание потеряла? Ну явно не засыпала. «Озерцо среди деревьев поблескивало зеркалом. Отражало прибрежные деревья…» - нужна запятая вместо точки. «Люди и животные собрались у озера. Вода утоляет, исцеляет, дает силы. Освеженные лица обрели черты и эмоции. Проступили робкие улыбки» - люди и животные улыбались друг другу… «Коровы, напившись, стояли в воде, глядя грустными глазами, создавая волны, как маленькие корабли» - взглядом создавали волны… «Это ощущение трудно описать. Я освободилась. Стала невесома, как птица» - зачем писать трудно и все же описывать? «Нас встретил мертвый поселок. Покинутая немецкая колония. Хозяева, этнические немцы, годами жившие на берегу Волги с давних времен, были депортированы» - следствие перед причиной, нужно наоборот. Поселок не мертвый. Ходики идут (а их надо заводить каждый день, значит, времени не так много прошло), куры тоже живые. «Мебель, посуда, кухонная утварь, все на своих местах» - посуда - это кухонная утварь «Я закружилась, прижимая сокровище к себе. Налетела на маму, стоящую задумчиво у фотографии на стене» - мама стояла на стене? «я ловлю себя на том, что вижу ее глазами меня теперешней, взрослой женщины» - не глазами меня, а своими глазами «Дом оказался пригодным и удобным для жизни. Имелись печь и водяной котел. Даже чулан с провизией.» - а дальше: «Имелись теплые вещи, кое-какая утварь, остатки съестных припасов из немецкого чулана и … бабушкина перина» - удивительное однообразие описаний… «Волчьи шкуры принимали, и даже платили за них» - что шкуры принимали? «Там ожидали две новости, обе плохие: похоронка на отца и разрушенный дом» - что две и что плохие ясно. Первая часть фразы лишняя. А вот тут двоеточие бы не помешало в описании барака: «Пришлось поселиться в деревянном бараке. Длинный коридор. Фанерная дверь в комнату с дырой вместо замка». «Мать вернулась на Химзавод, на производство снарядов. Вот тогда-то в нашу жизнь вошло слово «каустик». Противным запахом. И трагическими событиями, произошедшими в связи с ним» - каустик, получается, входит в текст дважды. Оставить во второй раз – каустическая сода «Вокруг не души» - не души камыши. Ни души. «Топка пылала жаром. Источала сладковатый запах. Являла собой страшное зрелище» - дальше ведь будет описание, слово «страшное» страшнее его не делает. «Чувство нереального сновидения, кошмара, когда ноги становятся ватными. Волосы шевелятся на голове» - ну собраны все возможные штампы. Думаю, в эпизоде с поездом рассказчица должна была больше поставить себя на месте матери или вообще убрать «влезание в шкуру». «Мария заторможено, как в кадре замедленной съемки, обернулась» - это сейчас замедленная съемка всем понятна, а было ли это в восьмидесятые? «Бросилась в ночь с идущего на ходу паровоза» - идущего на ходу… «Она завыла в голос» - а можно про себя? «Я взяла стремянку. Поднялась в антресоль. Долго пробиралась сквозь нажитое годами» - ну если «в антресоль», то ясно почему пробиралась, ползла ведь. «Вот она, у самой дальней стены! Бабушкина перина! Не пойму, почему так разволновалась?» - не наоборот ли действия: разволновалась – полезла. Перина – образ хорош, связанные с ней чувства тоже ясны, а текст рассыпается. Иногда он похож на несвязное перечисление обрывков воспоминаний. Отрывочность эта не создает напряжения, как и восклицательные знаки. Куда уж лучше достигает эффекта рука из воды, та же перина поверх шубы, запах каустика. Волки, худые коровы (кожа да кости), уютный дом – описания слабые, без индивидуальности. Воспоминания всегда интимнее, чем их пересказ, а пересказ должен быть связаннее для рассказа.
|