и бился лбом паршивым академик
о юной нимфы гладенький лобок....
а день вязал на сплетнях понедельник
и заправлял булыжник поперек
скалы текучей горечью по парме
изжив себя, вломиться в кафетерий
упасть
и попросить дать одеяло
подкинутый в приямок позвонок
а очередь бубнит, клаксонит абрисы
гноятся на березах гениталии
на ярмарке придирок и скитания
разучены этюды и молитвочки
им всем отлично
пищу фальсифицировать
жевание в отверстиях для таяния
еще одна свеча без трута за труд
копейка оральная
плюгавой куцей- вещь аристократки
и это подается превосходно
когда все кабинеты кучей в ямке
и задники сапог тоску срисовывают
струя кует рассвет и пека хлещет
укрылась от анорексий питомица
чего попало, что вберет сукровица
на заднем плане снято
и раздавлено
с палитры вперемешку с глиной
авгуры
трясут в ручонках цинковые задницы
и бьется бровь, прыщавый нос втыкается

ничего не сломлено, если....
и мириады ублюдков кружатся на разных средствах и под разными предлогами
если ты не скажешь, они не будут трогать путь
если ты повернешься затылочные ноздри найдут свое барбекю
смоченные потом головешки водителей сунут
свои руки в щели
беготня стократно засиделась
седина простреливается одним жетоном
прямоугольники имеют продолжение
и углубление, и соответствующие проемы для
тебя и меня
спешишь их всех прикончить,
любимая жена....
курносый тент и облака гремят
но мы закреплены чрезвычайно прочно здесь
замечать длины и отпадания
большинства из ответов
я умею мычать, в случае растерянных жетонов
обратимся к фантазии
я разучиваюсь, я разучиваюсь, я разучиваюсь
падать на мышцы у мениска
ломаю хребет и ты обволакиваешь меня
никогда не сохнущими словами
-джимми, не может быть, что бы все сломалось!!!!....
но я погружен в колумбарий, музка,
я поддержан пыльными стогами с известью
эти жетоны, что у Тебя в кармашке
сойдут еще до следующего сезона
или до следующей жизни
ведь, ничего не ломается,
если....

она предложит на бархате сделать надпись....
когда совершенная тишина хером жеребца протыкается
ее голосом над, за и под пальмой
не доверяй встретившему Тебя солнечному удару!!....
она может быть мужчиной или из половых органов женщины
когда расплываются подвенечные плевы
в прудах, в которых вязнут, стоя, ложки....
и ты идешь, угольников заложник,
копать свою золу и пресмыкаться
попавшей в ротовую полость почкой
в одном из кусков флана на заднем дворе
ты увидишь свой дом и поспешишь войти,
при этом пробиваясь через жизнь на кончике пальца
акуратное слуховое окно и нить, которой оно украшено
зашивает обзор и срочно останавливает шуршание
всех буров в окрестностях мемориала холостяка
и возникает ложно тыковка- иного спутника
не твой ли это бархат, спросит тебя постоялец
и посмотрев на разбитый абажур и трусы, пропускающие член
в желтых пятнах
и не узнав в этом всем пристройку ко всем зданиям и пристройкам этих зданий
ты ответишь: нет, что вы, я хожу в робе....
и закрывая дверь незаметно только для самого себя прислушаешься,
как леди, укрывшаяся в твоей трудовой квартире
будет расписывать чей- то там бархат....

по- божьему праву, я право не знаю что делать....
они вполне прекрасны для соития, у них есть способ поиграть с яичками
и смотреть на фаллос серьезно и внимательно
обволакивая его и вращая
каждую часть изучая, когда их пряди падают тебе на брюхо
это не трах и отсос по-просту, это глубоко входит в челоека и действует сомой

это дополнения, это все отдельное пособие
но ночь колет себя, шлюхам дождь, и нет никого, кто бы стал рассматривать в спальне по- любви или без, хозяйство
в старомодных или новых спаленках
так или иначе- дождь наваливается
на адок нагибащегося и проливающего дождя....
малое возможно к исполнению
прошерстив по прессе, уплатив за газ, за электричество, за телефонные услуги
и все продолжает поливать
он человека смягчает, и позволяет ему быть пловцом, в собственном соку
мне нужна старомодная шлюха у двери когда ночь
закрывая свой зеленый зонт, как таблеткой в лун диод на ее оплату, говорящей: "дерьмо, мужик, ты мог получше музыку найти чем та, из твоего радио?? и наладить свой обогреватель, а??"
и всегда как кого- то вдру пучит от любви и прочего, прочего.... дождик мерно на нас сдрачивает туча
полномерный, потопный дождина
хорош для деревьев и травы в небо.... хорош он для холостяков и вдов
я бы отдал все, что угодно за женскую манящую ладонь сегодним мраком
они смягчают мужчину и покидают его
слушать
дождь

Rain
Charles Bukowski
a symphony orchestra.

there is a thunderstorm,

they are playing a Wagner overture

and the people leave their seats under the trees

and run inside to the pavilion

the women giggling, the men pretending calm,

wet cigarettes being thrown away,

Wagner plays on, and then they are all under the

pavilion. the birds even come in from the trees

and enter the pavilion and then it is the Hungarian

Rhapsody #2 by Lizst, and it still rains, but look,

one man sits alone in the rain

listening. the audience notices him. they turn

and look. the orchestra goes about its

business. the man sits in the night in the rain,

listening. there is something wrong with him,

isn't there?

he came to hear the

music.

симфонический оркестр.

грянул гром,

а они играют увертюру Вагнера

и люди покидают свои места под деревьями

и бегут в павильон

женщины хихикают, мужчины надеются взять себя в руки

сырые сигареты выброшены, Вагнер играется, и все они под

павильоном. даже птицы с задниц своих срываются

и вонзаются в павильонов проход,

и затем идет

венгерская рапсодия № 2 Ференца Листа

и все еще идет дождь, но взгляните,

один некто сидит в одиночестве под дождем

слушает

аудитория примечает его.

они поворачиваются и смотрят

оркестр идет по программе и без остановок

они получают за это зарплату

человек сидит в ночи под дождем, слушая.

с ним что- то не так,

не так ли??

он пришел слушать

музыку

There are sketches on the walls of men and women and ducks,
and outside a large green bus swerves through traffic like
insanity sprung from a waving line; Turgenev, Turgenev,
says the radio, and Jane Austin, Jane Austin, too.
"I am going to do her portrait on the 28th, while you are
at work."

He is just this edge of fat and he walks constantly, he
fritters; they have him; they are eating him hollow like
a webbed fly, and his eyes are red-suckled with anger-fear.

He feels hatred and discard of the world, sharper than
his razor, and his gut-feel hangs like a wet polyp; and he
self-decisions himself defeated trying to shake his
hung beard from razor in water (like life), not warm enough.

Daumier. Rue Transonian, le 15 Avril, 1843. (lithograph.)
Paris, Bibliotheque Nationale.
"She has a face unlike that of any woman I have ever known."
"What is it? A love affair?"
"Silly. I can't love a woman. Besides, she's pregnant."
I can paint- a flower eaten by a snake; that sunlight is a
lie; and that markets smell of shoes and naked boys clothed,
and that under everything some river, some beat, some twist that
clambers along the edge of my temple and bites nip-dizzy. . .
men drive cars and paint their houses,
but they are mad; men sit in barber chairs; buy hats.

Corot. Recollection of Mortefontaine.
Paris, Louvre.
"I must write Kaiser, though I think he's a homosexual."
"Are you still reading Freud?"
"Page 299."
She made a little hat and he fastened two snaps under one
arm, reaching up from the bed like a long feeler from the
snail, and she went to church, and he thought now I h've
time and the dog.
About church: the trouble with a mask is it
never changes.
So rude the flowers that grow and do not grow beautiful.
So magic the chair on the patio that does not hold legs
and belly and arm and neck and mouth that bites into the
wind like the ned of a tunnel.

He turned in bed and thought: I am searching for some
segment in the air. It floats about the peoples heads.
When it rains on the trees it sits between the branches
warmer and more blood-real than the dove.

Orozco. Christ Destroying the Cross.
Hanover, Dartmouth College, Baker Library.
He burned away in his sleep.

зарисовки на тех стенах мужчин, уток и женщин,
и снаружи огромный зеленый автобус сгибает свой путь как
безумие рожденное вихрастой толпой; Тургенев, Тургенев,
радио блеет, И Джейн Остин, Джейн Остин, добавляет
"я наметил рисовать ее двадцать восьмого
когда ты будешь занята"

он на грани экспозиции предельного ожирения и ходит без устали и перерыва,
семенит, ходит отрывисто; они добрались до него; и жрут его как муху с паутины
и глаз его затек красноватым оттенком агрессивного страха

знакома ему ненависть и отречение мира от, острее
его лезвия, и его матерая интуция как мокрый полип; и он
признает себя разгромленным, пытаясь, отрезав,
стряхнуть свою бороду с бритвы и в воду (как жизнь); недостаточно теплую

"у нее было лицо, как ни у кого иного, знакомого мной"
"и что это?? влюбленность??"
"глупо, я не могу быть влюблен. тем более она беременна"
я могу рисовать- цветок сожранный гюрзой; этот солнечный свет- проформа;
и рынки держат обувные запахи, и мальчиков голых одетых,
и все под некоторой всеобъемлющей рекой, некоторая перкуссия, немного путаницы
которой надо опутать храм меня и совершить дурманящий укус....
люди за рулями и красят фасады своих домиков,
но они- бешенные остолопы; один сидит в кресле куафера; скупает шляпы....

"мне стоит начертать Кайзера, хотя мне сдается, что он гомик"
"Ты все еще Фрейда читаешь??"
"да, на 299 странице лежит закладка"
она поправила миниатюрную шляпку и он застегнул две пуговицы под
рукой, сползая с кровати как усик из улиткиного домика,
и она пошла в церковь, а он решил что есть время и пес.
немного о церкви: проблема с маской заключалась в том,
что она не меняется.
так оскорбительно, когда цветы растут и притом не растут красивыми.
столь волшебно, что на дворике заднем креслице, без валика для ног и
живота и рук и шеи и рта, который покусывает
подобный концу тоннеля ветер.

он повернулся в кровати и задумался: я ищу, ищу частицы на
ветру. они порхают над людскими головами.
когда бьет деревья дождь он садится между веток
теплее и кровнее чем голубь.

он сгорел во сне

I say to my woman, "Jeffers was
a great poet. think of a title
like Be Angry At The Sun. don't you
realize how great that is?

"you like that negative stuff." she
says

"positively," I agree, finishing my
drink and pouring another.
"in one of Jeffers' poems, not the sun poem,
this woman fucks a stallion because her
husband is such a gross spirit. and it's
believable. then the husband goes out
to kill the stallion and the stallion
kills him."

"I never heard of Jeffers," she
says.

"you never heard of Big Sur? Jeffers
made Big Sur famous just like D. H. Lawrence
made Taos famous. when a
great writer writes about where he
lives the mob comes in and takes
over."

"well you write about San Pedro," she
says.

"yeah," I say, "and have you read the
papers lately? they are going to construct
a marina here, one of the largest in the
world, millions and billions of dollars,
there is going to be a huge shopping
center, yachts and condominiums every-
where!"

"and to think," my woman says smiling, "that you've only
lived here for three years!"

"I still think," I say,
changing the subject,
"you ought to read Jeffers."

Charles Bukowski

Сказал своей женщине "Джефферс был
великим поэтом. Задумайся над
названием. Быть сердитым на солнце.
Знаешь ли насколько это прекрасно"

"тебе нравится хандра в стихосеансах" она
ответила

"точно" я согласен, наливая новый пинт
когда другой уже заквасил
"в одном из джефферсовских стихов, не про солнце
женщина еблась с жеребцом, по причине
мужьей вульгарщины. вполне вероятный сюжет.
и муж идет кончать коня, а конь, в противовес
кончает мужа"

"не слышала я Джефферса ранее" сказала
она

"а знала ли Ты о Биг Сюре?? Джефферс
прославил Биг Сюр, как Лоуренс прославил Таос.
когда великий писатель справляет в текст свой адрес.
к нему приходит банда и все пригребает."

"так напиши про Сан Педро" решила
она

"угу", сказал я, "ты читала последнее в
прессе?? они собираются гавань сварганить
размеров наибольших на планете.
миллионы, миллиарды долларов, также
здесь присунут центр покупок, яхты и бунгало
где только можно и нельзя им торчать!!"

"сдается мне" мадам длит улыбаясь "что ты прожил всего
три года здесь!!"

"я думаю сейчас и все над этим" проговорил я
разменивая тему для беседы
"тебе стоит прочесть Джефферса"

в одном из кинозалов прокатывали вокруг эрегированной занавески
новую ленту, воспоминания декаданса, когда он имел еще место
сейчас, я жую себе гласную "э", под скрип картофельного суфле
и останавливаю подъем умственного напряжения
вокруг сеет катящая прямиком в меня
шум девочка на пыльненьких коньках
конькам здесь сухо, они ее сгноят!!
и я сижу, вытряхивая из уха коммуникационный снаряд....
она осведомляется моей мотивацией
присаживаться у красных рукавов в желудочном соке
я бы парировал
я бы парировал
но....
гид мой язычный был быстро во мне растворен
к чему затеивать склоки, под локонами рыжими, маргиналом
лежу, полизывю собственную шнягу
видимо в такой позе епитимия выдается после поста
постой, я стал гибок, я стал мудр, пока не дряхлый!!
она отламывала спинку от одного из кресел
звук потрясал глубиной и вдумчивостью
штуковина произносит что- то, то, что мы
привыкли носом шмыгая осваивать
в толкотне и распросах
почти "Паваной"
она кончает
и рвется поролон на две скотины
в падении на дно кинозала
в прошмыгнувшей гримасе
она улыбалась....
потом картина ошметков мениска достигла
затем пяток в пластмассовом сапожке,
и я постиг оргазм в опущенном моменте....
благодари себя и стряхивай
благодари кивай и злаковый
во знак беспомощности ровно издавать
спасибо, Миссис!!!!....

-лесть!!??

подхватив одну из беспечных граней
отвернувшись на жизнь рядом, ближе, неотъемлемо
отец вынимает из калейдоскопа памятниковый ранец
и держа девочку- и держит свою девочку
не падающую, обезсмысленны все падения
разжимающую альтовым сердечком покои
все устраивает свой метод расплывчатости
и запечетлевает себя в самой горке
из двух людей
не требуя резкости, и наличия костей,
воздействия затяжек на корпусе
травм и гортаней ортдоксов
перешагивает взад вперед в вольере
испестренном ближним портом; рыбьими потрохами
подернутом смехом сардоники; смехом лаская
провода жил под рукавами пиджака и сорочки
провожая жизнь туда, где мякоть не разобьется
не задев отделанный твердой породой порог гостем
отец держит девочку за лодыжки,
она обнята с четырех сторон
он приделан пятой
и вплетена возможная
мамья
девочка шагает в подпертом графиком
смертности листе бумаги
в его средоточии на подушках
реконструируются селезни, гаги, фламинго и водопады,
прочная каюта теплохода на орешнике
жившее когда- то колесо от драндулета
на котором чуть была слышна
на котором дети, дети, дети....
и теперь ее лодыжка
в его сухопарых руках
разрешенная галактика

магнит нанизывает замки
на основании леска
перед океаном откладывают яйца
апокалипсисы
подбираются ближе последнее меню занять
тощий шарик, обтянутый самим собой
сам собой разумеющийся угасая прыгает
ударяясь срыгивает последнюю уцелевшую
скорлупинку


письма не пишутся и не читаются почтальонами
столы размечтались о том, что бы не быть обосанными
или хотя бы излить с себя аммиачные щедрые слезоньки
не получается и племя одного идет в лубок обитания мокриц
Тебя нет слишком давно
и запирает на резинку лоб аутизм
на цепочку яичной памятки
на пригоревшее на и под
сковородой скороговорящего пламени- пуделя
Тебя нет слишком давно
и забывается как называются процессы
когда объясняют основные действия не допустить смерть при полном холодильнике
Тебя нет и близко.... Ты унижаешься перед высочествами
с длинными носовыми платками и подбородками и подбородками....
и в таком положении раскладывать потрескавшиеся реквием пластинки- замки
равноценно просто и невозможно
зато спина расширяется, бугорками, холмиками дрейфует
огромным грузом на маленьком танкере
качается щекотливая пуля
заполненная тараканами
полностью себя расходуя
рушится в океаны
без шлюпок
но с хлюпанием
это протыкание тени ссушенным зонтиком....
стихийное затягивание большого пальца в полость
кузнечика,
усами он чувствует правильность
обрывая себе ноги
подсластителем разлуки с мамочкой....

если хочешь, я с тобой оставлю
сморщенность резинки от бандажа
ежели путь скорый сдаст назад мне
рельсов маникюр и ярость угля
выбросив, я замолчу и вытворю
то, что забывают на маршрутах
"вызволите-вызвоните"
высуну головешку- оборвашку в галок каюту
и завоплю равно как встречный ветер
забьет мне пасть кляпом
надевая перчатки, вспомнится песня Суэцкого канала
она беспокойна, скучна и топчу уголь с манной
кашей, в отдельных от вагонов поездах
ужасает промывание ноздрей,
через них плетут свой путь сорины
старшего на день, секиры-спинки
если повернешься я войду
и мы почитаем в голосины
как Киото зиждет рё в раю
магнитные поля плюсуют мою пониженную самооценку
она присоединяется на этот раз к глотке
и отхаркивается в близлежащую кастрюлю с протерыми
воплями, с овациями удаленных глазок
они в свою очередь все собираются
сами по себе отращивают две гирьки
без моего руководства против меня
как привыкли
торс и кадык чередуют в сне зубчика
я ворочаюсь промежуточно, западая в пазы
облакатываясь и проглатывая лунапарки
всё за смещенный позвонок состава чьего- то суфляжа
ВСЁ за происшествия сооружать себя внутри Тебя под канонады
кромешных зевак, нам наплевать!!
мы наслаждаемся тем, что я- кочегар тупика
а Ты- тупик кочегара....

каждой листовке на улице
каждой
через раз пять, и поджоги
притихнут
клык раскупает текст
синтаксис глотает
в манифестах все одно
режется напильником алоэ
режет собой стекло
мальчик преподносит мне меня самого в плиссе
описявшись и отстранившись от последующего падения
я размечаю линии, выверяю, меряю....
для отмен, размена на поджарый бег
от кулисных ссадин, песьих служек....
Малколм, говоря все глубже
глубже стал
выше, растирая жом тряпья
грызунов нуворишей в грани стакана
ты прижмешь меня к остаткам по любезности
оторвешь из уст моих лоскут
пересохшей кожи и глазурь
стает на стоящем посреди ретроградной каденции;
калека одолжил Нам часть свободы
мы брезгуем брать силу с грязных рук
и воротник, как и манжет протух
но он был полон, он хранил листовки
и красил углубления от дырявого кармана
в карминный, вот, запекшийся оттенок
с голосом варана, и прытью
не успевшей умереть змейки
он живет больше Нас
сжимающих в полупарализованных губах
эскимо
нападающее на пустующих
нападающее на пустующих
нападающее на пустующих
нападающее на пустующих

таволга распутывает из силка птицелова
птицеед приобретает возможность удивляться
жертва распадается на ласки
ловчий крепит под стекло останки
вброшенный в лачугу, призадумался....
мог ли Ваш хозяин, сорных праведных зверьков под фундаментом
сидящих....
мог ли он поправить положение на вертикальное, сжимая тапочками
через семьдесят сантиметров деревянного пола
государство??
прекращается присутствие за сомой
за собой хозяин щупает с напылением
давно не использованный приклад
-пора б и мне стать маленьким,
допустим до уровня, когда нельзя
быть замеченным, быть
уничтоженным
предпосылки- куплет в медном хаосе....
**********************************************
вы приносите свежую почту и съедаете, смыкаете, свыкаетесь....
вы кромешная палитра пьяного экспрессиониста
с выделениями, нравственностей, фекалий.... мммм....
одернув черствую руку из ржаного хлебца
от глянцевой, утыканной чернилом страницы дат
хозяин переворачивается с одного боку на
ноги и наблюдает за
таволгой, запутавшейся выручая птицелова и его промышленных ребят....