Из цикла « С Тобой и без Тебя»

Недлинные, но частые
Цветные сны мои
Уводят в край, где счастье мы
Делили на двоих.

Эх, растянуть на годы бы
Цветные сны мои,
Ведь в том краю, в том городе
Нам сорок – на двоих.

Отчётлив, как сегодняшний,
Там в ласковых глазах,
Блеск облаков, что гордо шли
Так много лет назад.

Не лёг ещё на плечи нам
Грядущей ссоры груз,
И мы, еще беспечные,
Бредем сквозь чью-то грусть,
Сквозь чье-то «жить не хочется!»,
Сквозь злое «не приму!»,
Сквозь чье-то одиночество –
Навстречу своему.

Весенний снег – как кашица,
Но нам не жаль зимы,
Весь город домом кажется,
В котором – только мы.

Вот-вот кивнет нам шпилями
Старинных зданий лес,
Вот так (ты помнишь?!) жили мы
В предчувствии чудес.

Тот год – как миг – был короток,
Он не займет листа,
Других ласкает город тот,
Другим он домом стал.

Так почему ж столь частые
Цветные сны мои
Уводят в край, где счастье мы
Делили на двоих…

АЭРОПОРТ-РАЗЛУЧНИК

Мне нескоро доведётся снова,
Угощаясь самым сладким ядом,
Охмелеть легко от полуслова,
Полужеста, даже – полувзгляда.

Наша встреча – тоненький огарок:
Догорит,…погаснет и – исчезнет.,
И она же – лучший твой подарок
Мне за то, что, пред тобой я честен.

Только ты мне – из надежд надежда,
Что не даст залезть в запой иль в петлю,
Потому и маюсь я так между
Встречами,…когда же нам допеть их?

Вот динамик хрипло предлагает
Проходить в холодный накопитель,
Командир, уходит Дорогая,
Вы уж там… побережней летите!

* * *
Малыш, расстаёмся,
Как будто сдаёмся,
Ещё не остыв
И ничуть не устав,
Без нашего спроса
сейчас нас разбросит
веками хранимый
нелепый Устав.

Да, были мы вместе,
но станет мне местью
По каждый апрель
Приходящая боль,
Зря морщусь я постно:
Что – после? Всё поздно!
Как странно молчишь ты…
Малыш, что с тобой?

Бетонное поле
Так жутко, до боли
Разделит на два
То, что было одним,
Взметнётся «Як – 40»
И будешь ты скоро
С тем, кто и не ждет…
Тем не менее, - с ним!

Твой город, как странно,
Теперь – иностранный,
Меня, как чужого,
Приняв, не поймёт,
Когда прилечу я,
Вёрст в небе не чуя…
Динамик прокашлялся:
Твой самолёт!

- Прощай? - До свиданья!
Без слёз, без рыданий
Проходит мой праздник,
Уходит,… ушёл!
Без нашего спроса…
Курить, что ли, бросить? –
Так больно кольнуло,
Так не-хо-ро-шо…

Такие вот дела.

А фотоаппарат детишки утащили :)

Христос Воскресе!

Огненный змей взметнулся, разорвался на много змей, взлетел по куполу до креста... и там растаял. В черном небе алым Крестом воздвиглось! Сияют кресты на крыльях, у карнизов. На белой церкви светятся мягко, как молочком, матово-белые кубастики, розовые кресты меж ними, зеленые и голубые звезды. Сияет — X. В. На пасочной палатке тоже пунцовый крестик. Вспыхивают бенгальские огни, бросают на стены тени — кресты, хоругви, шапку архиерея, его трикирий. И все накрыло великим гулом, чудесным звоном из серебра и меди.

Хрис-тос воскре-се из ме-ртвых...

— Ну, Христос Воскресе... — нагибается ко мне радостный, милый Горкин.

Трижды целует и ведет к нашим в церковь. Священно пахнет горячим воском и можжевельником.

...сме-ртию смерть... по-пра-ав..!

Звон в рассвете, неумолкаемый. В солнце и звоне утро. Пасха, красная.

Угощение на дворе. Орудует Василь-Василич, в пылающей рубахе, жилетка нараспашку, — вот-вот запляшет. Зудят гармоньи. Христосуются друг с дружкой, мотаются волосы там и там. У меня заболели губы...

Трезвоны, перезвоны, красный — согласный звон. Пасха красная.

Обедают на воле, под штабелями леса. На свежих досках обедают, под трезвон. Розовые, красные, синие, желтые, зеленые скорлупки — всюду, и в луже святятся. Пасха красная! Красен и день, и звон.

Я рассматриваю надаренные мне яички. Вот хрустально-золотое, через него — все волшебное. Вот — с растягивающимся жирным червячком; у него черная головка, черные глазки-бусинки и язычок из алого суконца. С солдатиками, с уточками, резное-костяное... И вот, фарфоровое — отца. Чудесная панорамка в нем... За розовыми и голубыми цветочками бессмертника и мохом, за стеклышком в золотом ободке, видится в глубине картинка: белоснежный Христос с хоругвью воскрес из Гроба. Рассказывала мне няня, что если смотреть за стеклышко, долго-долго, увидишь живого ангелочка. Усталый от строгих дней, от ярких огней и звонов, я вглядываюсь за стеклышко. Мреет в моих глазах, — и чудится мне, в цветах, — живое, неизъяснимо-радостное, святое... — Б о г?.. Не передать словами. Я прижимаю к груди яичко, — и усыпляющий перезвон качает меня во сне.

И. Шмелев "Лето Господне"

У Воронина на погребице мнут в широкой кадушке творог. Толстый Воронин и пекаря, засучив руки, тычут красными кулаками в творог, сыплют в него изюму и сахарку и проворно вминают в пасочницы. Дают попробовать мне на пальце: ну, как? Кисло, но я из вежливости хвалю. У нас в столовой толкут миндаль, по всему дому слышно. Я помогаю тереть творог на решетке. Золотистые червячки падают на блюдо, — совсем живые! Протирают все, в пять решет: пасох нам надо много. Для нас — самая настоящая, пахнет Пасхой. Потом — для гостей, парадная, еще «маленькая» пасха, две людям, и еще — бедным родственникам. Для народа, человек на двести, делает Воронин под присмотром Василь-Василича, и плотники помогают делать. Печет Воронин и куличи народу.
Василь-Василич и здесь, и там. Ездит на дрожках к церкви, где Ганька-маляр висит — ладит крестовый щит. Пойду к Плащанице и увижу. На дворе заливают стаканчики. Из амбара носят в больших корзинах шкалики, плошки, лампионы, шары, кубастики — всех цветов. У лужи горит костер, варят в котле заливку. Василь-Василич мешает палкой, кладет огарки и комья сала, которого «мышь не ест». Стаканчики стоят на досках, в гнездышках, рядками, и похожи на разноцветных птичек. Шары и лампионы висят на проволоках. Главная заливка идет в Кремле, где отец с народом. А здесь — пустяки, стаканчиков тысячка, не больше. Я тоже помогаю, — огарки ношу из ящика, кладу фитили на плошки. И до чего красиво! На новых досках, рядочками, пунцовые, зеленые, голубые, золотые, белые с молочком... Покачиваясь, звенят друг в дружку большие стеклянные шары, и солнце пускает зайчики, плющится на бочках, на луже.

Ударяют печально, к Плащанице. Путается во мне и грусть, и радость: Спаситель сейчас умрет... и веселые стаканчики, и миндаль в кармашке, и яйца красить... и запахи ванили и ветчины, которую нынче запекли, и грустная молитва, которую напевает Горкин, — «Иуда нечести-и-вый... си-риб-ром помрачи-и-ися...» Он в новом казакинчике, помазал сапоги дегтем, идет в церковь.

И. Шмелев "Лето Господне"

Весь вечер смотрела фотографии. Листала письма, логи. Смотрела старые Клубные хроники. Знаете, какие были смешные первые записи там?
Хех... самая первая гласила:
"сикось накось!"

=)

Пока не было дневников - в эту ветку писали все. О том, как надоело болеть, делились впечатлениями, рассказывали о чем-то. Общались.
Общались все. Ваня Черточкин оставлял смайловые комменты, Наташенька с Липсицей ездили в таганрог, встречались в Саратове люди. В Новосибирске, в Москве, в Петербурге...
Постепенно складывалась система сайта.
Первое, что стало практически неизменным - цветовое оформление. Многие признаются, что и пишется им только в этих цветах. Привыкли.
Помимо ленты отзывов была еще Лента Сообытий, вроде... не могу вспомнить, как она называлась, там были комментарии всех веток-обсуждений на сайте. Её прикрыли как раз, когда сайт от обилия информации стал несколько пухнуть ;)

Множество фотографий, музыки, документов во вложениях, тысячи текстов, тысячи авторов...

Всем было интересно.
Всем хватало тепла.
Я скучаю по тем временам.
Как бы мы не ругались, не злились друг на друга, пожалуй - у меня нет в сердце зла ни на кого сейчас. Вообще ни на кого. Осталось только хорошее в памяти. Перелистываю фотки, и сердце наполняется щемящим теплом, улыбка сама просится на лицо.

Раз лето.. Два лето... три... Немеряно гостей перебывало в моей маленькой квартиренке.
С немалым количеством людей делился хлеб и кров - а законы гостеприимства для меня как-то..
не могу сказать, что святы. Но попирать их не хочется. Совсем по-другому относишься к человеку, когда видишь его лично.

Спасибо вам Всем.
Спасибо, что вы есть или были в моей жизни.

За все пять лет - спасибо и низкий поклон.

Митя, ты сделал большое дело несмотря ни на что.

весна добавила «толчёного» стекла
на нашу долю, мы заходимся от кашля.
родные дети стали вымученно старше,
что бы писать на стенах сажей слово Love
и посылать затем весну куда подальше.
у них есть право посылать, у нас нет прав,
мы улыбаемся и детям ручкой машем.

сошли на нет запасы стрел, запасы слов.
остались жажда и надежда, кто сильнее?
мы не успели, может дети и успеют
отправить к Господу и письма и послов,
навоеваться, принести домой трофеи:
сто тысяч вражеских отрубленных голов,
а после плакать и читать Хемингуэя.

да будет так! да будет как? да будет нам…
дома раздарены, раздеты и разуты.
на нашу долю не часы, теперь минуты,
подобно горсточкам «толчённого» стекла,
остались. мы доедем быстро на «попутных»
ветрах, просить того, кто строит вечный храм:
пусть не для нас, так для детей наступит утро.

После тяжелой трудовой недели самое то...
Можно закрыть глаза и подумать о чем-нибудь приятном

Вложение: 01 Costa Blanca.mp3 (3299 kb) 

Вложение: 05 One Dream.mp3 (3646 kb) 

Вложение: 13 Across The Rooftops.mp3 (3867 kb) 

К чему любить? Душа бездушна
И слишком тонкая для мира.
А жить внутри, в груди, ей скучно:
Стук сердца глушит звуки лиры.

дико хочу свою квартиру. хоть какую - но свою.
далеко от метро, близко...
квартиру. свою
сво-ю.
где бы найти клад, или наследство?
потому что если копить - я через 5 лет накоплю на первый взнос...

У меня опять появился блеск в глазах. Я снова вижу свет в конце туннеля. Это надо было себя так довести, чтобы это понять ))

Вложение: anita_coy_-_eto_li_liubov.mp3 (3416 kb) 

Вложение: lublu.mp3 (6286 kb)